– А вот я не понимаю.
– Ну, Джозеф! Она влюблена в вас, и это, естественно, означает, что она хотела бы провести Рождество с вами. В прошлом году вы позвали ее за покупками, постоянно спрашивали, нравится ей ваш выбор или нет, а потом оказалось, что все эти подарки предназначены для вашей жены!
– Признаю, тут я сплоховал.
– И ничего ей не подарили!
– Я возил ее на выходные в Париж. Это и был ее рождественский подарок.
– Вы прекрасно понимаете, что это не так. Вы возите ее в Париж или еще куда-нибудь, когда едете туда по делу.
Он не ответил. Стелла повернулась к духовке.
– Вы ведь никогда на ней не женитесь, правильно?
– Я женат. И никогда не обещал на ней жениться.
– Считаете, что это вас оправдывает, да? Ручаюсь, вы никогда не говорили ей и о том, что не можете или не хотите жениться на ней.
Он не любил женщин в здравомыслящем и прагматичном настроении, и ему поднадоели ее упреки. А она продолжала:
– Луизе тридцать пять. Когда ей будет под сорок, есть шансы, что вы бросите ее ради кого-нибудь помоложе, и что тогда с ней станет?
Обо всем этом Стелла размышляла потому, что – если уж начистоту – сама она дурнушка в толстых очках, да, с неплохой грудью, но слишком уж объемистым задом: вряд ли она кому-нибудь вскружит голову. Скорее всего, она выйдет за первого, кто сделает ей предложение, если это вообще произойдет. От жалости к себе ей становилось легче многое понять. Чуть мягче Джозеф спросил:
– Значит, вы считаете, что всем женщинам хочется замуж?
– Я считаю, что большинство женщин хотят иметь детей, и брак, само собой, очевидный путь к этой цели. – Она закончила сворачивать вторую партию трубочек, одернула передник и села за кухонный стол напротив него.
Он сказал:
– Она уже побывала замужем и родила ребенка, которого потом бросила.
– Она понятия не имела о любви до Хьюго…
– Какого Хьюго? – резко перебил он.
– Извините, я думала, она вам рассказала. В Хьюго она влюбилась во время войны. Его убили. Перед смертью он написал ей письмо, но его ей так и не отдали. Ее муж и свекровь. Эти двое чуть не разбили ей сердце.
Он предложил ей сигарету и сам прикурил им обоим.
– Я не знал, – сказал он.
– А я думала, знаете. Пожалуйста, не говорите ей, что я вам рассказала.
– Не скажу, – мягко заверил он. Общая тайна сгладила трения между ними.
– Я что хотела сказать: пожалуйста, не надо добивать ее.
– Так как же я, по-вашему, должен поступить?
– Мне кажется, вы должны с ней расстаться.
Пауза. Потом она добавила:
– Конечно, я понимаю, ей будет тяжко, но не так, как тянуть до тех пор, пока она не станет отставной любовницей.
– А как же я? – с горечью спросил он. – О моих чувствах вы подумали? Как мне лгать ей, что я ее не хочу, когда на самом деле это неправда?
– Думаю, и вам будет трудно. Но вы, конечно, можете обмануть ее, сказать, что у вас есть другая или что ваша жена обо всем узнала. Однако лучше было бы все-таки сказать ей правду. Правда чище и честнее. – Ее здравомыслие и впечатляло, и пугало его.
– Только не говорите ей до Рождества, – продолжала она. – У них намечен общий семейный сбор, и она может не выдержать.
Он поднялся, чтобы уйти.
– Кстати, на этот раз я принес ей подарок. – Он вытащил из кармана небольшой квадратный футляр. – Как вы считаете, ей понравится?
Это было ожерелье из крупных зеленых камней, прикрепленных к тонкой золотой цепочке.
– Стразы восемнадцатого века, – пояснил он. – Я знаю, она такие любит. В футляре открытка. Я тут подумал, что вы, пожалуй, не откажете мне в любезности завернуть его для меня.
– Пожалуй, не откажу, – ответила она. Он умел быть неотразимо обаятельным.
– Извини, что мы припозднились, дорогая.
– У нас было такое прекрасное, просто замечательное утро. Я выбрала три подарка, мамочка, только подарок для Джорджи надо положить в раковину, если мы прямо сейчас будем обедать.
Генри и Том услышали, что они вернулись, и с грохотом сверзились с лестницы в столовую, где как попало был накрыт стол.
– Ну и что на обед? – спросил один из них.
– Пудинг со стейком и почками, – ответила Джемайма, вынимая накрытую салфеткой миску из кастрюльки.
– Ух ты, вкуснятина! Наша самая любимая.
– А для меня никакая не вкуснятина. Ненавижу почки. Ненавижу, – с удовольствием повторила Лора.
Хью резал пудинг клиньями, брал ложку и поливал соусом. Джемайма обжаривала тонко нарезанную капусту.
– Мама! Ты же знаешь, что зелень нам не нужна. Во-первых, это ненастоящая еда, и вообще мы ее не любим.
– А я ненавижу.
– Довольно! Всех касается. Мама приготовила вам такой чудесный обед, а вам все не так, вечно вы ею недовольны. Если уж на то пошло, я всех вас ненавижу, но ведь сижу, обедаю с вами и ничего, не жалуюсь.
