И Джералд, который счел замечания Дианы слишком заурядным сочетанием стремления к соперничеству и рисовки, с благодарностью воспользовался предлогом, чтобы покинуть ее.
Она осталась торжествовать победу: ее сад не только больше размером – в нем есть растения, которые он или не сумел вырастить, или вообще о них не слышал. К тому времени она пила уже третий коктейль и подмечала обшарпанность комнаты; она и впрямь выглядела так, будто за годы в ней ничего не изменилось. Поискав взглядом Эдварда, она увидела, что он беседует с Вилли (опять!), стоя рядом с двумя весьма симпатичными особами: Луизой, которую он с доводящим до бешенства постоянством продолжал называть одной из двух своих любимиц, и совсем молоденькой девушкой поразительной красоты, напомнившей ей Вивьен Ли.
Она направилась было к ним, но попала каблуком в прореху в ковре, и если бы не оказавшийся рядом Руперт, подхвативший ее под руку, непременно упала бы. Рейчел поднялась со своего места, чтобы извиниться.
– Не беспокойтесь, это всецело моя вина, – заверила она, буквально сочась самоуничижением. Приближаясь к беседующим, Диана услышала слова Вилли:
– А помните то Рождество, когда Эдвард перепутал чулки для Тедди и Лидии? Вот была буря!
– Пока ты не примчалась и не усмирила ее. – Эдвард улыбался. – Твоя мать всегда действует стремительно.
– Эдвард, боюсь, нам уже пора. Сюзан выйдет из себя в ожидании обеда.
– Твоя правда. – Он поцеловал руку Луизе, затем Джульет. Заметил, что Вилли наблюдает за ним, и ласково улыбнулся. – До свидания, старина, – сказал он Роланду, который не ответил. Диана остановилась в открытых дверях гостиной, Хью и Джемайма отправились проводить их.
– Было очень приятно повидаться со всеми.
В машине она воскликнула:
– Уфф! Наконец-то отмучились! Какая жалость, что Роланд повел себя с тобой так грубо. А эта отвратительная история про его школу! По-моему, совершенно неуместная. Полагаю, он избалован.
– Бедняга, плохим я был ему отцом.
– Я никогда не мешала тебе видеться с ним.
Как бы не так, мысленно отозвался он. Она не раз намекала, что милосерднее было бы оставить Роланда его матери; и с самого начала, после того, как он ушел от Вилли, и до того, как она согласилась на развод, Вилли заявила, что не позволит знакомить Роланда с Дианой, а сам он в тогдашнем состоянии был готов на все ради тишины и покоя и просто соглашался со всем, чего хотели Вилли или Диана…
– Эдвард! Очнись! Я с тобой разговариваю! Я спросила, как тебе Вилли.
– Как мне Вилли? О чем ты?
– Ну, ты же понимаешь. Она выглядит постаревшей? Все еще неравнодушна к тебе? И так далее.
Задумавшись на минуту, он заговорил, тщательно выбирая слова:
– Нет, постаревшей она мне не показалась, – я бы сказал, она даже помолодела. И выглядит лучше, чем когда-либо за долгие годы. И нет, думаю, никаких чувств ко мне у нее не осталось.
– А над чем вы смеялись – ты с Вилли и девчонками?
– Вообще-то просто вспоминали прежние празднования Рождества.
И они снова вспомнились ему: сколько их прошло с двадцатых годов, когда дом был еще новехоньким, свежепокрашенным и свежеоклеенным, и Дюши подшивала для него шторы на машинке с утра до ночи. С тех пор в доме мало что изменилось. Сохранились даже отметины когтей на дверях, оставленные Брюсом – лабрадором Брига. А этот праздник стал последним для них и посещение дома – последним для него: Хоум-Плейс он больше не увидит никогда.
– Видимо, Рейчел продает дом. Он слишком уж велик для нее одной.
– Дом продают, но поскольку он принадлежит компании, Рейчел ничего не достанется.
– Да? Бедненькая.
Ее равнодушие взбесило его – новое и страшное чувство.
– А может, все-таки перестанем обсуждать моих родных? Я знаю, ты их недолюбливаешь, в отличие от меня. А я очень привязан к каждому из них.
– Даже к Вилли? Ты до сих пор привязан к ней?
– Ради всего святого, Диана, прекратишь ты или нет? Конечно, я питаю нежные чувства к Вилли. Она родила мне четверых детей. Я рад, что повидался с ней сегодня. И не только рад, но и виноват перед ней и Роландом. Так что сделай мне одолжение, помолчи.
И Диана была так удивлена – и шокирована – этой его вспышкой, что молчала до самого конца поездки.
После обеда началась совершенно бесподобная и чреватая замерзанием игра в «людоедов», в которой старая уличная конура служила тюрьмой, где пленникам приходилось ждать, пока кто-нибудь не спасет их. Обидно было только, что самые младшие всегда попадались первыми, и взрослые устали спасать их. Джемайма, тревожась за Лору, вышла и отыскала ее плачущей в конуре.
– Ой, мамочка, вытащи меня отсюда. Ненавижу эту игру, не хочу больше играть в нее.
Джемайма увела ее, посиневшую от холода, в дом.
– Снег набился даже мне в резиновые сапоги.
– Сейчас макну тебя в горячую ванну, а потом сможешь выпить чаю, сидя в халате. В виде особого исключения.
– Я могу и подождать, когда вернутся остальные. – Идея ей ужасно понравилась.
