Верховный патриарх Джада велел своему казначею вручить соответствующий щедрый подарок двум посетителям дворца за то, что они принесли ему этот очень ценный и неожиданный трофей.
По-видимому, именно так поступали в подобных случаях.
Соответствующий подарок Рафел и казначей обсудили перед тем, как они покинули дворец. Фолько д’Акорси изъявил желание присутствовать при их беседе. Рафел сообщил Лении, что д’Акорси ничего не говорил, просто наблюдал и внимательно слушал. Его присутствие, полагал Рафел, имело большое значение. Казначей не слишком упорно торговался. Как он мог, под взглядом правителя Акорси?
Возможно, потому, что Ления была возбуждена и немного потрясена, лежа нагая в роскошной, горячей, приятно пахнущей ванне и предвкушая хороший ужин, когда она поднялась, оделась и спустилась вниз, она вдруг на мгновение представила себе, каково было бы заниматься любовью с Фолько д’Акорси.
Не в качестве награды для него – она не воображала себя достойной наградой – или даже награды для самой себя. Ничего такого.
Это была фантазия, вспышка физического желания.
Она не позволяла себе ничего подобного большую часть своей жизни.
Палаццо Сарди в Родиасе находилось совсем недалеко от менее внушительного палаццо Фолько.
Направляясь на ужин во дворец, Антенами Сарди остановился, повинуясь какому-то внезапному наитию: ему не давала покоя некая мысль. Он велел одному из помощников постучать в дверь дома д’Акорси. Он опаздывал, как обычно, и предположил, что Фолько уже ушел. Антенами выбрался из паланкина и подождал, пока дверь откроется.
Насчет д’Акорси он был прав. Дворецкий это подтвердил. Однако он хотел видеть не Фолько.
Он попросил узнать, не соблаговолит ли женщина-купец по имени Ления Серрана уделить ему немного времени.
Она спустилась по лестнице через несколько минут. Ее короткие темные волосы выглядели мило растрепанными и влажными после ванны. Дворецкий проводил их в приемную в передней части дома и спросил, не желают ли они вина. Антенами ответил «да», женщина отказалась. Ей следовало согласиться, раз согласился ее гость, но он полагал, что она не знакома с такими выражениями учтивости.
Они стояли в неловком молчании, пока не вернулся дворецкий с подносом и вином для Антенами. Он подал его и вышел, закрыв дверь. Антенами отметил, что бокал сделан из стекла, по новой моде. Катерина Риполи, жена д’Акорси, славилась своим вкусом.
Он взял бокал и поднял его, салютуя женщине. Она была высокой, со стройными бедрами, широко расставленными карими глазами и большим ртом. Прямой взгляд. Подобающая случаю одежда. Он догадался, что об этом позаботился Фолько. Она не относилась к тому типу женщин, который предпочитал Антенами, но на нее приятно было смотреть. Однако он, конечно, пришел сюда не поэтому.
– Зачем вы хотели меня видеть, мой господин? – спросила она.
В этом она тоже проявила прямоту. Сарди из Фиренты не были правителями, но люди обычно обращались к ним именно так, он привык к этому. Достаточно привык, чтобы распознать даже скрытое неуважение.
Ления представления не имела, зачем этот человек пришел к ней. Это ее тревожило. Ее тревожило само пребывание в Родиасе. В этом городе было слишком много власти. Она с нетерпением ждала тихого ужина с Рафелом. Поскольку д’Акорси ушел во дворец, у них будет возможность поговорить о том, что произошло сегодня.
Вместо этого… к ней явился один из Сарди. Тоже представитель власти.
Он улыбнулся. Антенами Сарди казался мягким, доброжелательным человеком. Но Ления знала, что никто не доверяет этому семейству, так же как никто не доверяет Совету Двенадцати в Серессе. Или высшим священникам, если уж на то пошло. В мире вообще мало доверия, подумала она.
– Я просто хотел узнать, – сказал он, – мне кое-что пришло в голову. Из-за лошадей, которые… словом, из-за лошадей. Ваше имя не назовешь необычным, но я веду дела с человеком по фамилии Серрана, и я… я заинтересовался.
– Ведете дела? – услышала она свой голос, но сердце ее уже быстро забилось. Мир способен атаковать тебя, устроить засаду. На твоей ферме. На утреннем базаре. В палаццо в Родиасе. Действительно где угодно.
– Он разводит лошадей. У меня есть великолепный жеребец, моя радость, Филларо, и мы скрещивали его с кобылами синьора Серраны, с хорошими результатами.
– Я ничего не понимаю в лошадях, – ответила она.
Антенами Сарди весело улыбнулся:
– Жаль, но дело не в этом. Просто я подумал, не родственник ли он вам.
– Я в этом сомневаюсь, мой господин.
– Он родом с юга и даже немного похож на вас лицом, я понял это, когда увидел вас вблизи, хотя он невысокий, крепкого телосложения мужчина, а вы весьма высоки для женщины, синьора, если мне позволено будет так сказать. – Он опять улыбнулся.
Ления поймала себя на том, что неотрывно смотрит на него. Ей казалось, он способен услышать, как бьется ее сердце. У нее внезапно закружилась голова. Ее охватил страх.
Она прокашлялась и спросила:
– Где вы ведете дела с этим человеком?
