Чем больше он думал об этом, тем больше ему представлялось возможным, что братья ибн Тихон устроили заговор с целью убить халифа. Наняли человека, который его убил. Это означало, что Зарик и Зияр планировали двинуться на Абенивин.
Он бы и сам так поступил. А они пользуются поддержкой настоящего халифа – Гурчу в Ашариасе.
Возможно. А возможно, и нет?
Нельзя ли убедить этого великого человека, Завоевателя, что братья слишком амбициозны, слишком заботятся о своих собственных интересах, чтобы быть его лучшими слугами здесь, на западе? Править в двух городах? Мудро ли это? Разве нынешний баланс сил, их распределение здесь, в Маджрити, не лучше соответствует целям великого халифа?
Ибн Зукар принялся подбирать подарки. Выбрал посланника и написал письмо.
С одним из подарков у него возникли затруднения. В гареме дворца Абенивина были две несравненные красавицы. Керам аль-Фаради не слишком часто имел дело с этими женщинами, разумеется. У Низима были другие предпочтения. Визирю разрешалось иногда видеть женщин халифа, когда они играли на инструментах или танцевали после обеда. Одна из них будила в нем особо сильное желание. Она являлась к нему во снах, раскованная, обнаженная. Пламя его ночей.
Он удовлетворил свое желание, воплотил эти сны в дни после смерти аль-Фаради. Несмотря на огромный страх, что он испытывал в то время, удовольствие, которое он получил с ней, было также огромным. И она тоже получила удовольствие или очень искусно изображала это. Она была родом из Эспераньи, ее взяли в плен корсары и предложили в подарок халифу Абенивина.
Поэтому он собирался подарить Гурчу другую красавицу. Однако его мысли, как всегда, – таким уж он был человеком, – обратились к возможной опасности. А если вдруг кто-то донесет великому правителю Ашариаса, что новый правитель Абенивина, ибн Зукар, отправил повелителю вторую по красоте женщину гарема? Какое оскорбление!
Кто-то может так сказать! Это было вполне возможно, это… это было почти неизбежно!
Но… конечно, нет. Несомненно, это всего лишь страх говорит в его неспокойном мозгу. А если недоброжелатели захотят опорочить его в глазах Гурчу, они найдут способы это сделать, как бы он ни решил вопрос с дарами.
Он заставил себя быть смелым. Он отправил другую женщину и хорошенького мальчика с приятным голосом. Отправил золото и бриллианты и пустынного льва из зверинца дворца. Лев – хороший подарок, если он переживет путешествие. Он оставил себе черноволосую женщину из Эспераньи. Действительно, какой смысл стремиться к власти, добиваться ее, если отказывать себе в наслаждениях, ей сопутствующих? Кажется, она и правда получает большое удовольствие от проведенных с ним ночей.
Но он все же ошибся. Мы часто ошибаемся.
Иногда наши ошибки может заметить тот, кто в это время способен ясно видеть. В других случаях решения оказываются ошибочными, и нас ничто об этом не предупреждает. Оглядываясь назад, мы способны увидеть тот момент, когда дорога повела нас к гибели, но мы не могли сделать этого, когда выбрали путь.
Его ошибка была второго сорта.
Тем временем в разгар лета, задолго до того, как будущее настигло Низима ибн Зукара в его спальне, ночью, в обличье кривого мужского кинжала и холодного женского смеха, с купеческим кораблем пришло письмо из Фериереса; его принес во дворец сам капитан судна.
По его словам, письмо было доверено ему для вручения только самому визирю Абенивина. Ибн Зукар все еще не называл себя халифом. Он не знал, добрался ли лев до Ашариаса. Как и женщина, и мальчик, и золото, и бриллианты.
К этому времени уже было известно, что Зияр ибн Тихон мертв, а его боевая галера исчезла. Нелепая смерть, глупая, безрассудная – в Соренике, на побережье Батиары. Из-за какой-то киндатки! Ибн Зукар рассказал эту историю своей любимой черноволосой наложнице из Эспераньи. Она с ним согласилась, тихим голосом – он любил ее голос, ее пришептывание, когда она говорила на ашаритском. Ни одна женщина этого не стоит, сказала она. И улыбнулась ему. Он любил ее улыбку.
Однако письмо. Это письмо. Оно было от Фолько Чино д’Акорси, наемника, который писал в качестве командующего войском Верховного патриарха и приглашал ибн Зукара присоединиться к ним в одном предприятии. Которое может положить конец любым угрозам Абенивину со стороны Зарика ибн Тихона. В письме говорилось, что д’Акорси точно известно: братья ибн Тихон организовали убийство прежнего халифа, и приводились подробности. Он предположил, что эти подробности могут не понравиться халифу Гурчу, если ему о них сообщат.
Вряд ли Зарик откажется от своих честолюбивых намерений насчет Абенивина, писал Фолько, несмотря на то – или даже из-за того – что произошло с тех пор с его братом. Если у визиря Низима есть какие-то мысли по этому поводу, капитан корабля, который вручил ему это письмо, готов доставить его ответ на север.
