Слышать это Тамаре почему-то было неприятно. А не такая уж Ленка дура, какой кажется.
– Вы маму Сергея Михалыча знаете? – помолчав, невпопад спросила Лена.
– Конечно, – равнодушно бросила Тамара. – Чем тебя его мать заинтересовала?
– У него в кабинете фотка стоит в рамке. Это его мама, как вы думаете?
– Наверное, – заинтересовалась Тамара. – Ты меня заинтриговала.
У Лены на столе звякнул телефон.
– Готовы, Сергей Михалыч, – доложила она в трубку и объяснила: – Письма нужно отнести, я сейчас.
– Давай-ка я отнесу, – решила Тамара. Фотка в рамке ее действительно заинтриговала.
На столе у Сергея стояла фотография Линкиной бабушки Полины Васильевны.
Этого только не хватало.
Тропинин знал, что нужно спешить, но не удержался, сделал небольшой крюк, зашел к Лине домой. Картину он застал мирную, спокойную и какую-то по-старинному уютную: Лина и Николай Иванович развалились в старых креслах, рядом находился сервировочный столик, чайник, чашки, и все это так не вязалось с его страхами за нее, с осыпавшейся ямой, упавшей березой и тем, что он собирается сделать, что он слегка опешил.
– Что, Паша? – спросил Николай Иванович. – Заметил что-нибудь?
– Нет, – соврал Тропинин.
– Вы тут поговорите пока, – тактично решил старик. – А я домой схожу. Принесу овощишек, будем обед сооружать.
– Не надо, – запротестовала Лина. – У меня все есть, и капуста, и картошка. И тушенка. Не ходите.
– Схожу. Ты меня дождись, Паша, не оставляй ее одну.
Тропинин слышал, как затихли шаги за окном, и вдруг понял, что не может говорить ни о чем, кроме как о самом важном, но все это не вовремя, и ему надо идти, куда он собирался, потому что опасность ей грозит реальная. А еще он боялся ее реакции на свое признание.
– Лина, – кашлянув, произнес он, чувствуя, что язык стал каким-то деревянным. – Послушай…
Он замолчал, и Лина молчала тоже, сцена показалась ему донельзя пошлой. От этого он разозлился и дальше говорил уже со злостью:
– Я знаю, это глупо, и ты можешь мне не поверить, но я тебя люблю. То есть я хочу, чтобы ты стала моей женой.
– Почему глупо? И почему я не должна тебе верить? – чуть улыбнулась Лина.
Нет у него никаких баб в каждом городе, а Томка просто злюка и вредина.
– Ну… – Он замялся, и вся его злость куда-то пропала. – Просто мы знакомы недавно, а за женщинами нужно долго ухаживать…
Тут он совсем запутался и замолчал.
– Раньше ты подолгу ухаживал за женщинами? – опять улыбнулась Лина.
Она так и продолжала сидеть в кресле, как сидела, разговаривая с Николаем Ивановичем. Тропинин подумал и осторожно уселся перед ней на корточки.
– Нет. – Он не посмел ее обнять. – Раньше я за ними совсем не ухаживал. То есть все это не имело для меня никакого значения.
– Паша. – Она легко встала с кресла и отошла к окну, отвернувшись от Тропинина. – Я знаю, не стоит тебе говорить, но я… ждала этих слов. Я тебе очень благодарна, Паша.
– За что? – не понял он.
– За все.
За то, что она впервые за много лет почувствовала себя интересной кому-то. Любимой.
Со Стасом она никогда не чувствовала себя любимой, даже когда они не ссорились.
За то, что, глядя на Павла, она увидела наконец, какое Костя… ничтожество.
За то, что верит: у него нет по бабе в каждом городе.
– Это трудно объяснить, ты мне просто поверь.
– Лина… – начал он, вставая.
– Подожди, Паша. – Она не повернулась к нему, но как-то угадала, что он сейчас подойдет. – Этого тоже не стоит говорить, но я скучаю без тебя. Мне плохо без тебя. И… мне страшно.
Страшно ошибиться в третий раз. Она не переживет, если ошибется опять.
Он ничего не понял из того, что она лепетала.
Но понял главное – она сказала именно то, что он хотел услышать. Все остальное неважно.
И тогда он наконец шагнул к ней и, не обращая внимания на слабое сопротивление, прижал ее к себе, уткнувшись щекой в волосы:
– Меня тебе бояться не надо. Я сам тебя боюсь.
– Паша…
– Не желаю ничего слышать, – прошептал он, щекоча дыханием ее ухо. – Ты будешь моей женой, хочешь этого или нет. Поняла?
Она не ответила и не поняла, что из глаз потекли слезы, пока он не стал вытирать их губами.
Они так и стояли у окна, пока не пришел Николай Иванович.
– Том, ты есть хочешь? – задержал ее за руку Овсянников, когда она принесла напечатанные Леной письма.
– Ясное дело, хочу, – пробурчала Тамара.
– Скажи Ленке, пусть обед из ресторана закажет. Выбери себе что-нибудь в меню, а мне кусок мяса с картошкой. Она закажет, она умеет.
– Да ну-у, Сережа, – возмутилась Тамара. Ей совсем не улыбалось принимать пищу наспех за чьим-то рабочим столом. – Давай сами в ресторан сходим. Если тебе сейчас некогда, давай попозже пойдем.
Ему не хотелось тратить время на рестораны.
Он был обязан ей жизнью.
