«Я люблю тебя» взорвало бомбу страсти между нами, и мы снова поцеловались, как только оказались за кулисами. Риз прижал меня к стене. Мне хотелось слиться с ним кожей, прижаться, пока не отпечатаюсь в нем.
– О, вот теперь ты целуешь меня как следует, – заметил он. – В отличие от твоих прежних робких поцелуйчиков.
В конце концов нас прервал крик Майка: «Снимите себе комнату!» Мы отстранились и увидели, как он улыбается.
– Чувак, ты это провернул, – сказал он Ризу, торжественно давая ему пять.
– Майк позволил мне прорваться на сцену, – объяснил Риз.
Тот ударил себя кулаком в грудь.
– Что тут скажешь? Я романтик. Так что… – Он повернулся ко мне. – Ты любишь его?
Я кивнула, чувствуя, что слезы снова грозят пролиться.
– Ну, это просто прекрасно. Держитесь за это, ребята. Никогда не принимайте любовь как должное. Кстати, отличное было выступление, – добавил он, хлопая и меня по ладони.
Я была не просто на седьмом небе, когда мы возвращались в мою гримерную. Это были десятые, сотые, миллионные небеса… небесный пентхаус! У моего облака был вид на весь город и еще тропический душ в ванной комнате.
Мы отступили к двери, целуясь так, словно это было запрещено законом. От восторга у меня закружилась голова. Приходилось все время отстраняться от него, чтобы запрокинуть голову от смеха.
– Что тут смешного? – все спрашивал Риз.
– Ничего. Я просто люблю тебя.
– И я люблю тебя.
– Нет, я действительно люблю тебя.
Его улыбка. Боже, эта усмешка…
– И я действительно люблю тебя.
– Это странно. Мы едва знаем друг друга, – сказала я.
– Когда приходит любовь, все остальное становится неважным.
Мы повторяли это друг другу снова и снова. Слезы опять выступили у меня на глазах, и Риз расхохотался.
– Неужели моя песня была так плоха? – спросил он, и я тоже рассмеялась. – Серьезно? – настаивал он. – Тебе понравилась композиция аккордов? Я думаю, что второй стих нуждается в доработке, но у меня не было времени, чтобы улучшить его. Сама идея появилась у меня только вчера.
Между поцелуями он рассказал мне все о том, как он это сделал и как Роб снял это для YouTube.
– О боже, пожалуйста, не дай ему загрузить это видео, – простонала я. – Я же умру от смущения. – А еще меня охватила паника, что Алфи это увидит.
Его лицо посуровело, хотя это было едва заметно.
– Ты стесняешься меня?
– Что? Нет! – с силой помотала я головой. – Знаешь же, просто стесняюсь. Разве это не может остаться только нашим моментом?
– Ты не стесняешься. Мы только что пели в зале, полном людей.
– Да, но это почти убило меня.
Раздался стук в дверь, прервавший то, что казалось началом ссоры. Наш первый спор. Мне вдруг стало плохо, словно вернулся страх сцены.
Не расстраивай его. Почему ты его расстроила? Не испорти такую чудесную ночь. Да что с тобой такое?
– Да? – отозвалась я.
В дверях послышался йоркширский акцент отца:
– Это твои гордые родители! Мы здесь, чтобы, несомненно, прервать ваши обжимания. – Он даже не стал дожидаться, пока я скажу: «Войдите», а просто вошел вместе с мамой, сжимая в руках букет желтых роз.
– Мама! Папа! – Я подбежала, и они заключили меня в объятия.
– Я так горжусь тобой, малышка. Так горжусь! Я все время говорил всем, что ты моя дочь. Некоторые из них учатся с тобой в колледже.
Я разорвала объятия и прикрыла рукой лицо.
– О боже, это меня совсем не смущает! Абсолютно нет, ага.
Мама скрестила руки на груди и улыбнулась.
– Эй, я вынашивала тебя девять месяцев, а потом вытолкнула из своего тела. Было больно. Поэтому мне позволено смущать тебя когда угодно.
Папа заметил Риза за моей спиной.
– А ты, должно быть, Риз, – сказал он, проходя мимо меня, чтобы поздороваться. Он вел себя нормально, учитывая, что я только вчера вечером раскрыла существование своего парня, быстро сказав: «Итак, у меня здесь новый парень по имени Риз. Он очень милый, играет в группе, и я очень счастлива и не хочу говорить об этом».
Риз снял шляпу, как в старые добрые времена. На секунду мне показалось, что он собирается поклониться.
– Приятно познакомиться. – Он протянул руку для рукопожатия.
– И мне. Это был, хм, интересный кульбит, что ты устроил.
Папа сказал это достаточно нейтрально, но у меня скрутило живот. По тону я сразу поняла, что он не одобряет произошедшее на сцене. Широкие жесты и простые йоркширцы были несовместимы.
– Что я могу сказать? Я большой поклонник вашей дочери, – ответил Риз.
– Она очень хорошо выступила, не так ли?
– О да, так и есть. Шикарно. Она была великолепна.
И знаешь что? Иногда я гадаю: упомянул бы ты, как хорошо я играю или пою, если бы папа ничего не сказал?
Маму Риз очаровывал как мог.
– Приятно познакомиться… Вы, должно быть, так гордитесь… Я знаю, как Амели обожает вас обоих… Разве она не молодец?…Значит, вы выросли здесь, да? Где?.. О, моя тетя живет неподалеку… Там висят эти странные часы, не так ли?.. Да, те самые… Такой очаровательный район!
