Речь. Это была почти речь.
Ления покачала головой. И продолжала качать головой, вытирая рукавом слезы с глаз. С черных глаз, которые он так хорошо помнил.
– Ох, Карлито, – сказала его сестра.
Его никто так не называл с тех пор, как ее увезли. Он схватился руками за верхнюю перекладину ворот, чтобы удержаться на ногах. Он и в самом деле чувствовал, что вот-вот упадет. Но потом он протянул руки над воротами, и в конце обычного весеннего дня его потерянная сестра из утраты и воспоминания вновь превратилась в часть его жизни, в несколько шагов преодолев тот последний клочок земли Джада, что их разделял, и взяла его ладони в свои, и у ребенка, живущего в нем, из самого сердца вырвался крик. В нем была радость, и боль, и острое осознание потерянного навсегда времени.
Она должна была произнести это, сжимая его руки.
– Карлито, Карло, я была у них рабыней.
– Я так и думал, – сказал он. Он сжимал ее ладони так, будто никогда больше не собирался их отпускать. – Думал, что это так, если ты осталась в живых. Именно поэтому… именно поэтому я убивал, Ления, столько, сколько мог, перед тем как уехал на север.
– Когда умерла мама?
– Через четыре года. Она уже больше никогда не была прежней.
Она им пела, рассказывала сказки.
«Кто мог бы остаться прежним после того, что с нами случилось?» – подумала Ления.
– Я тоже это делала, – сказала она. – Я тоже убивала ашаритов. – Ей было поразительно трудно выговаривать слова. – Человек, которому я принадлежала, стал первым. Потом были другие.
– Хорошо. – Вот и все, что он ответил.
– Я… – Это было так трудно. – Я думала, что ты можешь не принять мое возвращение.
– Что?!
Его тон, его отчаяние, неприятие самой этой мысли – мысли, которая руководила ее жизнью с того момента, когда она опять стала свободной. Бальзам на рану, гноящуюся с того дня.
– Карлито, женщина, которую взяли в плен…
– Они тебя захватили, ты ничего не выбирала! – Теперь он почти до боли крепко сжимал ее руки. – Ления, ты здесь! Ты спаслась! Ты жива! О Джад, это лучший день в моей жизни.
Она склонила голову и поцеловала его руки.
– Правда? – спросила она. – Но… я слышала, что ты здесь несколько раз побеждал на скачках.
Ему потребовалось несколько мгновений, но потом он понял, что она его дразнит. Карло улыбнулся. Он в свою очередь поднял к губам ее руки и поцеловал их.
– У тебя есть жена? Дети?
Он кивнул:
– Мальчика зовут Страни, девочку Аура. – Имя их отца, их матери.
Сердце ее было полно до краев, подобно кувшину, куда налили слишком много воды.
– Пожалуйста, пойдем ко мне, и ты познакомишься с ними, – сказал он. – И с Анни. И увидишь моих лошадей. Здесь… здесь будет твой дом, на столько времени, на сколько ты захочешь. Навсегда.
– Сначала тебе придется открыть эти ворота, Карлито.
В ответ он опять улыбнулся. Хорошо сложенный мужчина, невысокий, но явно очень сильный и легко двигающийся. Он похож на отца, подумала она. В детстве он все время улыбался.
– Это я сделать могу, – ответил ее брат.
Его голос исцелял мир чуть больше с каждым произнесенным словом. Это ее даже пугало.
«Неужели тебе позволено стать счастливой?» – подумала она.
Он открыл ворота. Она вошла в них. Он махнул кому-то рукой, идя за ней, и один из мужчин подбежал и выскочил на дорогу, чтобы забрать ее лошадь.
Карло Серрана на всю жизнь запомнит те дни, когда к нему вернулась сестра – из мертвых, из изгнания, из пустоты, образовавшейся внутри него из-за ее отсутствия, – нежданная, любимая.
Две недели. Они рассказывали друг другу истории: делились общими воспоминаниями и теми, которые принадлежали только одному из них, так как их оторвали друг от друга совсем юными. Он учил ее ездить верхом правильно, или, по крайней мере, лучше. Он оказался терпеливым учителем. Лошади были любовью его жизни, такой же, как жена и дети. И теперь Ления. Снова Ления.
Анни, его жена, дар Джада, которого, по его мнению, он не заслужил, полюбила ее, как любила всякого хорошего человека, и еще больше потому, что Ления была его сестрой и она заставляла его улыбаться. Дети обнаружили, что у них есть тетя, неизвестная сестра их отца, которая приехала на время погостить.
Только на время. Пока только на время, сказала Ления. Она не захотела говорить, что может произойти потом. Сказала, что есть кое-что, что ей необходимо сделать.
Выяснилось, что она женщина со средствами. Со счетом в банке Серессы.
Карло преуспел за эти годы благодаря скачкам, начиная с того времени, когда приехал сюда очень молодым, но уже сильным – очень умелым наездником, даже агрессивным на скаковом круге. Он выиграл соревнование между претендентами и был допущен к жеребьевке на скачки в первый же год пребывания здесь, и его имя вытянули. Тогда – случайно, простая удача. Его никто не знал, ни один район не хотел иметь его своим наездником, никто не предлагал взяток чиновникам. Он был неизвестным. В последний раз.
Он победил на тех первых скачках. Сломал руку другому наезднику дубинкой, которая имелась у всех. Это разрешалось, даже ожидалось – ты наносил удары другим, они метили в тебя. Никогда в лошадей. Тебя могли избить или убить после скачек, если ты ударил лошадь, пусть даже случайно.
