Надежда может ввести в заблуждение.
– Хороший конь, – послышался голос у него за спиной. – Как он тебе достался?
Айаш в ужасе резко обернулся, потом с облегчением выдохнул. Говорящий был ашаритом, даже с ожерельем из серебряных звезд!
– Слава святым звездам, – сказал Айаш на своем языке. – Я так рад тебя видеть.
– Неужели? – ответил этот человек по-прежнему на языке Батиары. – Почему? И зачем ты здесь?
– Много вопросов! – сказал Айаш, пытаясь улыбнуться.
– И я жду ответов, – сказал незнакомец. Он был средних лет, некрупный мужчина, но необычайно спокойный, что встревожило Айаша. – Ты откуда?
Плохой вопрос. Он не спешил с ответом.
– Я ищу кров и работу. Я трудолюбивый работник. Это твоя ферма?
– Будет моя, – ответил мужчина. – Мы чиним ограду и амбар, потом возьмемся за дом.
– Я могу помочь! – предложил Айаш.
– Не думаю, – сказал тот. – Я думаю, ты из Маджрити, судя по акценту. Думаю, ты участвовал в налете. Думаю, я даже знаю, в каком именно. Иногда новости доходят быстро, – прибавил он.
– Нет! – воскликнул Айаш. – Нет, я…
– Как я сказал, слишком хороший конь для одинокого мальчика, который к тому же его прячет. Или пытается спрятать. Ты участвовал в налете ибн Тихона? И сбежал?
– Нет, – повторил Айаш, уже не так уверенно. Он так устал, так боялся.
– Думаю, так и было, – сказал мужчина, по-прежнему очень спокойно. – Дело в том, что мне и моему брату будет очень плохо, если обнаружат, что мы наняли человека с того корабля как раз тогда, когда нам наконец разрешили иметь собственную землю. – Его голос стал другим.
– Я понимаю, – сказал Айаш. – Тогда я просто поеду дальше. Я не… только я не участвовал ни в каком налете, мне просто нужна работа. И кров?
– Всем нам нужен кров, – ответил мужчина, на этот раз на ашаритском. Это почти доброта, подумал Айаш. – Мне жаль, мальчик. Но ты попал не в то место.
Он обнажил меч, висевший у него на поясе.
Айаш открыл рот. Но он не был трусом, просто устал и страдал от одиночества, и он быстро выхватил собственный меч, которым умел пользоваться, будучи сыном своего отца; его учили с детства (не так уж давно), и он мог…
Он мог только погибнуть там весенним утром, когда звезды Ашара уже скрыло поднявшееся солнце. Его убил не клинок стоявшего перед ним мужчины, который, по правде говоря, не был воином – Айаш мог бы с ним справиться. Его ударили сзади, его голову раскроил тяжелый посох.
Этот посох держал другой мужчина, брат первого (хотя Айаш так этого и не узнал), вынырнувший из оливковой рощи за двумя могилами. Надписи на них, глубоко вырезанные на темно-серых, покрытых мхом камнях, гласили: «Страни Серрана», и «Аура Серрана», и «Покойтесь в свете Джада, любимые навечно».
Все было напрасно, он прожил слишком мало времени, ничего не сделал, ничего не добился, так мало испытал, а теперь все кончено. В чем смысл дарованной тебе жизни, рождения, младенчества, детства, возмужания, если больше ничего не будет? Никогда не будет ничего, кроме этого?
Он смотрел сверху на свое скорчившееся тело, на кровь, текущую из проломленной головы. Он мог бы заплакать. Возможно ли быть мертвым и плакать?
Никто никогда не узнает, где он умер. Его отец никогда не узнает. Отец… отец заставил его участвовать в этом налете. Айаш хотел ненавидеть его, винить его, он никогда не чувствовал себя способным на это. Никогда не был достаточно сильным. Отец сказал, что это станет хорошей тренировкой, шагом в его карьере, если Айаш хочет жизни в море. Айаш не знал по-настоящему, чего он хочет, какой именно жизни. Какой выбор у него был, если у него вообще был какой-то выбор при таком отце. А теперь он никогда не узнает. И не выберет. Не получит возможности выбрать. Это казалось… несправедливым. Он многого никогда еще не делал, и теперь уже никогда не сделает. Неужели для этого дети поднимаются на ноги и начинают ходить, потом убегают от матерей и нянек и выходят в большой мир, путешествуют по своей жизни?
«В какой большой мир? – думал Айаш ибн Фарай. – По какой жизни?» У него даже не будет могилы, никаких похоронных обрядов, никаких молитв не прочтут над ним, чтобы облегчить ему дорогу в жизни после смерти. Он умер на земле джадитов от рук ашаритов.
Он слишком мало знал, чтобы ощутить иронию произошедшего, когда смотрел вниз на звездопоклонников, которые его убили, но уловил ее проблеск. «Я мог бы что-то совершить», – такой была его последняя мысль, пока он парил там. Он поднял глаза, отводя их от изломанного тела на земле, его тела. Он искал звезды, выше и дальше утреннего солнца. Не знал, должны ли они там быть. Не знал, есть ли что-нибудь там. Здесь. Где бы он ни находился.
Он чувствовал такую тяжелую печаль ранним весенним утром этого мира.