«Я люблю тебя, – подумала я, глядя, как он говорит с мамой. – Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя! И ты любишь меня».
Раздался еще один стук в дверь, и на пороге появились Ханна и Джек.
– ТЫ БЫЛА ТАК ХОРОША! – закричала она, подбегая и бросаясь на меня, а Джек просто кивнул.
– Да, отличное выступление, Амели, – добавил он.
– Даже нельзя было догадаться, что ты нервничаешь! – объявила Ханна. – Я рассказала Джеку о твоих передрягах, и он не мог в это поверить, потому что ты вела себя так уверенно…
– Ты заставляешь меня краснеть! – Я притянула ее к себе, чтобы еще раз обнять. – Но все равно спасибо. И спасибо, что поработала моим психоаналитиком.
– Рада помочь.
Я поманила к себе родителей.
– Мам, пап, это мои друзья по колледжу, Ханна и Джек. – Все они представились друг другу по очереди.
Ханна, как оказалось, была одним из тех людей, которые мгновенно меняются, разговаривая со взрослыми. Даже голос был другой:
– Приятно познакомиться. Разве Амели не потрясающе выступила сегодня? О да, мы в одной группе. Да, я изучаю драматургию…
Они вчетвером начали болтать, оставив нас с Ризом наедине. Он заключил меня в медвежьи объятия.
– Итак, ты познакомился с моими родителями, – сказала я, поглаживая его щеку пальцем.
– Они прекрасны. Хотя у твоего отца самый северный акцент из всех, что я когда-либо слышал. Думал, твой заметный… но не в сравнении с его.
Я хихикнула и притворно стукнула его, как раз когда громкие звуки вступительного аккорда Майка пронеслись за кулисами. Приветственные крики прокатились по воздуху подобно волне. The Contenders начали свой концерт.
– Пойдем посмотрим шоу. Роб и другие заняли нам место у сцены.
Папа уже смешно зажал уши руками, жалуясь на «этот шум», а мама скривилась так, будто съела лимон.
– Я думаю, что старикам пора покинуть здание. – Она подошла и поцеловала меня в щеку. – Еще раз поздравляю, дорогая. Мы так гордимся тобой! И было приятно познакомиться, Риз.
Он приподнял шляпу.
– Мне тоже.
Она поджала губы всего на мгновение. Может быть, мне показалось, или они были настоящими поклонниками Алфи и все еще пытались переварить эту новую сюжетную линию. Я обняла их обоих на прощание и после их ухода мы вчетвером остались неловко топтаться на месте.
– Ну что же, – сказал Риз, – может, пойдем смотреть концерт?
Он потянул меня за собой, и мы все пошли по лабиринту коридоров обратно к сцене. Протиснулись мимо барьеров и заметили Роба и остальных. Музыка громко трещала, мои барабанные перепонки гудели. Несколько человек узнали меня и подошли поздравить.
– ЭТО БЫЛО ТАК РОМАНТИЧНО! – прокричала мне на ухо одна девушка из колледжа. – ТЕБЕ ТАК ПОВЕЗЛО!
Я кивнула, потому что в тот момент была самой счастливой девушкой в этом чертовом мире. Риз протянул мне фляжку с чем-то крепким и обжигающим, и я, ухмыльнувшись, отпила больше, чем следовало. Он тоже сделал глоток, не сводя с меня глаз. Потом вытер рот и целовал меня, целовал до тех пор, пока не прошло по меньшей мере две песни и Роб не швырнул в нас пустой пластиковый стаканчик. Мы оторвались друг от друга, и он встал позади меня, по-собственнически обвив руки вокруг моей талии. Иногда он просто целовал меня в макушку, и это превращало мои внутренности в какую-то жижу. Я не могла сосредоточиться ни на мелодии, ни на ритме, ни на людях, которые говорили, как им понравилось мое выступление. Не могла думать ни о чем, кроме того, что люблю Риза, а он любит меня; каким-то образом на этом вращающемся шаре, набитом одинокими людьми, нам удалось найти друг друга, и теперь все обрело смысл.
Я продолжала прикладываться к фляжке. От алкоголя и любви весь мир стал теплым и пушистым, мое лицо пылало красным, и я не могла перестать улыбаться. Помню, подумала: «Ничто не может этого испортить». Что на самом деле глупо, ведь в тот момент, когда у вас появляется такая мысль, Вселенная тут же иронично интересуется: «Что, правда?»
– Умираю, как хочу в туалет! – прокричала Ханна мне в ухо, после того как группа отыграла около часа.
Ее слова заставили меня понять, что я нахожусь в таком же положении.
– Я тоже.
В истинной женской манере нам не нужно было обсуждать, пойдем ли мы в туалет вместе. Я отцепилась от Риза, пока Ханна нетерпеливо ждала, скрестив руки на груди. Потом мы пробрались сквозь толпу, извиняясь и моля, чтобы нас пропустили. Прохладный воздух ударил нам в лица, когда мы вышли в вестибюль, и музыка стихла до глухих ударов.
– Не особо хочу оставлять Джека одного наедине со всем этим, – сказала Ханна, когда мы шли по коридору. – Но меня сейчас разорвет.
– Да нормальные они парни.
– Хм.
Это был первый надрыв. Это «хм». Раздражение мурашками пробежало по коже. Мы вошли в пустую дамскую комнату, и я все еще могла слышать музыку, даже за шумом воды из кранов и унитазов. Когда я вышла из своей кабинки, Ханна подкрашивала губы перед зеркалом.