Очень хорошо показать себя на скачках в Бискио означало проложить себе дорогу к богатству.
А Ления? Она занялась торговлей, у нее были партнер и корабль, а потом… только этой весной, совсем недавно… она вдруг разбогатела, и они с партнером строят каракку для флота, который в следующем году, возможно, отправится на юг. Чтобы отвоевать город Тароуз у Зарика ибн Тихона. Это имя все знали. Человек, отправляющий в море пиратские корабли, подобные тому, который разрушил их жизни.
Ления приехала сюда искать его после того, как Антенами Сарди рассказал ей, что в Бискио есть человек по имени Карло Серрана, который разводит лошадей. Сарди! Из всех людей! Может ли мир – или твоя собственная, незначительная его часть – измениться из-за такой случайности? Из-за чего-то настолько непредсказуемого, настолько… странного?
Кажется, может. Это произошло. Она жива и нашла его.
То, что у его сестры есть средства на постройку корабля и что она планирует отправиться на нем на войну, что она – очевидно – искусно владеет ножами и коротким мечом и собирается сама убивать людей, когда они попадут в Тароуз… это ему еще нужно будет уместить в своем сознании.
– Но моя задача не проще, Карлито: осознать тебя как лучшего наездника, конезаводчика, владельца такого ранчо, – ответила она, когда он сказал ей это однажды вечером, когда они гуляли под зажигающимися звездами по принадлежащей ему земле. – Как мы могли догадаться?
– Догадаться о будущем? Разве это доступно хоть одному из живущих?
– Ох, дорогой, – рассмеялась Ления. Ее смех был для него подобен дождю в засушливый месяц. – Ты еще и философ? К этому я не готова.
Ему пришлось рассмеяться вместе с ней. Но он прибавил:
– Слишком много времени прошло, Ления.
– Может, и нет, – ответила она. – Мы здесь.
Но именно тогда она сказала ему, что скоро уедет. Она постарается вернуться. И будет часто возвращаться, пообещала она, хотя пока не знает когда. Слишком многое изменилось для нее, и продолжает меняться.
«Постараюсь вернуться» – в его душе эти слова столкнулись со словами «пойду на войну».
– Я не вынесу, если потеряю тебя опять, – сказал он.
– Теперь ты меня никогда не потеряешь, – ответила старшая сестра, останавливаясь и поворачиваясь к нему. На небе появлялись все новые звезды. Теплый вечер, слабый ветерок, безоблачно, лошади тихо щиплют траву на пастбище за оградой. – Мы видели друг друга и знаем то, что знаем, и это хорошо. У тебя чудесная семья, Карлито. Мое сердце радуется, когда я вижу тебя с ними.
– Но у тебя нет семьи.
Она пожала плечами:
– У меня была другая жизнь.
И поэтому вместе с радостью оставалось ощущение боли, печаль, подобная камню. Да и как ее могло не быть? Мир такой, какой он есть, и их родители похоронены под оливой на краю фермы, которая была их домом.
Через два для после этого по тропе приехал человек, тоже один, хотя Карло увидел, что его спутники остановились на дороге, на некотором расстоянии от него, чтобы он мог подъехать к ранчо в одиночку.
Тот день выдался облачным, дождь надвигался, но еще не начался. Этот человек был лучшим наездником, чем Ления, заметил Карло, потому что не мог не замечать таких вещей, но он сидел на коне (на хорошем коне) осторожно, будто ему было неудобно.
Ления стояла вместе с Карло у ограды пастбища, наблюдала, как Страни работает с лошадью. Мальчик был еще очень юным, но уже приобрел сноровку и чутье и умел успокаивать лошадей голосом. Она проследила за взглядом Карло, увидела то, что он увидел на дороге.
Он смотрел, как Ления пошла к воротам, чтобы встретить этого человека, и понял, что она не удивилась, когда увидела, кто приехал, и решил пойти с ней и быть рядом. Он сразу же понял, что теперь она уедет. Мир позвал ее. Он не потеряет ее, как раньше, но она все-таки уедет.
Они провели ночь на ранчо, она и ее партнер-киндат. Ему сразу же понравился этот человек, бен Натан. У них на юге жили киндаты. На побережье Сореники их было очень много, и уже очень давно, и герцог Эрсани привечал их у себя при дворе, наряду с ашаритами. Этот человек был учтив и забавен (он показывал детям фокусы с монетами), и он был деловым партнером Лении, помог ей сбежать, а потом разбогатеть. Ему не мог не понравиться этот человек, не так ли?
А еще Ления уезжала не из-за Рафела бен Натана. Она уезжала из-за себя самой. Теперь она сама управляет своей жизнью. По крайней мере, в той степени, в какой это может делать человек, думал Карло.
Рафел вышел из дома вместе с Ленией после того, как они поели. Ее брат и его жена оставили их наедине. Он шел медленно, но причиной была скорее скованность после путешествия верхом, чем боль от раны. Он исцелен, сказали ему в Фиренте. Швы сняли. Шрам остался. Тот, кто увидел бы его без рубахи, мог бы подумать, что он воин. Забавно. Все же было нечто странное в том, как его спасли в тот день. Антенами Сарди, навещая его, однажды начал говорить об этом, почти с гордостью. Потом замолчал, снова начал говорить и снова остановился. Рафел не стал давить на него.