Алфи Алфи Алфи.
Риз Риз Риз.
– Что же мне делать? – спросила я у зеркала. – Что мне, черт возьми, делать?
В этот момент в моей сумке зажужжал телефон, и я мгновенно приняла решение. Если это Алфи, то отменяю свидание. Это был бы знак от Вселенной, и ему следовало бы довериться. Если это Риз, я пойду с ним и посмотрю, куда это меня приведет, и не буду чувствовать вину.
Я полезла в сумку и достала телефон.
Джесса: Бабушка Кардиган, Бабушка Кардиган, о бабушка, наша бабушка. Бабушка Кардиган, Бабушка Кардиган, о бабушка, наша бабушка… Я ТАК СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ!
Я улыбалась, понятия не имея, что Вселенная пытается мне этим сказать.
Решила подождать Риза на парапете снаружи, чтобы мои родители не увидели его. Вышла на пять минут раньше и продолжала сверять время по телефону, глядя на дорогу и готовясь к его появлению. Я перебрала все возможные способы, как бы мы могли поприветствовать друг друга. Обняться? Или поцеловать в щеку? Или просто помахать? Что, если он опоздает? Нужно ли притвориться, что не возражаю?
Мне не нужно было волноваться. Потому что в тот момент, когда он появился, я словно провалилась в кроличью нору под названием «Идеальное первое свидание».
Риз пришел вовремя. И от него фантастически пахло. Он улыбнулся, как только вывернул из-за угла, и, подойдя ко мне, очень нежно коснулся губами моих губ.
– Ты выглядишь потрясающе, – сказал он.
– Скорее, замерзшей, – тупо ответила я, хотя мое тело горело, несмотря на холод.
– Все в порядке, мы сейчас пойдем в тепло.
По пути в центр города он взял меня за руку, после чего моя ладонь по ощущениям превратилась в бутылку колы, наполненную миллионом колючих пузырьков. Я перестала замечать холод, перестала понимать, куда мы вообще направляемся. Мое внимание было сосредоточено исключительно на наших сцепленных пальцах.
– Как там группа? – спросила я, когда Риз погладил меня по внутренней стороне большого пальца.
– Досадно, что я пропускаю репетицию сегодня вечером.
– О нет! Я не знала. Не хочу, чтобы это произошло из-за меня…
– Расслабься, Амели. Я предпочитаю быть здесь с тобой. Они переживут.
Беспокойство скрутило кишечник. Не хотелось, чтобы его товарищи по группе обижались на меня. Никто не хочет быть Йоко Оно[3].
– А куда мы вообще идем? – спросила я, когда мы оставили позади главную улицу города, не остановившись ни у одного из очевидных мест для первого свидания вроде «Пицца Экспресс» и ASK.
– Терпение, милая. Ты же не думаешь, что я отведу тебя в пиццерию, правда? Только не сейчас, когда у меня есть шанс погулять с самой талантливой и красивой девушкой в нашем колледже…
Я хихикала и улыбалась, как он и рассчитывал. Мы свернули на тихую боковую улицу и остановились перед крошечной желтой дверью с табличкой «Студия звукозаписи Джетсона».
– Вот. – Риз поклонился и взмахнул рукой.
– Здесь есть студия звукозаписи? – Я уставилась на него, не веря своим глазам.
– Чудеса случаются. – Он порылся в своих узких джинсах и достал ключ, помахав им в воздухе. – Она не самая известная, но все местные группы записывают здесь свои демо. И она твоя на весь вечер. – Риз отпер дверь, толкнул ее и жестом пригласил меня войти первой. – После тебя, красотка.
Я прижала руку ко рту от удивления, когда вошла в грот сказочных огней, а не в гротескную студию звукозаписи. Светящиеся гирлянды свисали с потолка, как будто шел дождь из звезд, змеясь вокруг приемной.
Риз стоял позади меня, и его дыхание касалось моей шеи.
– Тебе нравится? Я постарался.
Хотелось прислониться к нему; я повернулась.
– Ты хочешь сказать, что тут не всегда так? – пошутила я, стараясь скрыть свое удивление.
– М-м-м, нет, Амели, – невозмутимо ответил он, – тут не всегда висят декоративные огни с романтических фотосессий. Я сделал это для тебя.
– Это прекрасно, – совершенно искренне сказала я.
– Пойдем перекусим. Потом сможем записать пару треков.
Он провел меня в студию, которая была украшена еще ярче. Это напоминало очень изящную версию тех домов, которые попадают в газеты на Рождество. Я никогда раньше не бывала в настоящей студии звукозаписи, но она очень напоминала те, что я видела в документальных фильмах: две комнаты, разделенные звуконепроницаемым стеклом. Только вот там они обычно не увешаны сказочными огнями и в них нет пледа для пикника, разложенного на полу посередине.
Я остановилась в дверях.
– Как ты… – И заметила угощения, которые он разложил на клетчатом одеяле: коробку клубники, мини-пиццу и бутылку вина.
Он обнял меня сзади за талию и убрал волосы с одного плеча.
– Это секрет, просто наслаждайся.
Его губы были так близко, что он почти целовал мою шею. Я закрыла глаза.
– А теперь, – сказал Риз, делая шаг вперед и протягивая мне клубнику, – признайся, ты голодна?
