. Как будто в этом не было ничего особенного, как будто мы знали друг друга всю жизнь.
Секс с тобой… О боже. Я лежу в постели, обхватив себя руками, и почти не могу думать об этом. Никогда не чувствовала себя так, как это было с тобой. Ты остановился на полпути, Риз, и просто смотрел мне в глаза. Я…
Я…
Я не должна была этого делать.
Зачем я это делаю?!
Почему лежу здесь, снова плачу и мучаю себя этими воспоминаниями?
Как будто ничего не могу с собой поделать. Сосредоточиться на хорошем – это ужасно и только усугубляет боль. Теперь я не уверена, что все происходило на самом деле.
Потому что… как ты мог так смотреть на меня, Риз, а потом сделать то, что сделал? Эти поступки не могут сосуществовать. Это буквально не имеет смысла. Почему ты сказал, что скучаешь по мне, если это не так?
Папа гремит на кухне. Скоро ужин будет готов, и мне нужно привести себя в порядок. Мои родители больше не могут видеть меня грустной. Я израсходовала свою квоту сочувствия. Мы были вместе всего четыре месяца. Я знаю, что мой уровень страданий не соответствует продолжительности наших отношений, но попробуйте сказать об этом моим чувствам. Прошло уже больше месяца. Почему я все еще разбита?
Все еще чувствую твой запах на своей подушке…
Я наблюдала, как ты дремлешь, после того как мы закончили, и… и…
Прекрати! Прекрати! Прекрати!
Я стучу себя по голове и вскрикиваю от боли.
– Твой йоркширский пир почти готов! – кричит папа из кухни, прерывая мои мысли. – Я наготовил столько подливки, что в ней можно утопить корову.
Делаю глубокий вдох, наполняя себя достаточным количеством фальшивого энтузиазма, чтобы ответить без дрожи в голосе.
– Жду не дождусь, – отвечаю ему. – Приду через секунду.
5. The Cube
Сегодня я потащилась в колледж на урок музыки. Разве это не заслуживает какой-нибудь медали? Чертовски горжусь тем, что продержалась до одиннадцати утра, тем более что ты так и не написал мне, с тех пор как сказал, что скучаешь. Я не слышала ни слова из того, что вещала миссис Кларк за последний час. Но пришла. Это ведь что-то значит, верно? Однако как только раздается звонок и я заворачиваюсь в несколько слоев верхней одежды, миссис Кларк обращается ко мне:
– Амели?
Просто молча замираю.
– Сейчас у тебя есть урок?
Качаю головой, тут же жалея об этом, потому что чувствую: назревает разговор.
– И у меня нет, – она указывает на пустой стул напротив, – присядешь? Было бы неплохо обсудить твою курсовую.
Курсовая.
Слово ракетой влетает в одно ухо и вылетает из другого, не вызывая во мне никакого эмоционального отклика. С таким же успехом она могла произнести слово «картошка» или «кирпич».
Она, должно быть, уловила мою апатию, потому что замечает:
– Уже на две недели задержала.
– Какая задержка?
Ее глаза слегка расширяются за стеклами очков.
– Первый черновик твоей курсовой работы по музыке.
– О да, конечно, – я пытаюсь засмеяться, но смех выходит глухим, – конечно, знаю.
Миссис Кларк берет ручку и постукивает ею по столу с идеальным чувством ритма учителя музыки.
– Мне бы хотелось, чтобы мои студенты сдавали черновик дважды, прежде чем мы станем оценивать их работу. Если все так пойдет, у тебя будет время только на одну проверку. Ты так талантлива, что это наверняка не будет проблемой. – Она ласково улыбается. – Итак… хм… Амели, где твоя курсовая работа? Сколько у тебя уже готово?
Мое горло сжимается.
– Я еще не начинала.
Воцаряется молчание. Она не удивлена.
– Именно это я и боялась услышать.
Я просто смотрю на нее, потому как не знаю, что еще можно сделать. Тут нет места для беспокойства о музыкальной курсовой или любой другой части моей жизни. Риз, ты заслонил солнце. Сделал меня жалкой и безразличной ко всему, что не является тобой.
Я делаю еще один глубокий вдох и готовлюсь к бою. Но миссис Кларк меня не обманывает. Вместо этого она снимает очки и устало протирает глаза без макияжа; она выглядит такой странной без них. Водружает их обратно на нос, снова становясь миссис Кларк, после чего смотрит мне прямо в глаза.
– Я была учительницей в старшей школе больше пятнадцати лет, Амели, – говорит она. – Ты действительно думаешь, что оказалась первой студенткой, которая позволила проблемам с парнем полностью испортить ее идеальный табель?
Немного прихожу в себя.
– Мне известно, что такое старшая школа, – продолжает миссис Кларк, – и далеко не все здесь безгрешны и невинны. Но, Амели, я сейчас говорю не как педагог… Мое сердце разобьется, если ты завалишь музыку. Просто не могу этого допустить. – Она упрямо скрещивает руки на груди. – Итак, мы можем поговорить о том, что, черт возьми, произошло между тобой и Ризом Дэвисом, и решить, как вернуть тебя в нужное русло?
Я вскидываю голову при упоминании твоего имени.
Она замечает мой жест.
– Значит, это все из-за него? – Миссис Кларк закатывает глаза. – Я так и предполагала. Вы двое совершенно очевидно были парой. Что случилось? Вы расстались?
