Несомненно, разумно было бы уехать на восток. Она это понимала.
И Ашариас, что тоже имело некоторое значение, находится так далеко, как только возможно, от Эспераньи, где ее мужа сожгли на костре.
В то время и в тех местах, по которым путешествуют действующие лица нашей истории (и по которым мы путешествуем в мгновения нашей собственной жизни), между жизнью на побережье и в глубине материка существовала огромная разница.
Дело было не только в корсарах. Жители Хатиба, расположенного далеко на востоке, порта, известного перевозками зерна и многого другого, не проводили свои дни, молясь звездам Ашара в страхе перед появлением флота джадитов из предрассветного тумана. Они находились слишком далеко и имели слишком большое значение для западных земель. Мог начаться голод, если бы урожай оказался плохим или если бы, например, они решили оставить себе его часть – по какой угодно причине. Это было маловероятно, так как они нуждались в доходах от торговли с городами джадитов, но тем не менее это было в их власти. А иногда урожай действительно оказывался плохим. Когда это случалось, во многих местах умирали люди.
Сейчас в Хатибе боялись Ашариаса.
Гурчу, по-видимому, собирался установить власть над всем миром. Сарантия ему было недостаточно. Некоторые говорили, что расстояние и восстания ограничат возможности его армий. Что он попытается, но потерпит неудачу.
Эти голоса в конце концов оказались правы. Но когда должно пройти время, когда истины становятся очевидными только в конце, это не помогает людям, которые живут в период неопределенности, под угрозой войны, ожидая, что с ними будет.
Неопределенность порождает многое. Бессонные ночи. Набожность. Ремонт и возведение новых городских стен, строительство флота, приглашение наемников и их обучение. Некоторые становятся безрассудными, целиком отдаются пьянству или любви. Другие стремятся разбогатеть, веря, что богатство сможет их защитить. (Иногда оно может.) Кто-то видит спасение в том, чтобы удалиться от мира в ту или иную обитель. Конечно, эти обители тоже могут стать мишенями, в зависимости от того, где они находятся.
Один древний философ писал: для неведомого нет идеального ответа.
Древняя Тракезия, давно утратившая славу, была полем боя, пусть и не занимающего центрального места в этом повествовании. И на задворках истории люди тоже живут и умирают, страдают и обретают радость.
Войска Гурчу сражались, чтобы покорить эту дикую землю, покрытую горами, ущельями, быстрыми реками, но там трудно было организовать снабжение армии, а мятежники-джадиты оказались упорными и боролись яростно. Их вождь, огромный рыжеволосый мужчина с пышной бородой, непримиримый, устрашающе умелый воин, устраивал жестокие набеги. Его люди убивали не только мужчин, но и женщин с детьми, отправленных вместе с мужьями заселять эту землю. Сжигали фермы и амбары. Вместе с людьми. Это были поселенцы, не солдаты. Да, их отправили туда по причине, имеющей отношение к завоеванию, но все же…
Скандир, вот как люди называли этого человека. Раньше он был правителем Тракезии, ее южных районов, его семья веками занимала это положение. Теперь он стал мятежником, бездомным, вечным странником. Карательные меры против джадитских деревень его не останавливали. Да, люди гибли. Но это заставляло других, особенно молодых, отправляться на поиски Скандира и присоединяться к его восстанию.
Ашаритов по-прежнему призывали переселяться туда, чтобы начать процесс обращения этой земли в звездную веру. Многие умирали или жили в постоянном страхе смерти. Никто этого не знал, не мог знать, но восстание Скандира будет продолжаться очень долго, и Тракезия никогда не покорится, даже после его смерти, много лет спустя.
Халифы (или короли) могут подкупать свой народ и грозить ему, соблазнять и бушевать, посылать армии, но всему есть предел, и тому, чего они могут добиться, тоже.
Король Фериереса Эмери был молод, честолюбив, практичен, отважен, и он ненавидел Эсперанью больше, чем последователей Ашара.
Это было проблемой, учитывая то поручение, с которым ехал к нему Фолько д’Акорси.
Вероятно, хоть и не точно, они опередят известие о флоте Верховного патриарха. Может иметь значение то, что Фолько сам доставит эту новость и получит шанс оценить первую реакцию на нее короля.
Все знали о ненависти Эмери к Эсперанье, это не было тайной. Много лет король пускал в свои порты корабли Маджрити, чтобы ашариты продолжали атаки на Эсперанью. Он обменивался подарками и комплиментами с Гурчу в Ашариасе, игнорируя чудовищность его злодеяний в Сарантии.
Верховный патриарх бушевал, но еще не зашел так далеко, чтобы отлучить короля Фериереса – и его подданных – от священных обрядов Джада. Эту угрозу держали про запас, но она была реальной.
Фолько Чино д’Акорси нес с собой эту угрозу. Совершите определенные действия, присоединитесь к флоту и финансируйте его строительство – или священников могут отозвать, в том числе высших священнослужителей при дворе короля. Святилища перестанут быть священными, обители лишатся покровительства во всех владениях Эмери. Никаких похоронных обрядов, никаких благословений и молитв о заступничестве для новорожденных или заболевших, священники перестанут отправлять службы перед солнечным диском.
