Мы так и сделали. Сначала в школе от него были в восторге – он «дорвался» до математики, решал больше, чем задавали, и какими-то своими, уникальными способами. С детьми в это время почти не общался, просто не обращал на них внимания. Потом «наелся», огляделся и принялся за старое: выбрал «жертв» (теперь уже и среди учителей тоже) и начал подтравливать. Причем у него тут же нашлись «подпевалы», те, для кого он на какое-то время становился кумиром. На какое-то время, потому что «своих» он тоже сдавал, когда они ему надоедали. А надоедает ему всё очень быстро…
Один раз он напился. Не выпил, а именно до положения риз. В школе. Нас вызывали, мы забирали его на такси, он заблевал всю машину. Другой раз пришел под действием каких-то наркотиков – хихикал, нес чушь, зрачки были во всю радужку. Отлежался, на следующий день пошел в школу.
Школа действительно хорошая, и его уже не раз пытались оттуда убрать, но это трудно – он не хулиганит в прямом смысле этого слова и, когда соберется, безупречно пишет все контрольные и зачетные работы… Но недавно по школе прошла такая сентенция его авторства: «Кто может оказаться преподавателем в математической школе? Мужчина, который оказался недостаточно одаренным, чтобы стать реальным математиком, и женщина, совершенно невостребованная на рынке сексуальных услуг…» Классная руководительница говорит: «Простите, но у меня, когда его вижу, чувство как к противной многоножке какой-то…»
– Ну что ж. Приводите Олега, – сказала я со вздохом. Встречаться с чудовищем мне не хотелось совершенно.
– Простите, – мужчина покаянно опустил обильно седеющую голову. – Мы понимаем, что теперь уже ничего изменить нельзя и это наш крест…
– Приводите!
За час беседы четырнадцатилетний Олег, светски улыбаясь, сообщил мне, что, по его мнению:
– даунов надо уничтожать внутриутробно;
– «чурок» высылать на родину, оставив необходимый минимум, чтобы «улицы мели»;
– дураков нужно учить;
– «всякая революция только тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться» (именно так – строгой цитатой из В. И. Ленина).
– Ты вправду такой или придуриваешься? – спросила я.
– Вправду такой, – ответил Олег. У него были странные глаза – зеленые с коричневыми крапинками.
– Тебе бывает кого-нибудь жалко?
– Что-нибудь, – уточнил подросток. – Вот планшет недавно уронил, он разбился, жалко было.
– Сочувствовать кому-нибудь?
– Нет. Если подумать, люди же всегда сами виноваты…
– Ты сам виноват, что оказался в детдоме?
– Ну это не повезло, бывает, – Олег пожал плечами. – Но зато потом повезло, меня оттуда мама с папой взяли.
Родителям нужны были хоть какая-то передышка и хоть какая-то надежда.
– Пусть он еще ко мне походит, – сказала я. – Если согласится.
Чего скрывать – я надеялась, что не согласится.
Однако Олег приходил, смотрел своими крапчатыми глазами, нес свою жестокую чушь, которую я ничем не могла опровергнуть.
– Что это были за эпизоды с алкоголем и наркотиками?
– Эксперимент. Все об этом говорят и пишут, надо же было попробовать…
– Есть люди, которых ты любишь? Или любил?
– Если судить о любви по книгам – нет.
– Уважаешь?
– Да.
– Испытываешь ли ты признательность, когда тебе делают добро?
– Все делают то, что им выгодно. Это может быть добром или злом для меня или для вас.
– Ты понимаешь, что с тобой что-то не так? Что ты отличаешься от других людей?
– Иногда да, иногда нет. А вы знаете, что это? – искреннее любопытство («он всегда был любознательным»).
– Наверное, какое-то биохимическое нарушение. Мозг работает не так. Ты не способен испытывать обычные для человека привязанность, жалость, благодарность… Ну, вот как, знаешь, бывает дальтонизм, люди не различают цвета, или не слышат звуки какого-то диапазона, или не могут вырабатывать какие-то ферменты…
– А почему так? Головой в детстве ударился?
– Нет, это вряд ли. Скорее врожденное. Говорят, такое бывает, если твоя биологическая мать пила во время беременности.
– Понятно…
– Смотри (я нарисовала на листке несколько отрезков), вот шкалы развития. Есть физическое развитие, интеллектуальное, эмоциональное, социальное… По всем этим шкалам человек может соответствовать своему календарному возрасту (допустим, 15 лет), может отставать, может опережать. Вот так это выглядело бы у подростка с синдромом Дауна (быстро поставила крестики). А вот так выглядит у тебя (нарисовала кружочки в нужных местах).
– А где это даун опережает? – удивился Олег.
– Эмоциональное развитие. Оно у них часто компенсирует отставание в интеллектуальном плане и отчасти в физическом. Даунята очень эмоциональны и способны к эмпатии, они непривлекательны внешне, но их легко полюбить, если узнать поближе. А с тобой в этом плане, увы, всё наоборот… у тебя некоторое опережение по интеллектуальной шкале, а здесь, видишь, ужасное отставание… Ну, и как следствие, страдает развитие социальное…
– Ага. Понял.
– Как ты думаешь, к чему стремятся все люди, почти без исключения?
