Рафел поразился. Он не знал, сможет ли сам объяснить эту мысль и даже хочет ли это делать, и уже сожалел о своих словах, а Черра…
– Да, – ответил он.
– Она страстно желает того же, что и он, вы считаете? Вы боитесь, что она может уйти с ним потом? Провести всю жизнь на войне?
Рафел отвел взгляд, потом снова посмотрел на него.
– Я вдруг подумал об этом. Боюсь, это будет горькая, тяжелая, короткая жизнь. Может быть, он откажется принять женщину в свой отряд.
– Или она теперь не всецело поглощена этой идеей?
– Может быть. Я не знаю.
Черра опять кивнул и больше ничего не сказал. Проявил доброту.
– Доброй ночи, Данио, – сказал Рафел, поднялся по лестнице с лампой и прошел по темному коридору в свою комнату.
Он сел за письменный стол, который для него сюда принесли, поставил лампу, взял чернила и бумагу и написал распоряжения, которые утром передаст человеку Пьеро Сарди, касательно того, что нужно предпринять в отношении его брата. Он обнаружил, что чуть не плачет. Некоторые воспоминания, вернувшись к человеку, могут так на него повлиять.
Он сначала даже не понял, где находится. По-видимому, он смотрит вниз, на свое собственное мертвое тело, лежащее на мостовой между Арсеналом и водой.
Мертвое тело.
Вот и все. Вот где он находился. Он говорил о каком-то человеке, который его раздражал, о том, кто стоял у него на дороге, и…
Ошибка. Он наделал так много ошибок.
Он не надеялся, что бог пригласит его к себе в свет. Отец прикажет зажечь свечи, но лишь ради того, чтобы все это видели. Отец его никогда не уважал. Никогда его не любил, по правде говоря. Рассматривал его как орудие, инструмент, ясно давал понять, что это только потому, что у него нет другого сына. Совет Двенадцати, такое высокое положение! Деньги и уговоры были пущены в ход. Взятки и угрозы. И он попал туда, слишком молодой, ни в чем толком не разбирающийся, окруженный насмешливым шепотом, не имея ни малейшего представления, что ему делать, кроме того, что ему велят делать. И ни малейшего желания там находиться. Он ненавидел отца.
Всегда говорили, что власть – это владение информацией, поэтому весной он попытался добыть ее у купца-киндата. Это не принесло ему пользы, только унижение. Он не мог заставить отца перестать его унижать, но сделал целью своей жизни не позволить этого никому другому, никогда.
Наверное, было глупо делать это целью жизни.
Ему было очень жаль себя. Он был мертв. Разве это не грустно, даже если ты так и не сделал ничего хорошего за свою жизнь? Он считал, что грустно. Интересно, подумал он, можно ли плакать в этом странном, текучем, приглушенном пространстве? Можно ли проклинать людей и бога?
Он не проклинал бога.
Он до сих пор почему-то надеялся на понимание. На прощение. На свет. На это приходится надеяться, не так ли? Не так ли?
И, может быть, среди тех, кого он оставил, найдется кто-то – ведь должен же найтись хоть кто-то, – кто вспомнит о нем с сожалением, с добротой. Зажжет свечу – искренне. Прочтет молитвы – искренне.
Нужно надеяться. Что еще остается?
Глава XV
Если повествование начинается с того, что один корабль плывет ночью вдоль побережья, готовясь отправить к берегу маленькую лодку и осуществить план, связанный со смертью одного человека, то образуется по крайней мере арка или даже кольцо, если это повествование заканчивается рассказом о множестве кораблей, плывущих к тому же побережью, несколько дальше к востоку, с целью принести смерть множеству людей.
Возможно, рассказчик не всегда это говорит, не всегда напоминает слушателям о том начале под покровом темноты, но некоторые это делают. Здесь рассказчик так и поступил. Арки и кольца, история близится к своему концу. Гавани, порты, надежда на благословение, понимание того, что оно не всегда дается. Достаточно ли света от свечей?
В то время Срединное море одновременно разделяло и соединяло; впрочем, так было всегда. Столько всего происходило в его водах и на его берегах. Насилие было только одной из таких вещей, но оно было.
Ления знала, кто тот высокий мужчина, который поднимается на борт «Серебряного света». Она не узнала бы его в лицо, но они приплыли сюда ради встречи с ним и с сопровождающими его людьми. Они стояли в порту Мегария, на восточном берегу Сересского моря. И Рафел, и Гвиданио Черра казались обеспокоенными, когда рассказывали ей об этой задаче и о том, кто он такой.
– Вы боитесь, что я потом уйду вместе с ним? Со Скандиром? – спросила тогда Ления.
Никто из них ей не ответил.
Наверное, она проявила бы больше доброты, если бы заверила их, что не сделает этого, но она, если честно, и сама не была ни в чем уверена.
– Посмотрим. – Вот что она сказала. – Давайте сначала переживем Тароуз?
