– Ладно, – вмешался Арчи, – давайте закончим с чулками и разойдемся.
Спустя некоторое время они поднялись по лестнице, таща туго набитые чулки, которые Джералд, Арчи и Хью разнесли по спальням.
Клэри хорошо помнила, как притворялась спящей, а сама прислушивалась к тому, как на ее постель осторожно кладут чулок. Луиза и Полли в это время крепко спали, но она – особенно в военные годы, когда ее отец считался пропавшим без вести, – всегда приоткрывала глаза, чтобы посмотреть в щелочку, кто принесет чулок. В то время вход в гостиную был для нее закрыт, а сегодня вечером она смотрела на нее взрослыми глазами. Прелестные шторы, выбранные по настоянию тети Рейчел, – плотный ситец с кремовыми розами по темно-зеленому фону, – стали совсем ветхими; задергивать их приходилось очень осторожно, чтобы не расползлись еще сильнее. Обивка диванов и кресел протерлась, подлокотники засалились. Абажуры потемнели от времени до почти кофейного оттенка, а громадный ковер на всю комнату изобиловал опасными, хоть и хорошо знакомыми всем прорехами.
Клэр надеялась, что ее пьесу привезут обратно в Лондон в новом году. Пока что она заработала на ней небольшие деньги, но один агент написал, что был бы рад стать ее представителем. Арчи сказал, что это хороший признак, означающий, что ей незачем беспокоиться о деньгах. Так что она договорилась встретиться с агентом после праздников. Ей не давал покоя другой тревожный факт: она понятия не имела, о чем писать дальше. Несколько раз она порывалась сочинить новую пьесу, но все обрывки, которые ей удалось изложить на бумаге, так и остались обрывками – бессмысленными и бессвязными. Она с нетерпением ждала переезда к Руперту и Зоуи и напоминала себе о решении отложить попытки снова взяться за писанину, пока они не устроятся на новом месте. А пока предстояла другая задача – попрощаться с Хоум-Плейс. Ей с Арчи повезло, как никому другому в семье: самый тяжелый удар был нанесен по Хью, Эдварду и Рейчел, и среди них троих Рейчел ждало самое мрачное будущее. Когда Клэри думала о Рейчел, в ее воображении рождались всевозможные ужасы. А если бы и Арчи умер, как Сид, и у нее не было Берти и Гарриет, и никакой возможности найти приличную работу, вдобавок она лишилась бы всех денег и вынуждена была зарабатывать…
– О чем ты плачешь?
Она объяснила.
– Дорогая моя, ты наверняка безумно счастлива, если тебе приходится выдумывать причины, чтобы поплакать. Я в полном порядке, как и дети. А ты теперь драматург. Да, у нас в самом деле есть причины тревожиться за других, но как сказала Рейчел, мы собрались здесь, чтобы повеселиться на Рождество. Сейчас я обниму тебя своими чудесными здоровыми руками, и ты сразу уснешь.
Хоть Риверс и дремал у Джорджи на шее, он моментально проснулся, стоило Хью зайти в комнату с чулками. Он уже научился прятаться под одеяло при появлении других людей, не Джорджи, и таиться там, пока они не уходили. Проводить ночь в своей холодной клетке ему совсем не хотелось, и поскольку Хью не зажигал света, было неясно, ушел он или еще нет. Проснувшись, Риверс понял, что не прочь перекусить, и, к счастью, обнаружил половинку диетической печенинки под подушкой, рядом с головой Джорджи. Ее он и сгрыз тихонько, чтобы не разбудить друга.
Рейчел поспешно раздевалась. Она продрогла до костей, ее руки приобрели жуткий синюшный оттенок, ступни казались ледышками. Она твердила себе, что все идет просто замечательно, что Лора уморительна, младший сын Полли прелесть – она всегда любила маленьких, и каждый новый казался ей очаровательнее предыдущего, – а как чудесно миссис Тонбридж справляется с угощением для такого множества едоков, как добры и заботливы ее братья и милый Арчи, как радушно и ласково они встретили Вилли, как ловко Роланд справился с гирляндами для елки, как внимательны Зоуи и Джемайма, Клэри и Полли с их готовностью помочь, как все они прекрасно ладят друг с другом… При этом ей вспомнился Эдвард, от которого все еще не было вестей, и она невольно помолилась, чтобы Диана не вздумала явиться вместе с ним на обед в День подарков. Без нее Вилли будет гораздо легче.
К этому времени она уже лежала в темноте с двумя горячими грелками, и слезы струились по ее лицу. Она позволила себе тихонько поплакать, потом велела взять себя в руки. Сегодня была годовщина смерти Сид.
– Вряд ли он настроен серьезно, милый. Ты же знаешь Невилла – ему всегда нравилось дразнить людей.
– Дело не в том, что я против его женитьбы. Я против этой его манеры извещать нас таким вот образом. Он прямо мастер бездумных посланий. Но будь он сейчас здесь, Джулс пришлось бы тяжелее.
– Джулс уже влюблена в другого. Она думает, я не знаю, и будет лучше, если так она и продолжит считать.
– И в кого же она влюблена?
– В какого-то студента театральной школы. Но имей в виду: ты ничего не знаешь.
– Ладно. – Он улегся в постель. – Скорее, дорогая, здесь так холодно.
