– Я, пожалуй, спрошу ее. И, конечно, сообщу тебе.
Она почувствовала, что ему не терпится уйти. Бедный Эд. Он никогда не любил попадать в сложные ситуации, а теперь, похоже, влип сразу в несколько.
Оба поднялись, он обнял ее и поцеловал ее холодное лицо.
– Спасибо за выпивку, дорогая. Я дам тебе знать насчет решения с нашей стороны.
– Было очень приятно повидаться. – Она не смогла заставить себя передать привет Диане, просто не могла относиться к ней иначе, чем с неприязнью, помня, как она обошлась с Сид.
Она проводила его по морозу, дождалась, когда заведется машина, и ушла в обветшавшую маленькую столовую. В последнее время у нее всегда щемило сердце от тоски, когда из дома кто-нибудь уезжал.
Джорджи: «Да я бы запросто смог привезти в Хоум-Плейс почти весь мой зверинец. Лора мне поможет. Повезем их в ящиках на поезде. Кроме Риверса, конечно. Он поедет со мной. Знаешь, мама, я все думаю: было бы лучше, если бы к нам переехала жить семья Лоры. Гарриет заявляет, что не любит питонов. Заявляет она!» Последние слова он повторил, скривившись от такой маловероятной неприязни.
Элайза: «Главная причина, по которой мы не любим гостить у кого-нибудь, – это молоко».
Джейн: «Вкус у него всегда не такой, как у нашего молока. Он противный. Так что если уж мы обязательно едем, можно нам лучше оранжаду?»
Эндрю: «А мне хочется поехать. Люблю бывать в новых местах, это хорошая тренировка, потому что я стану путешественником, когда вырасту. Открою Восточный полюс и прославлюсь на весь мир. А молоко – просто девчачьи выдумки».
– Мама, он такой глупый! Как ты его только терпишь?
Гарриет: «Мам! А как он узнает, что у нас теперь другой адрес?»
– Рождественский Дед всегда знает такие вещи.
– Тогда ладно, но как?
– Ну, вообще-то это мы ему сообщили. Только не спрашивай меня как, а то волшебство не подействует.
Клэри убила на рождественский кекс целый день. И теперь уже в четвертый раз вынула его из духовки и попробовала на готовность шпажкой. Наконец-то шпажка осталась чистой, не облепленной тестом. Она наклонила форму и вывалила кекс из нее на решетку, чтобы остудить. Хвала небесам, больше никаких рождественских угощений от нее не потребуется: Зоуи и Джемайма внесут свою лепту.
Марципан она уже сделала, и он стал причиной раскола в семье. Арчи пришел от него в восторг, а Берти заявил, что от одного названия его тошнит. Гарриет, успокоившись насчет Рождественского Деда, высокомерно заявила, что Берти просто слишком мал, чтобы разбираться в марципанах. Дети были взбудоражены: и предстоящим Рождеством в Хоум-Плейс, и переездом к Джорджи, и тем, что впервые в жизни у каждого из них будет своя спальня, и волнующей неопределенностью подарков, которые им достанутся, и перспективой встретиться на праздники с одиннадцатью другими детьми.
Лора пребывала в том же состоянии, а еще волновалась из-за подарков, которые приготовила сама. Маме она вышила на белом носовом платочке кривоватую букву «Д», но полотно от ее стараний стало серым и слегка запачканным кровью, поэтому она поставила Хью на страже у двери ванной, пока стирала свой подарок. Все свои карманные деньги, семь шиллингов и шесть пенсов, она сберегла, чтобы купить подарки, и составила список получателей. Родители в ее списке получили пометку «ха-ха!»: «Это просто чтобы вы с мамой не догадались про ваши подарки». Напротив имени Джорджи она написала: «Кролик, большой попугай, варан (только маленький), черепаха, две золотые рыбки и маленькая змея». Из-за ее размашистого почерка в списке не осталось места для других подарков. Хью предложил ей подарить Джорджи что-нибудь одно из перечисленного, но она возразила, что зоомагазин в Кэмден-Тауне просто замечательный. «И я хочу подарить ему все, что написала. Понимаешь, я его люблю».
– Мне кажется, там вы столкнетесь с явным дефицитом варанов, – тоном утешения сказала Джемайма, провожая их.
Утро выдалось нелегким. Лора считала себя такой богатой, что просто не могла понять, почему нельзя накупить всего, что ей хочется. Генри и Тому она хотела подарить перочинные ножи и была потрясена, обнаружив, что от такой покупки ее капиталы сократятся на целых пять шиллингов.
– Но ведь тогда для Джорджи останется всего полкроны!
– Не беда. Перочинные ножи – блестящая мысль. А в самом крайнем случае с Джорджи я тебе помогу. – Его растрогала ее необузданная щедрость. Ему вспомнилось, как Полли купила для Клэри маленький письменный стол.
– Увы, все вараны распроданы, – сообщил Лоре продавец в зоомагазине. И подмигнул Хью, а она заметила.
– Какой невежливый, – нарочно громко осудила она продавца, обращаясь к отцу.
– Уверен, он не хотел.
– Вот это я и не люблю. Когда люди делают то, чего на самом деле не хотят. А должны то, чего хотят по правде.