Этого могло и не случиться. Город наверняка был очень хорошо защищен, в него вела узкая охраняемая бухта, а правил в нем прославленный военачальник. Фолько д’Акорси не был моряком. Среди его соратников были такие люди, по крайней мере это предполагалось. Он почти каждый день совещался с ними в Серессе перед отплытием.
Они с Верховным патриархом хотели собрать триста боевых галер и кораблей. А получат чуть больше половины этого количества, если Эсперанья и Фериерес выполнят свои обещания. Большой флот, но никто не сказал бы, что этого наверняка хватит, особенно учитывая разногласия, возникшие еще до их отплытия.
Правители Эспераньи ясно дали понять, что их корабли будут подчиняться только распоряжениям их собственного командующего, человека по имени Керида де Карвахаль. В результате обмена письмами он согласился консультироваться с д’Акорси, но оставил за собой право принимать собственные решения в любом сражении, руководствуясь безопасностью своих людей и кораблей.
Не идеальная ситуация.
Впрочем, идеальных ситуаций не бывает, Фолько говорил ей это раньше, во время путешествия из Акорси в Серессу в конце сезона зимних дождей. Именно в Серессе должен был собраться флот Батиары. Корабли Фериереса соберутся в Марсене. Они соединятся у оконечности Батиары и вместе двинутся на юг. Король Эмери официально поручил командование своим флотом Фолько, слава богу. Неизвестно, отдал ли он личные распоряжения своим командирам избегать слишком рискованных ситуаций. Вероятно, отдал.
Никто не хотел терять корабли. Людей можно заменить, жертвы ожидаемы, ведь это война. Галеры и корабли, однако, стоили огромных денег, губительно было терять их в большом количестве, особенно учитывая напряженность между Эспераньей и Фериересом, которая вскоре могла превратиться в открытую войну. Никто никому не доверял.
Это тоже была не идеальная ситуация.
Ления быстро обняла Рафела перед отплытием, стоя на пристани напротив Арсенала. Они почти ничего друг другу не сказали. Вокруг было шумно и людно, шестьдесят парусников и галер готовились выйти в лагуну и плыть вдоль побережья. Их окружала радостно кричащая толпа, поблизости стояли герцог Серессы и члены Совета Двенадцати, в том числе самый новый, заменивший недавно умершего. Убитого прямо здесь, в Арсенале.
– Я постараюсь отправлять тебе весточки, когда смогу. – Это были последние слова, которые она ему сказала.
– Полагаюсь на твое обещание. Береги себя по возможности. Возвращайся.
Она поднялась на борт их огромной, великолепной каракки; они дали ей имя «Серебряный свет», которое перекликалось с названием их прежнего корабля. Он сейчас находился за поворотом береговой линии с западной стороны, готовый к использованию в качестве обычного торгового судна. Они решили не приводить его сюда. Пока что их предприятие будет базироваться главным образом в Фиренте. Теперь они торговцы тканями. Торговля будет продолжаться, с некоторыми ограничениями. Возможно, они даже смогут обратить это себе на пользу, говорил Рафел. Мир не остановится из-за нападения на Тароуз.
И все же, когда Ления стояла позднее на носу их корабля, выходящего в Сересское море среди многих других судов, ей казалось, будто мир застыл. Будто он сделал вдох и задержал дыхание. Ведь, несомненно, нечто такое, как этот флот, должно иметь какое-то значение, даже для далеких Ашариаса и Эспераньи? Даже для севера? Или нет. Может быть, и нет.
Через несколько дней в Мегарии она наблюдала, как человек по имени Скандир поднимается на борт вместе со своими семьюдесятью бойцами. Закаленные люди, привыкшие к войне, думала она, глядя на них. Их немного, но они умеют сражаться.
Высокий мужчина остановился перед ней на палубе. Поклонился.
– Мы благодарны за то, что вы согласились нас доставить, – сказал он. – Ваш партнер великодушно сделал нам это предложение.
– Вы спасли ему жизнь, как мне говорили.
– Возможно. Все равно, он был великодушен. И вы тоже.
Она хотела сказать, что у нее не было выбора, но не сказала.
– Правитель Акорси написал вам, каких действий он от нас ожидает?
– Написал. Меня это устраивает. А вас?
– Конечно, – ответила она. – Я пойду вместе с вами.
Он заколебался:
– Это неожиданно. Вы когда-нибудь участвовали в бою, синьора?
– Мне приходилось убивать, – сказала она.
– Это не одно и то же.
– Я понимаю. Я вас не замедлю, можете мне поверить.
– Как вы убиваете? – спросил он. Вопрос воина.
– Ножами, коротким мечом. Ядом, хотя, полагаю, это не пригодится.
Он улыбнулся.
Она поколебалась.
– Мой партнер, Рафел, и Гвиданио Черра, советник герцога, оба опасаются, что я захочу уехать на восток и сражаться вместе с вами.
Он смотрел на нее сверху вниз. По крайней мере, он не улыбнулся, услышав это.
– Это правда? У вас есть на то причины?
– Есть.
Он кивнул, будто уже слышал подобные вещи. И сказал:
– Полагаю, мы можем поднимать паруса. Все мои люди на борту.
Разговор был окончен. На эту тему.