Вечно она подолгу укладывалась. Пришлось заняться чтением, чтобы не раздражаться, и он углубился в томик рассказов Чехова в бумажной обложке.
Джемайма раздевалась за считаные секунды, Хью обычно требовалось больше времени. А сегодня ждать его пришлось дольше обычного: он ушел в ванную в конце коридора и до сих пор не вернулся, хотя прошло уже почти десять минут. Джемайма выбралась из постели и отправилась искать его.
Он сидел на табурете в ванной и обернулся, когда она вошла. Выглядел он неважно.
– Слегка споткнулся, – объяснил он невнятно, – выронил зубную пасту, а когда наклонился, чтобы поднять ее, оказалось, она отлетела слишком далеко. Голова закружилась, никак не мог дотянуться… я не пьян. – Он поднял на нее испуганные глаза.
Она обняла его.
– Ты просто устал. Забудь про зубную пасту. Пойдем со мной. – Ее голос звучал ровно, несмотря на тревогу в душе.
Ночью начался снегопад с крупными хлопьями, похожими на пух, которые спустя некоторое время перестали таять, падая на землю. Голые деревья покрылись ими, снежный покров на земле сначала напоминал глазурь на торте, затем достиг трехдюймовой толщины, похрустывал и ослепительно сверкал. Паутина заблистала мелкими льдинками, небо приобрело оттенок припыленного жемчуга, воздух пах снегом.
Саймону, который решил вычистить и растопить камины, пришлось смахивать снег с дров, прежде чем он сложил их в тачку и повез к крыльцу. Во всем доме, кроме него, встала только Айлин, потрясенная и благодарная за то, что он взял на себя ее обязанности. Она показала ему, где взять газеты и растопку, и предложила чаю. Это означало, что тогда и она сможет выпить чашку, в которой она настоятельно нуждалась – холод был лютый. Они выпили чай, стоя в кухне, затем он принялся выгребать золу из кухонной плиты, а она – отсчитывать столовые приборы, чтобы накрыть два стола: в столовой и в холле.
Саймон любил растапливать камины. Вчера вечером он чувствовал себя довольно неуютно: Тедди постоянно сворачивал любые разговоры на девушек, в особенности на своих. «А у тебя нет?» – спросил он, и Саймон ответил, что нет. И почувствовал, что краснеет, потому что думал о помощнике садовника из соседнего поместья, в которого совершенно неожиданно, но страстно влюбился. Он познакомился с Роем в садовом питомнике несколько месяцев назад, для начала они разговорились о деревьях. Пока Саймон выбирал деревца, подходящие для аллеи, Рой доверху загрузил кузов машины саженцами плодовых растений. Рой вырос в Глазго, но его отцом был итальянец-военнопленный, там и познакомившийся с матерью Роя. После войны его отец не захотел возвращаться в Италию, и хозяева фермы, на которой он работал в плену, предложили ему постоянное место. Он обратил внимание на их молодую кухарку Мэгги, принялся ухаживать за ней, в итоге на свет появился Рой. Он был на диво хорош собой: с пышной шапкой черных кудрей, ласковыми карими глазами и гладкой оливковой кожей, которая, казалось, никогда не менялась. В свой выходной они договорились вместе сходить в кино. Они сидели в темноте бок о бок, и Саймон то и дело поглядывал на чудесный профиль Роя. А по прошествии примерно получаса Рой протянул руку и положил ее на затвердевший член Саймона.
Торжествующе хмыкнув, Рой наклонился и поцеловал Саймона в губы. Саймон не сдержался и переполнился жгучим стыдом. Рой взял его за руку и повел прочь из зала, к своему грузовику. Кузов был накрыт брезентом. Рой опустил задний борт и запрыгнул в кузов. Потом протянул руку Саймону и помог ему забраться туда же. В кузове было темно, почему-то они говорили шепотом.
– У тебя раньше такого не бывало?
Нет, ни разу.
Рой ослабил с одной стороны веревки на брезенте, чтобы впустить в кузов немного света. Саймон увидел, что вокруг чисто, а в углу лежит спальный мешок. У него мелькнула мысль, что Рой все предусмотрел заранее, но она лишь сильнее возбудила его. Рой торопливо раздевался и вскоре застыл перед Саймоном обнаженный. Он улыбался – дразнящей и зовущей улыбкой. Потом плавным и легким движением опустился перед ним на колени и принялся раздевать его.
– Отлично, – сказал он, когда на Саймоне не осталось одежды. – У тебя красивое тело.
– До твоего мне далеко.
– Нет-нет, мое лучше. Но член у тебя что надо. Дай-ка мне…
Далее последовало самое удивительное, что только было в жизни Саймона. После яростного, порой болезненного, порой восхитительного соития Рой отстранился.
– Надо курнуть. Перерыв, – добавил он, нашел пачку сигарет и закурил. И предложил Саймону, который не курил, но теперь оказалось, что ему хочется во всем следовать примеру Роя.
– Я люблю тебя, – сказал Саймон, когда они лежали рядом на спальном мешке; от сигареты он закашлялся и больше курить не стал. – Я люблю тебя, – повторил он, желая, чтобы и Рой сказал то же самое. Но тот промолчал. Потушил свою сигарету.
– Мы отлично провели время вместе. Большего нам не надо. У нас был хороший секс – потом для тебя он станет еще лучше. А теперь, как говорят в пабах, еще один на дорожку.