– Почему вы решили, что я могу иметь какое-либо отношение к Маджрити? – Безрассудный вопрос.
– Потому что вы безупречно говорите на ашаритском, с западным акцентом. Я выскажу догадку: вас взяли в плен совсем юной. Тяжелая доля. В какой город вы попали?
Ления снова вздохнула:
– Вы понимаете, что я скорее отниму у вас жизнь, чем отвечу на ваш вопрос.
Она говорила серьезно. В ней росло непреодолимое желание, похожее на барабанную дробь в крови. Она почти видела, как ее рука тянется к ножу в сапоге, видела, как достает его, как бросает… целясь ему в глаз. Это один из самых надежных способов убийства, если ты уверен, что сможешь туда попасть.
К этому времени она уже была уверена, что сможет. Она согнула пальцы правой руки. Она зашла так далеко. Барабанная дробь была почти приказом.
Он воскликнул:
– Альмассар! Вот где я вас видел! В Альмассаре! Диян ибн Анаш! Вы были его телохранителем. Он очень этим гордился!
Она приказала пальцам остановиться. Мрачно посмотрела на этого человека в колеблющемся полусвете-полумраке. Слуга, подумала она, увидит, как она его убила, и его помощники увидят. Она член команды Фолько, выполняет важное поручение, и…
– Гордился? Я была его собственностью, – сказала она. – Он купил меня, и я была его собственностью. Он также гордился своими виноградниками, и библиотекой, и своими лучшими скакунами. Другими вещами, которыми он владел.
Его очередь промолчать. Он обдумывал ее слова. Это было видно, даже в полумраке. Потом он сказал:
– Ибн Анаш умер через год или чуть позже, как мы слышали. Это вы его убили?
Опасно проницательный человек. Он и должен таким быть, подумала Ления, если он близок к Гурчу, а это, очевидно, так. Она могла солгать или сказать правду.
Но не обязана была делать ни то, ни другое.
– Зачем вы приходили в его дом? – спросила она.
Он не стал настаивать на ответе.
– Я вам говорил. В тот год, когда мы предъявили права на Ашариас, меня послали в Маджрити. Мне поручили ясно дать им понять, что великий халиф считает всех ашаритов братьями, а себе отводит роль старшего брата.
Она ничего не сказала.
– Я также пытался привлечь в Ашариас выдающихся людей, – продолжал он. – Ученых, судей. Вот почему я посетил ибн Анаша. Чтобы предложить ему должность судьи и очень комфортную жизнь, если он поможет сделать наш город более великим, придать ему больше блеска.
– Он был великим, – сказала она. – У него был блеск. Это был Город Городов.
– И нужно снова сделать его таким, под звездами Ашара. Вы, несомненно, это понимаете?
– Вы просите слишком многого, – ответила она.
Пристально глядя на него, она кое-что вспомнила. Это воспоминание обжигало. Она произнесла, не успев сдержаться:
– Послушайте. Когда в Альмассар пришло известие о том, что Сарантий пал, человек, который владел моим телом и моей жизнью, созвал друзей на пиршество с вином и с музыкой, чтобы отпраздновать это. Он заставил меня танцевать перед его гостями. Я не танцовщица. Я не владею этим искусством, меня никогда не учили танцам. Но выбора у меня не было. Они смеялись и пили, его друзья, и некоторые тянули ко мне руки, хватали мое тело.
– Но он их остановил, конечно? – спросил Хаммади ибн Хайан.
Ей снова захотелось его убить. Желание было таким сильным.
– Остановил. Но лишь потому, что это было проявлением неуважения к нему самому. Позже он вызвал меня в свою спальню. Вместе с другой женщиной и мужчиной с конюшни. Чтобы развлекать и возбуждать его. Но вы правы, он не позволил одному другу сорвать с меня одежду, когда я танцевала. Да, это правда.
Хамади ибн Хайан молчал. В конце концов он сказал:
– Ваш Верховный патриарх в Родиасе ненавидел Восточного патриарха. Ему никогда не нравился император Сарантия. Никто на западе не ответил на его мольбу. Земли, где поклоняются Джаду, не присылали ему никакой помощи, много лет. А теперь… теперь патриарх чувствует вину, ему стыдно. Поэтому он идет войной на город, близкий к его берегам.
– Можете ли вы его винить?
– Учитывая то, что он отказывался хоть как-то помочь? Возможно, могу.
– Все это меня не касается.
– Все это никого из вас не касалось! Государства Джада позволили Сарантию пасть. Горстка людей пришла туда сражаться по собственной воле, за свой счет. Из малых и больших городов, с ферм. Из пиратской деревни в Саврадии! Они погибли с честью. Наши пушки, которые пробили стены? Их отлил оружейник-джадит, который перешел к нам. Вы знали об этом? А теперь, теперь воины, и короли, и все священники Джада оплакивают Сарантий.
Ления молчала.
– Дело в стыде, – повторил он.
– Стыд способен побудить людей действовать.
Он посмотрел на нее и сказал:
– Я действительно вас помню. Вы стояли у двери, охраняли комнату. У вас запоминающаяся внешность. – Она увидела, как он слегка улыбнулся, его зубы блеснули в темноте. – А у меня, очевидно, нет.
Она ничего не ответила. Она и в самом деле совсем его не помнила.
