удь сражения с кораблями Зарика ибн Тихона.
Тем не менее, не имея другого выхода, он свернул свою рукопись и взял ее с собой. Если кто-то обыщет его вещи, вряд ли вызовет подозрения то, что ученый взял с собой свою работу. Он на это надеялся.
Он продолжал писать свой труд о природе изгнания, заново начав его после того, как прежние записи сожгли. Он не продвинулся так далеко, как ему хотелось бы, но ведь по ночам в Родиасе его многое отвлекало, и он каждый день работал вместе с другими переводчиками. Арсению Каллинику, который по необъяснимой причине сжег первый вариант рукописи Курафи, а потом покончил жизнь самоубийством, нашли замену. В Родиасе оказалось много ученых, спасшихся из Сарантия. Ибн Русад думал о Каллинике чаще, чем сам ожидал. Гадал, что такого увидел тот в его словах, что побудило его их уничтожить.
Новый человек был не намного приятнее, чем покойный. Ибн Русад спрашивал себя, все ли ученые Сарантия такие ожесточившиеся люди. Они не единственные изгнанники в этом мире, хотелось сказать ему. Но он не говорил этого в интересах гармонии. Он решил стараться быть более осмотрительным.
«Зрелый не по годам», – должны будут говорить о нем, так он воображал.
Он не погиб в Тароузе. Но мог погибнуть.
Море не было его стихией.
Фолько д’Акорси много раз плавал на кораблях вдоль обоих берегов Батиары, но никогда ему не случалось терять землю из виду, и никогда он не участвовал в морских сражениях. Он ни на секунду не пожалел о том, что взялся за роль главнокомандующего. В конце концов, он сам отчасти это предложил, контракт был самым щедрым за всю его долгую карьеру, и это был ответ за Сарантий. Своими гонорарами он финансировал рост своего города. Они оплачивали его армию. И бриллианты тоже.
Но при всем этом ему совершенно не нравилось так зависеть от других людей.
Он возглавит армию на суше, когда они высадятся на берег, если им это удастся, и он планировал эти действия, но Тароуз славился своим грозным флотом и многочисленными пушками, защищающими гавань и стены. Значит, ему требовались командиры, разбирающиеся в боевых действиях на море так же – или хотя бы почти так же, – как он разбирался в сражениях на суше. Отсюда происходило его недовольство – он не был в них уверен. Слишком много было поставлено на карту. Никто не захочет стать командующим, проигравшим священную войну.
Силам Батиары он по большей части доверял. Он сам выбирал командиров и провел с ними зиму в Серессе. После визита к королю Эмери он чувствовал себя более или менее уверенным и в Фериересе. Кроме того, Ления Серрана, которая побывала там вместе с его командой, разговаривала ночью в коридоре с посланником Гурчу, и они узнали, что Зарику ибн Тихону и его городу не отправят с востока никакой помощи.
Это имело огромное значение. Единственная просьба посланника заключалась в том, чтобы они не убивали слишком много людей, если возьмут город. Грабежи были ожидаемы и понятны. Фолько, пожалуй, согласился выполнить эту просьбу с большей готовностью, чем можно было предположить, – по собственным причинам.
Он мог справиться с батиарцами, если они проломят стены или если город сдастся, и знал, что Фериерес хочет сохранить хорошие отношения с Гурчу в дальнейшем. Его беспокоила Эсперанья. Она была главной мишенью братьев ибн Тихон: они захватывали там рабов и товары, сжигали селения и фермы, наводя страх на жителей. Эсперанья также нападала на Маджрити, когда могла. Чтобы захватывать рабов и товары, сжигать селения и фермы, наводя страх на жителей.
Эсперанский командующий написал в Родиас, что он примет во внимание распоряжения д’Акорси, отнесется к ним как к пожеланиям, но решения будет принимать сам. Только на таких условиях его король и королева согласны участвовать в этой кампании, сообщил он Верхов- ному патриарху. Керида де Карвахаль явно был не из тех, кого когда-либо называли храбрым или мудрым, но не прослыл и жестоким человеком, насколько смог узнать Фолько.
Скарсоне Сарди не обрадовало это условие, но корабли Эспераньи непременно должны были присоединиться к их флоту. Это была первая совместная кампания джадитов после падения Сарантия. Патриарху нужно было взять Тароуз и ему нужно было объединить для этого усилия всех народов, поклоняющихся богу солнца. Вот почему это было так важно.
Он принял условия Эспераньи, посоветовал Фолько использовать положение наилучшим образом, сделать все возможное. Сказал, что доверяет своему главнокомандующему.
Хорошо, когда тебе доверяют. Плохо не контролировать собственные войска.
Ления смотрела, как Фолько д’Акорси переправляют на гребной шлюпке с его галеры на ее корабль. Море волновалось; у южной оконечности Батиары не было удобной бухты. Они стояли на якоре в открытом море, на безопасном расстоянии от каменистого берега. Флот Фериереса, с которым они должны были здесь встретиться, еще не появился. Существовала пословица, что люди из Фериереса вечно опаздывают, потому что им всегда нужно выпить еще вина. Сейчас это не казалось Лении таким уж смешным.