Спустя долгое время, когда дети ужинали, а затем были отправлены спать, оказалось, что все хотят послушать продолжение сказки дяди Руперта про медведя и тигра, которые поначалу ссорились, а потом подружились, решили угнать маленький самолет и слетать в Англию. Тем вечером он рассказал, как они приземлились прямо в саду у Букингемского дворца, где королева оказала им радушный прием и угостила чаем с сосисками в тесте – тигр съел двадцать четыре, – и батончиками «Марс». Медведь съел шестнадцать, а потом его немножко затошнило…
– И хватит на сегодня, – решительно объявил Руперт. – А сейчас быстро все по постелям, иначе не будет вам завтра никаких приключений.
И все послушались.
– Вообще-то, знаешь, – сказал Джорджи Лоре, – во всю эту историю верится с трудом. В жизни медведи и тигры не уживаются вместе. Они избегают друг друга.
– Так это же не в жизни. А в сказке. А сказки всегда лучше, чем настоящая жизнь. Мне так кажется.
– А по мне, лучше настоящая жизнь.
Холодок в комнате сохранялся до тех пор, пока Лора не объявила:
– У меня идея. Ручаюсь, твой Риверс будет просто в восторге от батончика «Марс».
– Да! И мне так кажется. Отлично придумано, Лора. Только совсем маленький кусочек – не хватало еще, чтобы его стошнило…
– Готово, – самодовольно объявил Руперт. – Мне сейчас не помешало бы выпить чего покрепче.
Рейчел, вертевшая в руках свой бокал с сухим хересом, которого ей не хотелось, выпрямилась на стуле.
– Послушайте все! Сегодня вечером предлагаю всем подумать о практических вопросах. В этом доме полно фамильной мебели. Мне столько не нужно, поэтому я хочу, чтобы вы все выбрали, что хотите взять себе. Пожалуйста, наклейте на мебель этикетки со своей фамилией и адресом, чтобы грузовая компания не ошиблась при перевозке. Вы, наверное, все уже знаете, что я отдала рояль Дюши Саймону, так как он увлечен музыкой, и Джералд любезно согласился найти для этого рояля место в своем доме. Я отобрала часть белья и кухонных принадлежностей, которые мне понадобятся, а все остальное ваше. Прямо сейчас я объявила об этом для того, чтобы вы успели подумать и выбрать. Мне бы хотелось сохранить несколько твоих картин, Руперт, и твой рисунок, Арчи, – там, где Дюши за роялем. Так что свои этикетки на них я уже наклеила. И, наконец, ни в коем случае не надо меня благодарить, потому что я не хочу разрыдаться. Этикетки на письменном столе, – она глотнула хереса – слишком торопливо и много – и поперхнулась.
Хью похлопал ее по спине, а Клэри заверила:
– Ты самый заботливый человек в мире.
Джульет спросила:
– А ко мне это относится, тетя Рейчел? А если относится, можно мне взять тот хорошенький серебряный чайничек?
– Относится. Можно.
Игра в покер продолжалась, и сразу же после ужина Луиза, Тедди, Саймон, Роланд, Генри, Том и Джульет ушли в мальчишескую комнату, чтобы возобновить ее.
До тех пор все воздерживались от упоминаний о приезде Эдварда вместе с ненавистной Дианой. Но теперь, поскольку разговоры о будущем закончились, в ход пошли сплетни и пересуды. Арчи высказал мнение, что Эдвард выглядит ужасно – серовато-бледный и как будто усохший.
Зоуи сказала, что, по ее мнению, Эдвард не любит Диану, а боится ее, на что Руперт заметил, как и следовало ожидать, что надо уметь взглянуть на ситуацию с чужой точки зрения. Клэри восторгалась тем, как чудесно держалась Вилли – так спокойно и с достоинством. Вилли извинилась за враждебность Роланда, и Хью ответил, что восхищен его поступком, и в любом случае Эдварду поделом. Рейчел заметила, что он, как-никак, женат на Диане, и с этим придется смириться.
– Если уж начистоту, – возразила Джемайма, – женщин она недолюбливает. Они как будто пробуждают в ней худшие качества.
Полли циничным тоном парировала: это означает только, что все худшее в ней уже на виду. А Джералду показалось, что Диана не очень-то счастлива.
– Еще бы! – воскликнул Хью. – Она думала, что выскочила за богача, а он остался без работы и, как он сам мне рассказывал, растратил на нее все свои сбережения. Ему даже пришлось продать ружья и запонки, чтобы купить подарки на Рождество.
– Ой, бедный дядя Эдвард! Неудивительно, что вид у него такой жуткий!
Глаза Клэри наполнились слезами, Арчи обнял ее.
– Это она плачет за Англию, – пояснил он.
Зоуи заговорила было о том, как глупо выглядела Диана, выпирая из тесного платья… но вмешался Руперт:
– По-моему, все мы наговорили достаточно неприятных вещей для одного вечера, и лично мне не терпится лечь в постель с моей злоязычной супругой.
Так закончился День подарков. Рейчел радовалась. Для нее день выдался длинным и начался в семь с похода к церкви с букетом подснежников. Собственная неприязнь к Диане ужаснула ее. Вдобавок она понятия не имела, что дела Эдварда настолько плохи. Если бы он хоть намекнул мне, когда заезжал, я могла бы что-нибудь дать ему. Но она понимала, что дать могла бы совсем немного. Ей надо еще думать о слугах. Поскольку она не в состоянии сделать им хорошие подарки по случаю выхода на пенсию, надо обеспечить их жильем. Да еще операция миссис Тонбридж. Еще несколько недель, и я уеду, сказала себе Рейчел. И не смогу ухаживать за могилой Сид. Происходящее она воспринимала как очередное расставание с ней. Но и его придется как-то выдержать. И найти работу, за которую мне будут платить. Хорошо, что я объявила всем, чтобы разбирали вещи. По крайней мере, это уже позади.