– Идет, – согласился он. – Я сейчас закончу кое-какие бумаги, и пойдем.
Полина Васильевна смотрела на него со стола с любопытством. Он тоже на нее посмотрел и чуть не произнес вслух, что прекрасно видит: Томка имеет на него виды, только что же теперь делать?
Нужно все это как-то прекратить, но он не знал как.
Отвернувшись от покойной соседки, он снова уткнулся в бумаги, а потом опять посмотрел на старую фотографию.
Ему не хватало Полины Васильевны. Не то чтобы она что-то когда-то за него решала, упаси боже, этого он не позволил бы никому, просто он очень ценил ее мнение. Пожалуй, только ее мнение он и ценил в своей взрослой жизни.
Сергей Михайлович сложил бумаги аккуратной стопкой, вышел из кабинета и бодро проговорил:
– Пойдем, Тома. – Он хотел сказать «Томочка», но при Лене не стал.
Тамара с Леной казались подружками, и он этому удивился, отчего-то он был уверен, что эта красавица секретаршу загоняет, и даже слегка волновался за нее по этому поводу.
Ближайший ресторан находился в двух шагах, однако идти туда было не только глупо, но и по-настоящему опасно. Конечно, о его безопасности заботились, он в этом не сомневался, усиленные патрули заметил, но провинциальная полиция и друзья-сослуживцы против настоящего киллера могли и не потянуть. Он бы ни за что не пошел, если бы мог отказать Тамаре.
Она рестораны обожала. Не только потому, что любила вкусно поесть, как раз это было не главным, она и сама умела готовить не хуже любого повара. Главное было чувствовать себя человеком первого сорта по сравнению с официантами и всеми прочими. На официантов Тамара, диктуя заказ, никогда не смотрела и только потом словно бы замечала и ласково им улыбалась. Получалось и вежливо, и разом ставило всякую челядь на место. Этому ее никто не учил, сама додумалась.
При Сереже она от привычного приема воздержалась, девушке в белом передничке улыбнулась сразу, на меню не взглянула, попросила рыбку какую-нибудь и овощной салат. Овсянников тоже не долго выбирал, по рабоче-крестьянски заказал мясо с жареной картошкой. Иван, как правило, меню изучал придирчиво, подробно расспрашивал официанта о каждом блюде, странно, что раньше Тамаре это нравилось.
В неярком свете Тамара была поразительно хороша, сказочно. Ему сорок лет, давно пора жениться.
Она смотрела на него так откровенно призывно, что ему опять стало неловко за нее.
Ирина никогда на него так не смотрела, хотя любила его как мало кто способен любить, он это знает.
– Молодежь из города бежит, – грустно вздохнула Тамара. Ей нет никакого дела до молодежи, но ему об этом знать необязательно. – Ленка говорит, у нее все подруги разъехались.
– Учиться негде, – посетовал он. – У нас три техникума, колледжа по-нынешнему, а все, кто потолковее, хотят в институт, и правильно делают. В колледжи каждый год недобор. Но я надеюсь положение с молодежью исправить. Врачам льготное жилье предоставим, инженерам молодым тоже помочь постараемся. Кстати, на заводе у техперсонала зарплаты вполне приличные, почти как в Москве. Иначе завод бы не подняли.
– Знаешь, Сережа. – Тамара отложила вилку и слегка коснулась его руки. – Ты очень хороший. Ты очень добрый человек.
– Я тебе что, Марк Крысобой? – усмехнулся он.
– Какой крысолов? – не поняла Тамара.
– Крысобой, – поправил он. Ему опять стало за нее неловко, и стыдно за эту свою неловкость, все-таки она спасла ему жизнь. Попыталась спасти. – Это я так, шучу. А ты не говори ерунду, я не дитя малое из первого класса, чтобы меня за пятерку хвалили.
– Я говорю не ерунду, – возмутилась Тамара. – Я правду говорю. Ты очень хороший, и городу повезло, что ты есть.
– Томка! – пригрозил он.
Она была бы ему отличной женой. Она не такая умная и чуткая, как Ирина, но ему в общем-то не нужны ни ум, ни чуткость. Ума ему хватает своего, а от женской чуткости одно беспокойство.
Томка очень красивая, веселая, ласковая. Почему же ему с ней так тошно?
– Я вот что решил, Тома, – нашелся он. – Ты получишь пять процентов акций завода.
– Ты что, мне платишь?.. – замерла Тамара с кусочком рыбы на поднятой вилке.
– Да, – кивнул он. – Я плачу за информацию, которую ты…
– С риском для жизни… – зло подсказала она.
– Вот именно, – он опять кивнул. – С риском для жизни мне предоставила.
Ей не нужны никакие акции, она хочет за него замуж. Тамара очень хотела за него замуж.
– Я это сделала не за деньги.
– Я знаю. И я всю жизнь буду тебе обязан. А акции ты возьмешь, это действительно плата, хоть и небольшая. Кстати, – переменил он тему. – Лина не звонила?
– Нет.
Он принялся набирать номер, потом чертыхался по поводу того, что Линка покинула территорию завода, потом решил сам проведать ее подружку. Опять звонил и давал указания.
Тамара поехала с ним, естественно.
– Работа тебе нравится? Справляешься? – Николай Иванович старался не думать, как тоскливо ему станет без Лины.
– Нормальная работа. И коллектив хороший, – кивнула Лина. – Только если бы я сейчас кончила школу, ни за что не пошла бы в технари.