Мой желудок скрутило в тугой узел, и я не думала, что когда-нибудь снова смогу есть. Даже макароны с сыром, которые были моей самой любимой едой во вселенной. Но я не хотела казаться грубой и неблагодарной, поэтому уселась на одеяло, взяла клубнику и втянулась в происходящее.
Риз был прекрасен. Он налил мне вина и снова стал расспрашивать:
– Что ты чувствуешь, когда играешь? – Он пристально смотрел на меня поверх бокала.
Я усмехнулась про себя.
– Всегда заранее боюсь, – начала я. – Ну, почти физически ощущаю это. Ненавижу себя за то, что соглашаюсь на концерт; за то, что думаю, будто достаточно хороша, чтобы играть; убеждена, что просто выставлю себя идиоткой и буду посмешищем всего города… А потом… ну, в тот момент, когда беру первый аккорд, все это просто тает, понимаешь?
Он кивнул. Он знал. И снова в объяснениях не было нужды.
– А когда все заканчивается, это как пробуждение ото сна. Сна, который все слушатели видели вместе со мной.
Риз кивнул.
– Это делает тебя такой уязвимой, не так ли? Когда ты сочиняешь музыку? – согласился он. – Люди думают, что это эгоизм, но все не так. Потому что мы должны отпустить свое эго, чтобы действительно творить. Мы не должны заботиться о том, что подумают другие или как это воспримут. Надо просто оставаться верным песне, которую хочешь написать.
Я отложила недоеденную клубнику.
– Вот именно! Вот почему я думаю, что могу это сделать, несмотря на смущение. Потому что уверенность тут ни при чем.
Мы улыбнулись друг другу, и в моей голове всплыло одно слово.
Слияние.
Мы объединились в одно.
Сливаясь вместе, как искрящиеся провода, притягивая друг друга, как магниты, соединяясь вместе, как две части головоломки. Мне казалось, что я его уже знаю. Что мы находимся на одной волне, на одной странице книги. Я вспомнила, как пыталась объяснить Алфи, как пишутся песни. Он всегда поддерживал меня, но никогда не понимал по-настоящему.
– Я просто не понимаю, – сказал однажды Алфи, когда я объясняла, на что похоже написание песен.
– Значит, ты никогда не задумываешься о том, что сказал, или о том, что случилось, или о том, что не так с этим миром? Ты спокойно засыпаешь по ночам? – потрясенно спросила я его. И после этого еще больше стала думать, будто со мной что-то не так.
Алфи покачал тогда головой.
– Честное слово, у меня такого не бывает. Если только не случилось что-то действительно ужасное.
В тот раз мне удалось отшутиться, что Алфи «такой технарь», а он гордо кивнул. Тогда я находила это милым, но чувствовала себя немного оторванной от него. Я даже позавидовала спокойному разуму Алфи, который никогда не беспокоит его всякими «а что, если», или «если только», или «почему-черт-возьми-я-это-делаю». С другой стороны, мне было немного жаль своего парня – как будто он упускал огромную часть жизни.
Только не Риз. Он понимал это целиком и полностью.
Вот еще одно слово для того, что я чувствовала весь тот вечер.
Потрясение.
Гигантские волны его очарования продолжали обрушиваться на меня, всякий раз накрывая с головой, прежде чем я успевала перевести дыхание.
– Ты такая красивая, – говорил он мне ни с того ни с сего, пока мы допивали вино. – Не думаю, что ты сама понимаешь, насколько потрясающая. – Я могла бы оправиться от одного комплимента, но Риз не прекращал. – Я не могу перестать смотреть на тебя.
Как только мы закончили есть, он собрал остатки еды и засунул их в мусорное ведро.
– Давай запишем несколько треков.
– Что, прямо здесь?
– Именно. Потому я и привел тебя сюда. С самого шоу талантов умираю от желания снова услышать, как ты поешь.
Он протянул руку, чтобы помочь мне встать с одеяла, а затем подтолкнул в маленькую комнату с микрофоном.
– Но у меня нет с собой гитары… – Я только открыла рот, как он внезапно вытащил мой инструмент из-под стола. – Как ты… – Я едва могла дышать, настолько была поражена.
Он ухмыльнулся, как фокусник, который только что провернул лучший престиж в своей жизни.
– Ты оставляешь ее в колледже на ночь по понедельникам, – сказал он, – потому что в этот день музыка у тебя последним уроком, а во вторник – первым. Я сказал миссис Кларк, что мы теперь партнеры по сочинению песен и ты попросила меня взять ее.
Я покачала головой, шокированная, но все равно обрадованная. Мне совсем не показалось странным, что он знал мое расписание, потому что… ну, все уже поняли, какая я идиотка. Я просто рассмеялась тогда и подумала, что это весьма романтично, надела гитарный ремень через голову и уселась на табурет.
– Ну и что теперь? – спросила я в микрофон.
– А теперь ты поешь, моя канарейка.
Он помахал мне на прощание и закрыл дверь, прежде чем снова появиться по другую сторону стекла. Риз возился с кнопками, а я наблюдала и удивлялась по эту сторону перегородки. Как он вообще получил разрешение арендовать на ночь студию звукозаписи? Где взял все эти гирлянды? Откуда он знал, как пользоваться микшерной клавиатурой? И, наконец, как может такой чудесный, эффектный, золотой человек заинтересоваться мной? Это было похоже на чью-то чужую жизнь. Жизнь кого-то особенного, непохожего на меня.