Надежды на божественный свет после смерти будут лишены все живущие в Фериересе под властью короля-предателя, не подчиняющегося Джаду.
Фолько получил полномочия заявить об этом. Он вез письмо из Родиаса, подтверждающее это. Ему совсем не хотелось, чтобы пришлось это говорить, показывать это письмо. Опасно быть посланником, который принес такие известия, но и угроза была огромной. Эмери должен участвовать в военной кампании против Тароуза весной, его порты должны закрыться для ашаритов в этом году – иначе его страна столкнется с последствиями, которые способны погубить мир джадитов. Или его самого.
Хамади ибн Хайан, родившийся в маленьком, но важном городе Арам на широком плато к югу от бывшего Сарантия, присоединился ко двору османов в Сарнике, первом крупном городе, оккупированном ими во время наступления, а затем к армии Гурчу Завоевателя (пока не получившего этот титул) пятнадцать лет назад, будучи таким же молодым человеком, как и сам Гурчу.
Он умел обращаться с луком, но в остальном не был воином. Зато обладал другими способностями, которые принесли больше пользы, когда они овладели Ашариасом во всем его великолепии.
Он был высоким, приятным на вид мужчиной. Гурчу тоже был очень высоким, конечно. Хамади выработал привычку в присутствии халифа слегка сутулиться и следовал ей, пока однажды, когда они остались наедине, если не считать немых слуг, Гурчу не сказал ему тихо:
– Нет необходимости стоять вот так. Это может оскорбить меня – то, что ты думаешь, будто я настолько чувствителен, что мне не все равно.
После этого Хамади перестал сутулиться.
Ровесник халифа, способный вести с ним умные беседы, ибн Хайан стал его советником по вопросам отношений с миром джадитов, – с теми его частями, в которые Гурчу не намеревался вторгаться. И поэтому год за годом терпевшие крах попытки отвоевать у Священного Императора джадитов часть земель, чтобы в конце концов прорваться к самому Обравичу и захватить его, как они захватили Сарантий, не были его неудачами.
Увольняли, а иногда и казнили генералов и командующих обозами снабжения. Они винили погоду и расстояние, разливы рек, нарушение субординации в войсках. Ничто из этого им не помогало, хотя иногда и было правдой.
Ибн Хайана не обвиняли ни в одной из таких катастроф. Как и в проблемах с Тракезией, где скрывались Скандир и его мятежники, которые время от времени выходили из укрытий, сея смерть и хаос, а потом снова исчезали. Отправленных туда поселенцев убивали в таких количествах, что это все больше затрудняло… ну, отправку туда поселенцев.
Нет, ни одно из этих возмутительных обстоятельств не ставили в вину Хамади ибн Хайану. Его задачей было улучшать жизнь в Ашариасе и вести дела с теми джадитами, которые хотели вести с ними дела на условиях взаимной выгоды. Он также наблюдал за киндатами. Полезно для торговли.
В задачу ибн Хайана входило возрождение былого величия огромного города дворцов, куполов и садов, базарных площадей, массивных стен и моря; города, в котором давным-давно устраивали гонки колесниц.
Но еще одной частью его обязанностей действительно было формирование и укрепление полезных альянсов на западе. Сейчас большое значение имело сотрудничество с Серессой, истинным богом которой была прибыль, и с быстро набирающим силу Фериересом, чей честолюбивый король хотел раздавить короля и королеву Эспераньи, кажется, еще больше, чем этого хотел Гурчу.
Противостояние врагу друга может скрепить дружбу, сказал ибн Хайан Гурчу перед тем, как отплыл в сопровождении четырех кораблей в порт Марсены. Оттуда он отправился по суше на север, в Оран, ко двору короля Эмери.
Он был хорошим наездником, как почти все ашариты-османы. Он вез подарки, еще более богатые, чем обычно, и весьма конкретные предложения, имея полномочия пойти еще дальше, если возникнет необходимость.
Ибн Хайан путешествовал не тайно. Это было невозможно. Но он и не взял с собой сопровождение, которое обычно полагается высокопоставленному придворному и официальному посланнику. Слишком большим стал бы в этом случае караван, и он двигался бы медленно. Тем не менее с ним отправилось немало телохранителей.
Существовала возможность, что его похитят или даже убьют по приказу Верховного патриарха, если Скарсоне Сарди (будь проклято его имя) узнает, что ибн Хайан здесь, и найдет его. Хамади этого не исключал, но не поддавался страху. Вряд ли его найдут в море, а в Фериересе он окажется на землях правителя, желающего их альянса.
Он был человеком, склонным относиться ко всему философски, и уже не очень молодым. Ему нравилась его работа, его положение и то, что давало это положение и власть в Ашариасе, в том числе достойная жена и несколько наложниц. Он был в меру набожным, здоровым, не имел ничего против путешествий. Он мог бы сказать, что его жизнь хороша и приятна, не зная, что вскоре в ней произойдут события, внутренние и внешние, которые многое изменят.