– Откуда вы родом? – спросил он.
Она думала о том, что он сейчас сказал. Об этой горькой правде. Ни одно войско не отправилось на восток. Они здесь слишком разобщены, слишком жадны. Слишком боятся?
– С фермы недалеко от Касьяно, – сказала она. Не совсем понимая, почему ответила.
– И вас захватили во время пиратского рейда? Если так, то это очень далеко от моря.
– Да.
– И вы были ребенком.
– Да.
Она не собиралась больше ничего говорить. Она и так уже сказала слишком много.
– Мне очень жаль, – сказал он. – Это случается со слишком многими людьми, любой веры. Человек теряет свои корни, свое детство. Того себя, каким он мог бы стать в другой жизни. Возможно, этот новый человек сильнее? Я не знаю.
Почти темно, странный разговор в коридоре. Она устала, и… он оказался не таким, каким представлялся ей раньше.
– Я тоже не знаю, – ответила она. – Я передам ваше послание правителю Акорси.
– Благодарю вас, – сказал он. – Доброй ночи, Ления Серрана.
Он повернулся и зашагал прочь. Она смотрела ему вслед: вот он приближается к людям с лампами, проходит мимо них, они идут вслед за ним по коридору, потом заворачивают за угол, и перед ней снова темнота.
– Как много вы слышали? – спросила Ления, не оглядываясь.
Фолько д’Акорси подошел к ней с лампой в руке.
– Вы услышали меня?
– Я увидела, как заколебался свет на стене, и догадалась, что он кому-то передает лампу. Вы стояли на коленях? И поднялись, когда слуга отошел назад?
– Да, – ответил он. – Именно так. Вы меня поражаете. У меня возникло предчувствие, и я пошел за вами, как только сумел уйти.
– Вы обо мне беспокоились?
Он тихо рассмеялся:
– Скорее о том, что вы можете сделать.
Она посмотрела на стоящего рядом мужчину. Его присутствие внушало уверенность. Если ты был с ним на одной стороне.
– Мне и правда хотелось его убить, – сказала она.
– Я так и подумал. Мне тоже.
– Наверное, сейчас мне уже меньше этого хочется.
– Наверное, мне тоже. Чуть меньше.
– Как много вы слышали? – повторила Ления. Она очень устала, чувствовала усталость и в костях, и в сердце. Тяжелые воспоминания.
– С того места, когда он сказал, что знает вас.
Ления кивнула. Значит, он слышал ее рассказ о той ночи. Как она танцевала и что было потом. Он смотрел на нее внимательными и как будто добрыми глазами. Она не была в этом уверена. При свете лампы.
– Вы не слышали, что именно он хотел вам передать? – спросила она.
– Только то, что вы сказали об этом в конце.
Она передала ему слова ашарита, так точно, как сумела.
Когда она закончила, Фолько сказал:
– Это чрезвычайно полезно. И еще… – он заколебался, – вы не обязаны отвечать, но… вы действительно убили того человека в Альмассаре? Ибн Анаша?
Эта ночь стала такой странной.
– Да, – ответила она.
– Вы мне расскажете как?
Она рассказала то, чего никогда не рассказывала полностью даже Рафелу.
– В Альмассаре шла гражданская война. Между халифом города и его братом. Очень жестокая. Ибн Анаш встал на сторону халифа, он был судьей на его судах. Я спала у дверей его комнаты в те ночи, когда… когда меня не звали к нему. А также после таких… таких случаев.
Она вздохнула. Фолько молчал.
– Однажды ночью я услышала, как какой-то человек залез к нему через окно в сад. Он был ловким, двигался почти бесшумно. Но он не ожидал, что я буду там, и не заметил меня в темноте. Я убила его сзади, когда он подходил к двери спальни. А потом…
Это было так трудно.
– А потом вы поняли, что представился удобный случай?
Она кивнула. Рассказ вызывал боль, но было и странное чувство освобождения в том, чтобы говорить об этом. В том, чтобы кому-то довериться.
– Я вернулась в комнату и убила Дияна ибн Анаша, пока он спал. Затем снова вышла и подняла тревогу в доме. Я сказала, что прикончила убийцу, убегавшего после того, как он заколол судью. Он лежал там, мертвый, окно в сад было открыто. Мне поверили. Я была всего лишь женщиной, верной рабыней, телохранителем.
– А потом?
– А потом началась суматоха в доме, в городе, и я воспользовалась ею, чтобы сбежать, неделю спустя, после того как мы похоронили ибн Анаша и сожгли убийцу. Я спустилась в гавань и пошла на корабль Рафела бен Натана.
– Вы его знали?
– Мы два раза беседовали на базаре. Он… у него было задумчивое лицо. Я рискнула. Принесла ему драгоценные камни. Я подсмотрела, как их прятал тот человек, которому я принадлежала. Рафел согласился взять меня на борт за эти камни и еще потому, что меня научили убивать людей. До этого я думала, что смогу сбежать, не убивая ибн Анаша. Это был просто…
– Удачный момент?
– Да. Именно так. После этого я оставалась на корабле каждый раз, когда мы бывали в Альмассаре, переодетая мужчиной на случай, если кто-нибудь поднимется на борт. Конечно, сбежавшую рабыню искали, но потом перестали. Во время гражданской войны были более важные проблемы, чем беглая рабыня.