Послание включало много конкретных предложений, в том числе интересных. Опасных, но также, возможно, сулящих избавление от других опасностей. Это надо было обдумать. Равновесие. Низим гордился своей способностью достигать его.
Ты сам прокладываешь курс своей жизни, думал он, подобно кораблю между рифами, ночью, в шторм.
День выдался жарким, сухим. Ветер дул с юга, принося песок. Жестокий ветер. Лето в Абенивине. Близость моря помогала, но бывали и раскаленные, ослепляюще жаркие дни с ощущением хрустящего песка во рту.
Призывая на полуденную молитву, со всех сторон зазвонили колокола, в том числе на башне дворца. Окна на вершине этой башни выходили на внутренний двор гарема. По традиции того, кто имел честь звонить в дворцовые колокола, ослепляли, чтобы простой человек не мог взглянуть сверху на женщин халифа.
Когда-то, давным-давно, обходились без ослепления, а потом… впрочем, это отдельная история.
Всегда есть какие-то истории, подумал ибн Зукар.
Один человек – кузнец из Тракезии, недавно нанятый Серессой за большие деньги и небольшое палаццо со слугами, – изобрел новый способ отливать бронзовые корабельные пушки, которые были легче и реже взрывались. Если пушка взорвалась, сухо сообщил Рафелу его спутник, значит, она плохая.
Этим спутником, сопровождавшим его ранним вечером, когда солнце уже садилось, был чиновник, занимающий высокую должность здесь, на верфи. Причиной такого сопровождения стало письмо, переданное ему из рук в руки посыльным герцога Риччи.
Этот чиновник понимал пока только то, что купец-киндат Рафел бен Натан намерен заказать для себя и своего партнера (не присутствовавшего при этой встрече) строительство большого торгового корабля. В Серессе такое заставляет обратить на тебя внимание. Сегодня результатом стала экскурсия с заместителем начальника Арсенала.
Пусть этот человек и киндат, думал чиновник, но его явно поддерживает герцог, и он готов заплатить за большой корабль из своих собственных средств. Которые, следовательно, тоже достаточно велики. И он, возможно, со временем закажет второй корабль, если останется доволен. Те клиенты, которым это по карману, всегда желанные гости на любой верфи. В Дубраве есть верфь, соперничающая с их Арсеналом. Хорошая верфь, этого нельзя отрицать. Люди могли легко строить свои корабли там, а не здесь. Купец-киндат даже спросил небрежно, способна ли уже Дубрава поставить эти новейшие пушки. Заместитель начальника поспешил заявить, что не способна, хотя и не был в этом уверен. Такие вещи трудно держать в секрете долго. Люди перемещаются по миру, они приносят сведения и наполняют свои кошельки, когда делятся ими.
Дубрава доставляла им все больше неприятностей.
С Рафелом бен Натаном оказалось очень легко договориться о стоимости и о сроках строительства судна. И он прямо сказал, перед тем как уйти и оставить им подготовку предложений по кораблю, что, конечно, за всеми этапами строительства будут наблюдать из дворца герцога, потому что эта каракка сначала примет участие в одном предприятии под эгидой Серессы и Верховного патриарха.
Копию предложений и планов следует отправить на рассмотрение напрямую герцогу Риччи, сказал он.
В ответ на вопрос, что это за предприятие, купец только улыбнулся.
Но смысл его слов был совершенно ясен: никакой небрежности или попыток сэкономить на материалах или деталях. Что бы ни происходило, этот киндат явно имел протекцию: у него был самый высокопоставленный покровитель, какого только можно иметь в Серессе.
Проводив своего гостя до высоких железных ворот, учтиво попрощавшись с ним, даже поклонившись киндату, заместитель начальника Арсенала остался наедине с большим количеством вопросов. Он намеревался получить на них ответы. Информация – это то, чем торговала Сересса наряду со всем остальным. И ее оплачивали золотом. Иногда она стоила дороже золота. Стоила доступа к власти, стоила власти. Временами стоила чьей-нибудь жизни. Заместитель начальника Арсенала видел, как такое случалось.
Это было похоже на представление уличных комедиантов, которое разыгрывают среди акробатов и глотателей огня, с горечью думал Рафел бен Натан. Бродячие актеры в заплатанных костюмах играют на досках, положенных поверх грязи и навоза в деревне или на углу городской площади под вечер, когда не идет дождь. Но в реальной жизни – как это возможно? Человек угрожает ему мечом в нескольких шагах от Арсенала? Кто в Серессе мог желать его смерти?
Его даже сопровождали. Один человек от Фолько д’Акорси и один – от Гвиданио Черры привели его сюда и остались ждать у ворот, чтобы отвести обратно. Они прогуливались вдоль лагуны по очень широкой дорожке. Шум и запахи процветающего города, толпы людей в конце дня. Человек Фолько находился близко, человек Черры чуть дальше.
Иногда толпа создает проблемы.
Убийца возник перед Рафелом с обнаженным мечом раньше, чем ближайший телохранитель смог среагировать. Никто из них не ожидал, что будет необходимость реагировать. Сопровождение в основном предназначалось для подтверждения его достоинства и статуса.