Но его все же похоронили должным образом. Прямо там, рядом с двумя другими могилами, хоть и без надгробия, только насыпав низкий холмик, так как братья, которым теперь принадлежала эта уже несколько раз заброшенная ферма, решили, что лучше всего никому не говорить об этой встрече и не оставлять никаких следов. Но после того как они вырыли, а потом закопали его могилу, они прочли молитвы своего народа о его душе, чтобы она отправилась к Ашару среди сверкающих, вечных звезд. Они вовсе не жестокие и безжалостные люди, говорили они друг другу, они просто живут в таком мире, какой им дан.
Часть четверта
Глава XII
Когда весна превратилась в лето, сухое и слишком жаркое почти во всей Батиаре и на юге Фериереса и ветреное на севере, с необычно частыми грозами ближе к Эсперанье и к западному Маджрити, на прибрежных землях джадитов начали всерьез опасаться, что Зарик ибн Тихон начнет яростно мстить за гибель брата, о которой стало известно потому, что Верховный патриарх хотел, чтобы о ней стало известно.
То, как умер его брат, не было тайной. Зияра убил в Соренике Фолько д’Акорси, не менее грозный человек. Неясно, почему Фолько оказался там, но он там оказался, и голова Зияра ибн Тихона вскоре после этого была выставлена на крепостной стене патриаршего дворца в Родиасе. Она все еще торчала там, разлагаясь. Обезглавленное тело протащили по городским улицам, а потом бросили на поживу голодным псам. Это все видели, об этом сообщали, так было задумано.
Нужно было отомстить, по многим причинам.
Однако у Зарика ибн Тихона возникли трудности в том городе, которым он правил. Большие трудности, обещавшие еще возрасти, когда станет известно о некоторых вещах. Это пока не произошло, но произойдет. Люди распускают слухи. Мужчины и женщины любят распространять слухи, которые до них дошли. Это разменная монета всего мира. И были те, кто выиграет, если у него возникнут неприятности.
План братьев захватить Абенивин с благословения Гурчу Завоевателя в Ашариасе… для его осуществления нужны были оба брата: один должен был остаться в Тароузе, другой – отправиться на запад и захватить власть в Абенивине.
Они также рассчитывали на хаос в этом городе после убийства халифа и – разумеется – на благословение Гурчу. Конечно, как его представители в Маджрити, они должны были известить его о своем плане заранее, а не начинать с убийства. Зарик написал письмо, объясняя – или пытаясь объяснить – случившееся. Он отправил его и в тот вечер усердно помолился.
Кто-то другой уже написал в Ашариас. Он был в этом уверен. Он чувствовал себя одиноким, чувствовал угрозу. Зияр был мертв и нашел приют среди звезд Ашара. По крайней мере, его брат на это надеялся. Возможно, это не так. Кто мог это знать? Не было ни погребения, ни похоронных обрядов.
Но он не сомневался, что письмо в Ашариас отправили из Абенивина сразу же после смерти от яда Керама аль-Фаради. Если так, то это сделал тамошний визирь, ибн Зукар, который действовал (это приходилось признать) решительно и, по-видимому, неожиданно упрочил свое положение.
Если Гурчу узнал о событиях таким образом, это нехорошо.
Само убийство произошло в основном как планировалось. Убийца умер (очень кстати), купцу-киндату и его женщине-партнеру заплатили (они слишком напуганы, чтобы проговориться). Но последствия оказались совсем не такими, как они ожидали.
Все это привело к тому, что Зарик ибн Тихон сидел в своем городе Тароузе, преисполненный страха – впервые на его памяти, – когда южные ветры принесли летнюю жару. Ходили слухи, что визирь из Абенивина, временный халиф, который, вероятно, вскоре будет претендовать на реальный статус халифа, готовится напасть на него самого, заручившись поддержкой западных племен. Если Гурчу лишит Зарика своей поддержки – как говорится, отведет от него свой благосклонный взор, – старший из братьев ибн Тихон, а теперь единственный брат ибн Тихон, попадет…
Скажем так, он попадет не в самое лучшее положение.
Если солдаты Зарика из Ашариаса получат от Гурчу сообщение, что братья ибн Тихон превысили свои полномочия, что эти представители великого халифа забыли, что они всего лишь его представители и ими можно пожертвовать…
Плохие мысли в период летней жары и гроз. Зарик ибн Тихон знал, что он обладает властью, что его боятся, что он еще в расцвете сил, но чувствовал себя в тот сезон старым, и ему недоставало брата. Ничто не могло его успокоить. Он много курил гашиш, каждую ночь вызывал женщин из своего гарема. Пару раз эти женщины, даже те, кому он отдавал наибольшее предпочтение, не смогли даже возбудить его.
Такого раньше никогда не случалось.
Из-за всего этого он не планировал отправлять флот возмездия через Срединное море, чтобы обрушиться на прибрежные города джадитов, разорить их, захватить рабов и устроить карнавал смерти. Это следовало сделать. Но этого не случилось.
Был отправлен только один корабль под командованием его лучшего капитана. Юный сын Фарая Альфази участвовал в налете Зияра. Он оказался среди погибших. Или исчез вместе с галерой. Точно известно не было.