Утомилась, понял Хью. Столько поездок на автобусах, долгие поиски в «Селфриджесе», и вот теперь необходимость урезать планы для Джорджи.
– У него же нет ни одной золотой рыбки, – подсказал он.
Лора оценила идею. И выбрала сразу двух.
– Одна – это слишком жестоко. Она же умрет со скуки. И я хочу для нее настоящий аквариум, а не дурацкую банку. Аквариум с песком на дне и растущими из него зелеными водорослями.
После мучительных колебаний она выбрала рыбок: одну почти черную и одну золотую в черных крапинках.
– Они выглядят более редкими, чем просто золотые, тебе не кажется?
Наконец, после того, как пойманную рыбку водворили в полиэтиленовом пакете в аквариум, туда же отправились пакетики поменьше – с песком и водорослями, и еще одним, самым маленьким, – для корма, покупка состоялась. Лора истратила все свои деньги, аквариум пришлось оборудовать на деньги Хью.
– Папа, ты такой добрый. Ты это скрываешь, но все равно видно. – Она потянула его за руку, заставила наклониться, поцеловала, и они отправились искать такси.
Моя мама – лучше всех.
Ей всегда не до потех.
Говорит, я просто смех,
Но меня любит больше всех.
– Вот! Это я сочинил маме на Рождество. Только что в голову пришло.
Гарриет нервничала и вязала их матери шарф – вязала бесконечно долго, не только потому, что приходилось делать это тайно, но и потому, что вязальщицей она была нерасторопной. А теперь она еще и опасалась, что забыла, как закрывать петли, – и откровенно завидовала Берти, который сочинил стих всего за минуту и теперь вовсю хвастался им.
– Так себе стишок, – сказала она. – И вообще там неправда. Мама любит меня так же сильно, как и тебя. Безо всяких там «больше всех».
Вид у Берти стал слегка огорошенный.
– А я перепишу его моим самым взрослым почерком, и ей понравится – вот увидишь.
– А что остальным подаришь? – Она знала, что все свои деньги он потратил на машинки «Динки» для себя. – Или всем глупых стишков насочиняешь?
– Нет, конечно. Стихи получаются только сами собой. Это как откладывать яйца. Попрошу маму принести свою волшебную шляпу.
Однажды дождливыми выходными, после того как они извелись со скуки во время прогулки по промозглому Риджентс-парку, Клэри осенило. У нее была шляпка-клош – по словам Руперта, принадлежавшая ее матери. Клэри никогда не носила ее, так как она выглядела слишком старомодной – бежевая, фетровая, со стрелочкой из мелких изумрудов и бриллиантов сбоку – драгоценности были ненастоящими, но все равно очень красивыми. Долгие годы шляпка хранилась завернутой в папиросную бумагу. В тот день Клэри переложила в шляпу бусины и бисер из всех пакетиков, которые накупила, чтобы детям было что нанизывать, явилась к детям и перевернула шляпу, так что оттуда посыпалось все содержимое. На Берти и Гарри этот фокус произвел неизгладимое впечатление. «Можно наделать бус для всех!» – кричали они.
– Но по-моему, Арчи в бусах будет выглядеть очень глупо, – заметил Берти, пока они раскладывали бусины на чайном подносе. Дети стали звать отца по имени после того, как он сказал, что не против.
– Нельзя же нам обоим делать бусы для одного и того же человека, – рассуждала теперь Гарриет. Она обожала раскладывать бусины, разбирать их по сочетающимся цветам, а с Берти они снова стали друзьями, так как он прикрыл пиджаком вязание Гарриет, а она загородила его собой, потому что Клэри вошла в комнату как раз в то время, пока он записывал свои стихи.
– А можно нам оставить шляпу у себя, мама, – на случай, если у нас кончатся бусины?
– Нет. К сожалению, она выдает их лишь один раз в день и только для меня. А теперь ей пора отдыхать, – и Клэри ушла, оставив детей составлять списки счастливых получателей самодельных бус.
– Она до сих пор не знает?
– Не знает. Ей веселее не знать. Неужели не помните?
– Честно говоря, мама, это было так давно, что я забыл.
Генри и Том вывалились из своей спальни в полдень – разгоряченные, заспанные и голодные. Когда Генри начал нарезать хлеб клиньями, чтобы приготовить тосты, Джемайма без особой надежды попробовала переубедить близнецов:
– Мальчики, до обеда всего час! Наедитесь тостов сейчас – потом не захотите обедать.
– Мама, когда это мы не хотели обедать? Просто если мы не перехватим что-нибудь прямо сейчас, до обеда успеем помереть с голодухи.
– Но ты режешь хлеб слишком толсто, в тостер не влезет.
– Нежареного поедим. Мы не привереды.
Джемайма, вспомнив, что сменила тему недавнего разговора – о том, что Лора еще верит в Рождественского Деда и близнецам не стоит разуверять ее, – вернулась к нему.
– Само собой, мы ни словечка не скажем. Но, по-моему, это ребячество.
– Ну да, вы уже взрослые. Но она-то еще ребенок. Хью сейчас повел ее за подарками на Рождество. – Она закончила защипывать верх и края пирога и поставила его в духовку. – Кто-нибудь из вас мог бы накрыть на стол?