Эли велел спустить веревочный трап, когда шлюпка Фолько подошла к борту. Приходилось держать корабли на приличном расстоянии друг от друга. Бывали случаи, когда суда сталкивались, особенно если их собиралось так много. Она наблюдала, как д’Акорси взбирается по лестнице. Она знала, что у него больная спина. Но не видела никаких внешних признаков этого.
Он поднялся на палубу, поздоровался с ней, кивнул Эли и повернулся к человеку, семьдесят бойцов которого она переправляла к Тароузу. Несколько мгновений оба молча стояли на палубе ее корабля; два исключительных, выдающихся человека мерили друг друга взглядами, один необычайно высокий, другой коренастый и мускулистый, оба уже не молодые.
– Рад встрече, Бан Раска! – сказал Фолько. И тот, как всегда, очевидно, покачал головой:
– Просто Скандир. Я теперь ничем не правлю.
– При других обстоятельствах я бы сказал, что мир джадитов все еще считает вас законным правителем большей части Тракезии, борющимся против вторжения, но у меня нет желания спорить по этому поводу. Я рад буду называть вас так, как вам нравится, и еще больше рад тому, что вы с нами. – Он повернулся к Лении и быстро спросил: – Вы можете взять на борт еще полторы сотни человек?
Она заморгала:
– Это нелегко.
– В нашем походе все нелегко. Мои наемники будут мешать во время морского боя. Это было очевидно изначально, и сейчас я еще отчетливее это понимаю. Некоторые останутся на галерах, и мы постараемся использовать их наилучшим образом, но я планирую быть с той частью, которая сойдет на берег. Я поговорил с человеком, которого оставлю командовать моей галерой.
– У него будет меньше на сто пятьдесят человек? – спросил Скандир.
– Мы планируем и другие перемещения с корабля на корабль. Для равновесия. Вы сможете это сделать?
– Нет, – ответил Эли. – Простите меня. (В данный момент это действительно его корабль, подумала Ления.) Слишком много людей. Мы сможем принять сотню. Иначе, если поднимется сильный ветер или начнется шторм во время перехода, нам грозит реальная опасность. – Все смотрели на него. Не в обычае Эли было так разговаривать, особенно с этим человеком, но он был среди них единственным настоящим моряком.
– И что сделает отряд меньше двух сотен на берегу? – Скандир задал вопрос как солдат.
– У меня на этот счет есть кое-какие идеи, – ответил Фолько. – Хотите их выслушать? В том случае, если синьора Серрана и ее капитан решат, что смогут взять сотню моих людей. Я не приказываю это делать.
– Конечно, приказываете, – сказала Ления. – Мы можем ответить вам «нет», мой господин?
Фолько улыбнулся:
– Ваш капитан уже это сделал.
– Он предложил поправку. Людей и раньше грузили на корабли в большом количестве. Если он говорит, что мы можем взять сотню, значит, можем. Нам нужно будет переправить с других кораблей еду и воду.
– Мы сможем это сделать перед тем, как уйдем на восток.
– Уйдем на восток? – переспросила она.
Фолько кивнул:
– Я вам говорил. У меня есть идеи насчет того, что может произойти, когда мы пересечем море.
Он снова улыбнулся, вспомнит она позднее.
В этом случае, что примечательно, события развивались по большей части именно так, как Фолько прогнозировал во время разговора в каюте с ней и Скандиром. Он десятки лет командовал войсками, планировал кампании, осады. Эта кампания была другой, но некоторые вещи не меняются. И в том числе та роль, которую можно заставить сыграть страх.
С ним было шесть ашаритов из Серессы, переводчики и курьеры. В его распоряжении была зима, чтобы все это обдумать.
Они снова поднялись на палубу, когда Эли прислал вниз человека, чтобы сообщить Фолько о прибытии флота из Фериереса. Ления подумала, что это вдохновляющее зрелище – его приближение с запада в ясный весенний день.
Погода стояла хорошая. Дар Джада, говорили священники перед молитвами. Один из них прибыл вместе с сотней бойцов Фолько. Других людей тоже переправляли между кораблями. На «Серебряный свет» доставили воду и продукты. На каракке сделалось тесно, но это было терпимо, пока дул сравнительно слабый ветер.
Они пересекали. Открытое море. Направляясь к Тароузу.
Халиф Абенивина Низим ибн Зукар, бывший визирь, который совсем недавно стал правителем, жил во дворце и пользовался, как все говорили, широкой поддержкой в своем городе, впоследствии будет считать эту весну временем, когда он очень многому научился.
Среди прочих вещей он узнал кое-что о войне. Он не видел себя воином и не имел намерения им становиться, но город необходимо оборонять и можно научиться этому на опыте нападения на другой город. Нападения, в котором ты сыграл свою роль. К несчастью для него, он прожил недостаточно долго для того, чтобы эти уроки имели большое значение для его жизни или для Абенивина, но тем не менее они были реальными.
На его решение принять приглашение военачальника джадитов, д’Aкорси, больше всего повлияло письмо, которое он получил от другого лица, когда закончилась зима, – письмо из Ашариаса.