– Но мальчишек ты ненавидишь не так сильно, как меня, правда?
– Конечно. Ты у меня самая-самая ненавистная. А капуста восхитительна, Джем. Что ты с ней сделала?
– Поджарила со сливочным маслом и капелькой «мармайта».
В кругу семьи Хью отодвигал в сторону все рабочие заботы; поход за покупками с Лорой был физически утомительным, но он радовался целое утро, а теперь ему выпала редкая удача – обед вместе с семьей.
Лора поковырялась в почках и отдала их близнецам, которые уже уничтожили по второй порции.
– А что на десерт? – спросили они, едва с тарелок исчезли последние воспоминания о первом блюде.
– Пирог с патокой.
Это известие и сам пирог были встречены общим одобрением. А последний – немедленно съеден, и близнецы сразу вскочили из-за стола, крича, что они идут на каток в Куинсуэй, кататься на коньках. Лора сразу подхватила, что тоже хочет, но Хью напомнил, что ей еще устраивать аквариум.
– А, да, точно. Так жаль, что нельзя с вами.
– Нам тоже, – ответили они исключительно из вежливости: поход на каток вместе с Лорой просто означал, что никакого веселья не будет – только ее поминутные падения при попытках устоять на ногах и выписать восьмерку, слезы и требования сладостей в утешение.
Хью помог Джемайме вымыть посуду, пока Лора нетерпеливо ждала своей очереди с аквариумом.
– А я думала, посуду вымоют вредные мальчишки, – сказала Джемайма. – Аквариумом с Лорой займусь я, а ты иди, расслабься ненадолго, дорогой. Постель теплая – я накинула одеяло перед самым вашим приходом.
Она все предусмотрела, благодарно думал Хью, снимая с себя пиджак, галстук, обувь и брюки. Он опасался только, что все его невзгоды и тревоги напомнят о себе, едва он останется один, в том числе главная из них – как быть с Рейчел. Но с этой мыслью ему вдруг вспомнился кабинет Брига, в котором с момента его смерти ничто не изменилось. Может, в нем найдутся какие-нибудь ценности, которые удастся продать и собрать хоть какие-то средства для нее. Когда огласили завещание Брига, они лишь бегло осмотрели кабинет, – впрочем, он знал, что Эдвард втихомолку унес из него знаменитую коллекцию марок, но могло остаться еще что-нибудь. И он совершенно внезапно провалился в сон без сновидений.
У Джемаймы выдался на редкость трудный день. Как случалось уже не в первый раз, она убедилась, что вполне возможно присматривать за шустрым и требовательным ребенком, но так и не суметь отвлечься от непрестанного беспокойства о взрослых делах. Хью надо чем-нибудь заняться, вот только чем? Любую работу найти непросто, если тебе уже за шестьдесят. Вдобавок он слаб здоровьем, хоть и не признается в этом. Он никогда в жизни не работал ни на кого – в Первую мировую войну служил офицером во Франции, вернулся, вошел в совет директоров компании, в конце концов стал его председателем. А теперь эта компания разорилась.
– Ну вот, по-моему, тебе пора звонить Джорджи.
– Я хочу сделать ему сюрприз.
– Ты уже несколько раз говорила.
– Потому что правда хочу.
– Тебе совсем не жалко бедных золотых рыбок. Представь, если бы тебя запихнули в душный полиэтиленовый пакет, долго везли куда-то, вынули из пакета на несколько дней, а потом снова посадили обратно, чтобы увезти домой к Джорджи?
Последовала долгая и напряженная пауза: Лора боролась с собой. Добродетель победила.
– Но только потому, что я правда не знаю, укачивает золотых рыбок в машине или нет.
Джемайма предложила позвонить вместе.
– Только никому не говори, что там. Тогда хотя бы здесь получится сюрприз, и я увижу, как он удивится.
Оказалось, что Арчи как раз собирается перевозить кое-что из их квартиры к Руперту и Зоуи; он мог заехать за Лорой, а потом доставить ее обратно.
Джемайма вылила из аквариума половину воды, потом осторожно пристроила его между коленями Лоры, усевшейся на переднее сиденье машины.
Провожала она машину с чувством благодарности: теперь ей хватит времени уложить вещи. Но едва уехала Лора, с катка вернулись близнецы, жаждущие чая.
– Можете сделать себе тосты с маслом и доесть имбирный кекс, только умоляю, больше не трогайте ничего.
– Она нас умоляет, – Генри переглянулся с Томом.
– Просто истерика. Ладно, мама, съедим только то, что ты скажешь. А что на ужин?
– Холодная ветчина, салат и запеченный картофель. Я его уже почистила, так что можете сами положить в духовку до чая.
Наверх она поднялась, вздыхая с облегчением. Теперь времени ей должно хватить, чтобы уложить вещи для всех. Хью по-прежнему крепко спал.
– Да поняла я, что тебе обязательно надо съездить туда, но мне-то почему нельзя с тобой?
– Я же объяснил, дорогая: соберутся только свои, и потом, нас так много, что просто не хватит места.
– Но я же возила тебя к своим родным.
– Это другое дело. И не сказать, что визит прошел с оглушительным успехом, верно?
– Долго ты там пробудешь?
– Не знаю. Дня четыре или пять, наверное.