Олег надолго задумался.
– Деньги – явно не всё. Секс – тоже не всё. Власть над другими?
– Нет, есть люди, вообще не стремящиеся к власти, даже избегающие ее. Но все люди хотят нравиться другим, хотят, чтобы их любили.
– И я, что ли, хочу? – глаза Олега слегка округлились.
– Да, – твердо сказала я. – Только для тебя это почти невозможно, как для дауна – решить задачку с интегралами.
– Меньше или меньше или равно? – быстро спросил Олег.
– ?!
– Невозможно или почти невозможно? Решение строгое или нет?
– Из дауна не сделаешь великого математика, но арифметике его, как правило, обучить можно, – честно ответила я. – Смотри: у организма две управляющие системы – нервная и гуморальная, т. е. химическая. С химией и эмоциями у тебя какой-то явный швах, но интеллект-то сохранен, стало быть, возможна компенсация социальных навыков за счет управления «от ума», как у дауна с его гиперразвитой эмоциональностью. Я бы на твоем месте провела эксперимент.
– Понял. С чего надо начать?
– Ты можешь «от ума» вычислить, чего люди хотят? Что им было бы приятно?
– Иногда да, иногда нет. А как я узнаю, что эксперимент идет удачно?
– Ты всем понравишься, тебя перестанут бояться и шарахаться от тебя, как от мерзкого насекомого, и тебе самому от этого будет приятно, как же еще!
– А если мне от этого будет все равно или даже противно?
– Тогда – неудача, – развела я руками. – Но ты все равно сможешь оставить это как наработку. Надо же тебе как-то жить дальше в этом мире. Нравиться в нем всяко выгоднее, чем не нравиться.
– Понял. Так с чего мне следует начать?
– Знаешь ли ты, о чем любят поговорить почти все люди? О себе самих. Им нравится, когда ими доброжелательно интересуются…
В руках отца был огромный букет, похожий на огламуренный веник.
– Мы и не думали… – начал он. – Но Олег… он… он умно интересуется моей работой, он заваривает матери чай и подает лекарство, он помогает решать задачи отстающим и уже вытянул по физике одного мальчика, которому грозило отчисление, его родители звонили нам с благодарностью, причем Олег гневно отказался от очень хорошего подарка, который они хотели ему преподнести… Он сказал: «Я сделал это потому, что люди должны помогать друг другу»… Знаете… мы… вам…
– Погодите, – остановила я его. – Это всего лишь эксперимент. Я сумела его инициировать, потому что в чем-то мои мозги и мозги вашего Олега работают похоже, но я не имею никакого представления о том, когда, как и чем этот эксперимент закончится…
Отец меня, конечно, не услышал. Рассыпался в благодарностях и ушел.
Букет сразу после его ухода я отдала в регистратуру, потому что в моем маленьком кабинете от запаха цветов у меня начался приступ астмы. Или не от цветов?
Я хочу, чтобы он…
Есть одно свойство человеческой психики, которое очень мешает мне в работе.
Я сталкиваюсь с этим в делах семейных, но у меня есть основания предполагать, что в других местах, например на производстве или в каком-нибудь офисе, зачастую происходит то же самое.
– Я слушаю вас, – говорю я пришедшей ко мне семье. – Расскажите о причинах и цели вашего визита.
– Я хочу, чтобы он(она), – четко формулирует мать и указывает пальцем на смирно сидящее на стуле чадо, – перестал(а) делать то-то и то-то и немедленно начал(а) делать вот то и это. А иначе с ним(ней) непременно случится вот что…
– Та-ак, – я обращаюсь к чаду. – А что хотел бы изменить ты?
– Я? – оживляется чадо (притащенное к психологу насильно и, видимо, не ожидавшее, что его желаниями вообще поинтересуются). – Да! Конечно, хочу изменить! Я хочу, чтобы она от меня наконец отстала!!!
Теперь, конечно, примеры, живые голоса, чтобы всё окончательно стало ясно. Уточню: собрала их всего лишь за две последних недели, когда уже решила написать этот материал.
– Мы давно собирались к вам прийти. А тут учительница нам сказала, что у него светлая голова, он мог бы, если бы захотел, вообще на одни пятерки учиться. Но ведь ни черта не делает! Только гулянки одни на уме да компьютер. Да вы наверняка сто раз такое слышали, они сейчас все такие, дружки-то его нынешние не лучше, надо это честно признать. В общем, наш запрос таков: как сделать, чтобы он хотя б экзамены-то в девятом классе прилично сдал?
– Я читала вашу книжку. Вы знаете, я со всем, ну вот со всем в ней согласна! И мой муж тоже. Да, у ребенка должны быть границы! Кормить по часам, гулять по часам, играть в развивающие игры, можно всегда можно, нельзя всегда нельзя. Я всё так и делаю… Но вот, вы знаете, мы живем со свекровью. И она всё делает наоборот, как будто мне назло! Дает то, что я запретила. Утешает, когда я наказала. Укладывает ребенка под телевизор (а я точно знаю, что это вредно). Вот я к вам и пришла, потому что я хочу, чтобы она всего этого не делала, не разрушала мое воспитание. Ведь это же мой ребенок!