– В Бискио. Его ранчо и конюшни расположены у городских стен. Его зовут Карло. Карло Серрана, конечно. До того как он прекратил участвовать в скачках несколько лет назад, он был самым знаменитым наездником на гонках в Бискио. Он побеждал много раз! Я присутствовал на его последних скачках, и это было поразительно… Синьора! С вами все в порядке? Пожалуйста! Позвольте мне…
Она позволила ему помочь ей сесть на мягкую скамью. Она нуждалась в его помощи. Ей стало трудно дышать. Сарди позвал дворецкого, который быстро явился. Она отказалась от вина, от воды, от еды. Сказала, что с ней все в порядке. Но это было не так.
Антенами рассыпался в извинениях, распрощался. Женщина явно не хотела, чтобы он задерживался, и он опаздывал на пиршество. Его пронесли по ветреным улицам Родиаса до дворца. У него не было возможности поговорить с кузеном с глазу на глаз. Еда, вино и представление оказались отличными.
Разговор с этой женщиной-купцом прошел так странно, думал он позже, вернувшись в собственное палаццо. Он был недоволен собой. Он расстроил ее своими расспросами, хотя вовсе не намеревался этого делать. Ему было просто любопытно. Он подумал, что это может оказаться приятным совпадением, открытием.
По убеждению Антенами, почти во всем, что ты можешь сказать людям, таятся подводные камни. Поистине достойно удивления, что иногда возникает дружба, что деловые связи иногда бывают успешными! Или любовь. Женщина, которую он любит, живет в другой стране.
Утром он наконец получил возможность побеседовать с кузеном. Как и ожидалось, беседа оказалась безрезультатной. Несмотря на горячие заверения Верховного патриарха в его любви и благодарности семье, он ясно дал понять, что не намерен отменять запрет на захват Бискио. На то есть много причин, сказал он.
Называть их он отказался. Как и ожидалось. Они обменялись подарками и объятиями, и Антенами покинул дворец. Он подумал, что мог бы попытаться вести себя более сурово, но был уверен, что все равно ничего бы не добился, а возможно, эффект оказался бы противоположным. Когда он вернулся домой и рассказал об этом отцу, тот, внимательно его выслушав, согласился.
В любом случае не в характере Антенами сурово вести себя с людьми.
Возможно, это слабость.
Ления ни на мгновение не усомнилась в том, что это ее брат. Не было никаких причин для такой уверенности, но она была уверена. Карлито жив.
Она испытала ужас. Радость, да, да, конечно, – и удивление. Но в основном… ужас.
Большую часть жизни она прожила рабыней, вынужденной делить постель с ашаритом, когда он того желал. Доступной для его друзей, если бы он этого захотел. Многие рабовладельцы обращались так с принадлежавшими им мужчинами и женщинами. Почетный гость в вашем доме? Вы предлагаете ему на ночь рабыню или раба. То, что ее хозяин этого не делал, было просто случайностью. И не помешало ей убить его.
После ухода Сарди она сказала дворецкому, что выпьет бокал вина. Это не помогло.
В комнату вошел Рафел. Она увидела на его лице озабоченность, как только он взглянул на нее. Неужели это так очевидно? Она хотела встать и произнести несколько слов, обычных слов, чтобы показать, что с ней все в порядке. Вместо этого она заплакала.
Он быстро подошел, опустился на колени на ковер рядом с ней. Наверное, ему больно, подумала она, у него больное колено. Он взял ее за обе руки. Она позволила ему сделать это. Он ничего не говорил. Она продолжала плакать, беззвучно, открыто, слезы невозможно было остановить. Такое тяжелое чувство.
– Мне придется уехать из Батиары, – наконец сумела произнести она. – Я больше никогда не должна сюда возвращаться.
Рафел бен Натан, ее партнер, ее друг, ее единственный друг, смотрел на нее, стоя рядом с ней на коленях. Он надел дорогую одежду, заметила она.
Он тихо сказал:
– Конечно, мы можем уехать. Можем теперь делать все, что ты захочешь, Ления. Все изменилось. Но… ты мне расскажешь почему?
Видимо, иногда тебе это необходимо. Она рассказала ему почему.
Он не отпускал ее ладоней. Она не отнимала их у него. Она была не против, чтобы он их держал.
Никто, думал Рафел бен Натан, не может до конца понять горе другого человека. Особенно такое глубокое, давнее горе. Он поддерживал беседу тем вечером во время ужина в доме Фолько д’Акорси. Их двоих обслуживало четыре лакея. Он вызвал некоторую неловкость, когда отверг попытку усадить их на противоположных концах стола. Пришел дворецкий, извинился и непринужденно распорядился переставить тарелки и бокалы. Рафел усадил Лению во главе стола; сам сел рядом с ней.
Вино было замечательное. Он проследил, чтобы она выпила еще немного. И чтобы поела, хоть чуть-чуть.
Для него самого, если бы он узнал, что брат, которого считали мертвым, возможно, все-таки жив, это тоже стало бы источником сложных чувств. Потому что у него действительно был пропавший – или умерший – брат. И двое его детей, которых Рафел обеспечивал. Собственных детей у него не было. Горе другого рода. Кое-кто из изгнанных киндатов быстро произвел на свет полдюжины отпрысков после высылки из Эспераньи. Потребность заявить: «Мы все еще здесь, в этом мире».