– Вы понимаете, это уже третья наша попытка. Первая была, как педиатры рекомендовали, – в три года. Вторая – в прошлом году, ему было четыре и два. Сейчас Кире уже почти пять с половиной, и всё повторяется по новой. Мы просто не знаем, что делать. Ведь через два года ему уже в школу, и как же тогда…
– Простите, а о каких попытках идет речь? – осведомилась я.
– Да про садик же! – с досадой воскликнула мать. – Он, конечно, не хочет туда ходить. Хнычет, куксится. Говорит, что еда несоленая, невкусная. Но подчиняется и никаких истерик на пороге, как, бывает, другие дети делают, не закатывает. Мы его готовили, рассказывали ему, играли в садик с игрушками, даже на экскурсию водили – кстати, это вы нам рекомендовали, когда мы к вам за печатью в карточку приходили. И всё без толку! Он ходит туда два, три дня, максимум неделю, потом начинаются сопли, температура, потом кашель, дальше либо бронхит, либо отит, либо еще что-нибудь такое. Три недели сидим дома. Курс антибиотиков, вроде бы выздоровление. Потом следующая попытка – три дня садика, температура, сопли, кашель, ложный круп или какая-нибудь из детских инфекций… Педиатр говорит: «Ну и не водите вы его в этот садик, сколько же можно антибиотиков пить…» Бабушки и прочие родственники мне говорят: «Ну и сколько еще ты собираешься ребенка мучить?!» Муж говорит: «Может, ему еще рано, он не созрел?» А я, между прочим, работать хочу. Он предлагает нанять няню: «Ты, говорит, как раз на нее на своей работе и заработаешь, но не кажется ли тебе, что маленькому ребенку, к тому же часто болеющему, с родной матерью все-таки лучше, чем с чужой женщиной?» А я понимаю, что он в общем-то прав… Ну и к концу осени или к зиме мы сдаемся…
– Поняла, – кивнула я. – Получается замкнутый круг: каждый съеденный курс антибиотиков «сажает» иммунитет Кирилла на 10–15 процентов. Он идет в садик здоровым, там встречается с новой инфекцией, ослабленный иммунитет с ней не справляется, и все начинается по новой…
– Именно, именно так! И наш педиатр так же говорит!
– А как развиваются события, когда вы перестаете ходить в садик?
– Некоторое время он еще сопливится, а потом вроде ничего. Ну, болеет, конечно, еще пару раз за год (у нас аденоиды вообще-то, а удалять пока не рекомендуют – у Кирилла уже аллергия развилась на многие лекарства), но ничего особенного. На следующий год мы снова идем в садик, и всё повторяется заново. В этом году он меня прямо так и спросил: «Мама, я опять в садик пойду и опять заболею?» Я себя иногда просто мегерой какой-то чувствую, издевающейся над собственным ребенком…
– Но чем тут я помогу? Развивается Кира по возрасту, ведет себя адекватно, обстановка в семье благополучная, отношения хорошие. И при этом Кирилл ведь реально и вполне соматически болеет…
– Мне педиатр сказал: «Я вас лечу, как умею, если вы не хотите сидеть дома и ухаживать за своим ребенком – сходите к психологу, может, он вам чего посоветует…»
Я тяжело вздохнула. Клятва Гиппократа для психологов, ага.
– Что уже делали?
– Дорогущие иммуностимуляторы и иммуномодуляторы пили, не помогает.
– Ну, это понятно. Если лошадь бить кнутом и одновременно натягивать поводья, вряд ли она побежит быстрее. Еще?
– Витаминотерапия, гомеопатию все время пьем, в этом году вот на физиотерапию ходим…
– Закаливание?
– Это нет, Кирилл холодной воды боится.
– А какой Кирилл вообще? Расскажите о нем.
– Кира? Он вообще-то у нас тихий, любит играть на планшете в спокойные игры, смотреть мультфильмы, любит, когда ему книжки читают. Еще – играть с папой в настольный футбол, ходить в музеи гулять… Мы в прошлом году ходили на развивающие игры, ему нравилось, особенно лепить и ставить сценки. Поет караоке – у него хороший слух, нам даже рекомендовали музыкальную школу, но куда нам с нашим здоровьем…
– А как он с другими детьми?
– Сам ни к кому не подойдет, но, если к нему подходят, – играет заинтересованно. Хорошо соблюдает правила.
– Послушайте, да ему же в детском саду должно быть нормально и даже интересно: он понимает правила, умеет себя занять, а там музыка, пение, всякие развивалки, дети, готовые общаться…
– Да, но я думаю, что он просто не успевает всего это прочувствовать – сразу заболевает… И, вы знаете, мне кажется, что дома все-таки лучше, чем в общественном заведении…
– Так вы хотите адаптировать Киру к садику?
– Очень хочу! – мама прижала к груди обе руки. – Я просто уже озверела за пять лет дома сидеть. Кира спокойный, но даже на него я иногда срываюсь. А уж на мужа и свекровь…
Так. Маму и вправду надо выпускать в мир, в ней копится разрушительная энергия. Кире, конечно же, лучше дома, но ему уже шестой год и социализация не помешает.
– Нам надо создать такую психологическую ситуацию, чтобы все резервы организма работали с нами заодно, – сказала я. – Не против садика, как сейчас, а за него. Если удастся какое-то время продержаться, Кира уже на сознательном уровне оценит садиковские возможности, да и иммунитет подвосстановится…
– Но как же это сделать?!