Она первая, кто задал этот вопрос с неподдельной заботой в голосе. Это уже слишком. Плотина снова дает трещину. Наклоняюсь вперед, и мои плечи дрожат, пока я плачу. Все время плачу. Единственное чувство, которое у меня есть, – это горе.
– Он… он… он порвал со мной, – вылетает у меня. Такой неподходящий выбор слов для серьезного разговора. Но этого достаточно, чтобы миссис Кларк отодвинула свой стул и присела рядом со мной, неловко похлопав по плечу. Она позволяет мне выплакать эту новую порцию слез. Через десять минут или около того у меня заканчиваются силы. (Не волнуйтесь, у меня еще большой запас слез.)
– Это твой первый разрыв с кем-то? – спрашивает она. – Иногда конец первой любви кажется концом света.
Я качаю головой и вытираю сопли.
– У меня и раньше был парень, – хлюпаю я носом, – но этот разрыв ощущается по-другому. Кажется, что часть меня умерла. Не понимаю, что со мной происходит…
Мне так приятно говорить, выплескивать все эти мысли, которые переполняли мою голову. Родители ненавидят тебя, Риз, поэтому я не могу говорить с ними о тебе. Я забываю, что передо мной моя учительница музыки и что это все, вероятно, чересчур, но продолжаю.
– Миссис Кларк, я не знаю, что случилось. Есть ли в этом смысл? Я имею в виду… я здесь. Знаю, что здесь. Но ощущение, будто меня нет. Понимаете? И я ненавижу себя. Ненавижу так сильно за то, что разрушаю все…
– Подожди. Почему ты ненавидишь себя, Амели?
О, а вот и снова плач. Риз, у меня закончились варианты, чтобы заменить слово «плакать», а мы еще даже не добрались до The Cube. Мне придется загуглить больше синонимов. К концу я буду причитать и реветь, чтобы не утомлять вас словом «плакать».
– Потому что я все испортила, – причитаю я. – Была недостойной его. Мне следовало быть лучше, но я все испортила, потому что слишком эгоистична и недостаточно внимательна к его музыке, и… – Замолкаю, чтобы продолжить причитать, и чувствую, как рука миссис Кларк сжимает мое плечо.
– Все в порядке, – повторяет она. – Все в порядке.
Она позволяет мне выплакаться, и часть меня чувствует, что это действительно хороший способ уклониться от болтовни о моей курсовой работе. Хотя не думаю, что кто-то может нарочито плакать как я, даже лауреат премии «Оскар». В конце концов успокаиваюсь и вытираю нос рукавом кардигана, пока он не пропитывается соплями.
– А я-то, – невозмутимо продолжает миссис Кларк, – думала: блестяще! У Амели разбито сердце. Она сможет написать альбом об этом, который покорит все хит-парады и обойдет даже Fleetwood Mac.
Я хихикаю, что, надо сказать, огромный прорыв для меня.
– Не могу писать, – признаюсь я. – Не могу играть. Ничего не могу сделать. Никогда раньше не чувствовала себя такой опустошенной.
Потом она задает вопрос, Риз. Тот, который никто не подумал задать раньше.
– Риз. Он был… он… я имею в виду, он был добр к тебе, Амели?
Класс внезапно кажется очень маленьким, стены выгибаются внутрь, давя на меня, пока я обдумываю свой ответ. И мой немедленный ответ не «да».
– Он любил меня.
Потому что ты всегда так говорил, после того как делал что-то плохое.
Миссис Кларк молчит, и я уже волнуюсь, что разболтала слишком много. Не хочу, чтобы она тебя ненавидела. Она твой педагог! Ей нельзя считать тебя негодяем. Ты же не такой, да? Да, Риз? Я начинаю паниковать. Мысль о том, что миссис Кларк плохо о тебе подумает, просто невыносима, как зуд от ветрянки.
– Он был отличным парнем, – начинаю бормотать я, – извините, не знаю, почему просто не сказала «да». Конечно, он был добр ко мне. В смысле, я не была бы так расстроена из-за разрыва, не так ли? Я сделаю свою курсовую работу. Извините. Мне просто трудно писать. Но если вы дадите мне отсрочку, обещаю, что буду придерживаться сроков. Пожалуйста, не надо ненавидеть Риза! Извините. Видите ли, это все моя вина. Не думаю, что объяснила правильно. Во всем этом была моя вина…
– В чем «всем», Амели?
– В этом.
То самое «оно», над которым я сейчас работаю. Неровная линия. Точки на карте, где ты заставил меня плакать, – уверена, что это все моя вина, так или иначе. Если бы только я все делала по-другому! Была… менее собой… ты бы тогда остался со мной.
Миссис Кларк говорит теперь очень медленно, словно боится, что скажет что-нибудь не то.
– Если кто-то, кого мы любим, недобр к нам, Амели, это не наша вина. Ты понимаешь?
Я киваю, но слушаю уже вполуха. Мой мозг почему-то кричит: «НЕТ, НЕТ, ЭТО ВСЕ НЕ ТАК!», но я соглашаюсь, ведь знаю, что она этого хочет. Миссис Кларк встает, рассказывая мне что-то, к чему я наверняка должна прислушиваться. Она говорит, что может дать мне отсрочку, но я очень отстаю. Говорит, что беседовала с другими моими учителями, и по их предметам я тоже не успеваю. Они обеспокоены и не хотят, чтобы это дошло до вмешательства родителей.