– Мы можем отправить Киру с книжкой в мой предбанник и закрыть дверь?
– Да, конечно, он будет там спокойно сидеть.
– Вы знаете, как люди болели в XIX веке? Вспомните картины, книги… Как это выглядело?
– Лежали в кровати…
– Именно. Лежали в кровати под одеялом, смотрели в потолок. Окна плотно зашторены, свет притушен, на лбу – мокрая тряпочка или пузырь со льдом. Рядом тумбочка с лекарствами и стакан с водой. Скукотища, верно? Так вы и поступите.
– Уложить Киру в кровать?
– Да. Болеть должно быть плохо. Понимаете? Сейчас всё наоборот. В садике – муторно, непривычно, одиноко, невкусно. Дома – хорошо, вкусно, там мама, планшет, телевизор, музеи, игра с папой в футбол. Так вот: ломаем этот стереотип к чертовой матери. Когда человек болеет, ему ничего нельзя. Телевизор и планшет – вредно для глазок. Вставать, петь и играть в подвижные игры нельзя. Еда полезна пресная – что-нибудь типа ячневой каши, ее еще Гиппократ рекомендовал при всех болезнях. Лекарства обязательно должны быть горькие и противные, никаких сладких сиропчиков, очень рекомендую рыбий жир и хлористый кальций. При этом ребенку, конечно, все сочувствуют: «Бедненький, как тебе, больному, плохо живется!» И все время говорится: «Вот скоро поправишься, пойдешь в садик, и начнется настоящая жизнь. Футбол, планшет, музеи, прогулки…» В этой ситуации все силы духа и тела Киры окажутся на нашей стороне.
– Кажется, я вас поняла, – задумчиво протянула мама. – Что ж, в нашей ситуации мы явно ничего не теряем, попробуем…
«Сообразительность» Кириного организма мы оценили правильно. Переболев еще три раза по изобретенной нами ретросхеме, он все «понял». Следующий промежуток между болезнями был до апреля месяца, когда Кира на прогулке умудрился провалиться в лужу под лед, промочить ноги почти до колена, но ничего не сказал воспитательнице. К этому времени у него уже была главная роль в садиковском музыкальном спектакле (тихий Кира неожиданно оказался талантливым декламатором и певцом с прекрасной памятью)? и, чтобы не упустить ее, мальчик, пролежав всего три дня в кровати при свете ночника с горчичниками и мокрой тряпочкой на лбу, совершенно поправился.
Читать!
– Вы понимаете, мы с отцом все детство провели с книгой в руках! Я даже сама писала рассказы. Помните советский лозунг: «Всем лучшим в себе я обязан книге!»? Так вот это правда! – темпераментно встряхивая блондинистыми кудрями, провозгласила женщина.
Я хорошо помнила горьковскую цитату (она висела у нас на стене в кабинете литературы), сама в детстве, да и потом много читала. Поэтому сидела и спокойно кивала в ответ.
– А вот они, – патетический жест в сторону полноватой, слегка апатичной девочки лет четырнадцати, сидящей на стуле, – они вообще книг не читают!
– А почему во множественном числе? – спросила я. – У вас есть еще дети или вы имеете в виду поколение в целом?
– У меня одна дочь, – слегка смутилась женщина. – Но вообще-то я имела в виду ее и ее подружку, Милу. Они всегда вдвоем, с первого класса. Мила и сюда, к вам, хотела с нами прийти, но я решила, что это уж слишком…
– Надо было взять, – я пожала плечами. – Подростки часто приходят ко мне вдвоем. Им так безопаснее.
– Ну, я не подумала… И ведь понимаете, мы с отцом сделали всё возможное: буквально с рождения и до школы каждый день читали Лизе вслух (она очень любила слушать), потом покупали всякие книги, даже детские детективы и романы для девочек, подсовывали ей; записались в библиотеку, ходили туда каждую неделю. У нас самих дома большая библиотека, в ней почти вся русская классика и много зарубежной, она постоянно видит книгу в руках у меня, у отца…
– И ничего в результате? – немного удивилась я. – То есть, Лиза, ты вообще-вообще никогда сама книг не читала?
– Да читала я! – басом откликнулась Лиза и чихнула. – И сейчас читаю!
В кармане ее кофты призывно пискнул какой-то гаджет. Девочка украдкой достала его и принялась со сверхъестественной, как мне показалось, скоростью нажимать на кнопки.
– Убери! – почти взвизгнула мать. – Я тебя предупреждала!.. Вы понимаете (я обратила внимание, что призыв к пониманию был у нее запевом почти каждой фразы), вначале нам казалось, что всё хорошо – в начальной школе она еще читала. В основном, конечно, всякую ерунду: ужастики, детские детективы, потом романы для девочек. Но мы считали, что это ничего, потом перейдет к более серьезной литературе. Подсовывали, как специалисты рекомендуют, всякую детскую классику. Ей, кстати, нравились советские рассказы про детей, например Драгунский. Телевизор мы тогда строго ограничивали: один мультик и одна передача про животных, компьютер – тоже: полчаса, не больше. И она читала каждый день. А вот потом… – горестная складка перерезала чистый лоб женщины. – Понимаете, Лиза учится в хорошей гимназии, им все время задают какие-то работы, рефераты, которые нужно искать в Интернете, да и мобильники, коммуникаторы, чтобы мы были с ней на связи, – они тоже выходят в Сеть…