Ты помнишь, Мэйв. Это была Лили, и это было больше года назад.
Очевидно, я слишком медлю с ответом, поэтому Фиона повторяет предложение, добавляя с энтузиазмом:
– Понимаешь, через пару недель будет прослушивание для «Отелло», и я подумала, что смогла бы сыграть Дездемону, но мне надо с кем-то попрактиковаться. Чтобы кто-то говорил реплики Отелло. Ну ладно, если ты занята или что-то еще, я могу попросить кого-нибудь другого…
Я не могу сдержать улыбки.
– Какой-то уж слишком запутанный способ отделаться от меня.
– О боже, не будь такой занудой.
– Прекрасно. Давай прогуляемся. Погоди, а разве Отелло в конце не убил Дездемону?
– Конечно. Может, стоит попросить кого-то еще. С твоей-то репутацией…
Почти тут же Фиона хлопает себя по губам. Я удивленно смотрю на нее, раскрыв рот.
– Извини. Это не смешно. Иногда у меня такой дурацкий юмор.
Она ярко краснеет и щиплет переносицу.
– Я бываю такой дурой. Извини, Мэйв.
Мне тоже требуется время, чтобы прийти в себя.
– Значит, они до сих пор так говорят.
– Нет.
– Фиона.
– Ну ладно, говорят. Но это всего лишь стадо тупых коров. Им скучно, вот они и выдумывают.
Я отцепляю зубами заусенец у ногтя, не зная, что сказать. Фиона снова начинает извиняться, явно расстроенная.
– Мама всегда меня за это ругает. Никаких тормозов. Боже. Ладно, все нормально, можно забыть про прогулку.
– Успокойся, Фиона. Все нормально, – наконец-то говорю я, улыбаясь.
Теперь я, похоже, начинаю понимать, почему она хочет со мной подружиться. Я слишком восхищалась ее симпатичным видом и ее независимым поведением, чтобы подметить сходство между нами. А именно то, что мы обе можем ляпнуть чего-нибудь, не подумав.
– Пойдем завтра в город.
На следующий день я встречаю Фиону на парковке, и я так рада, что даже взяла сменную одежду. Она переоделась в серые джинсы и изумрудно-зеленый леотард, выглядящий как хвост русалки, и большую, не по размеру байкерскую куртку с широкими рукавами и глубокими карманами. Теперь ясно, почему на нее запал тот парень постарше. Она выглядит почти на двадцать.
На мне же полосатый джемпер из «Next» и леггинсы, с которых постоянно приходится отряхивать собачью шерсть. Мне неудобно стоять с ней даже в своей уличной одежде, а в своей форме я, наверное, и вовсе бы под землю провалилась.
Мы спускаемся по холму к центру города. По сторонам парами и тройками идут другие девочки. Впервые после того случая с Лили я ощущаю, как внутри меня переполняет радость розового оттенка.
– Давай как-нибудь подурачимся, – говорю я, хватаясь за фонарь и раскручиваясь. – Например, померим свадебные платья.
– Свадебные платья? – смеется она. – А кто нас пустит в магазин для новобрачных? Там же только по заявке.
– Можно найти место, где продают всякие дурацкие свадебные платья.
Глаза Фионы загораются.
– Давай.
– Пойдем в «Подвал».
Возможно, когда-то, давным-давно, «Подвал» и в самом деле представлял собой подвал. В настоящее время это четырехэтажное здание, в котором располагаются самые сомнительные магазины одежды в городе, продающие вечерние платья из полиэстера, туфли на восьмидюймовых прозрачных каблуках, неоновые куртки для рейв-вечеринок, костюмы для Хэллоуина, с названиями на грани нарушения авторских прав, вроде «Бэт-джентльмен» и «Чудесная женщина». Никто толком не знает, как им удается вносить арендную плату, но однажды я разглядывала магазин армейского секонд-хенда и увидела, как с потолка упала плитка.
– Обожаю этот магазин, – восхищенно говорит Фиона. – Однажды я уговорила маму отвести меня туда, и она за уши меня вытащила, увидев бонги.
– У них целый отдел безумных вечерних и свадебных платьев. Можно их померить. А порепетировать «Отелло» позже.
В «Подвале» я была только один раз, когда выходила замуж Эбби и кто-то ей сказал, что там продается настоящее Vera Wang. Оказалось, над ней просто прикололись.
Перед входом мы останавливаемся посмотреть на витрину, в которой стоит женский манекен в противогазе и в неоновой пачке, ведущий мужской манекен на поводке. На мужчине кожаные ремни.
– О боже, – пытается сдержать смех Фиона. – Это что, секс-шоп?
– Думаю, им просто нравится раздражать обывателей.
– Да уж, своего они добились, – говорит она, беря меня под руку и увлекая через дверь. – Она еще так выглядит, будто под кайфом.
Из-за прилавка в задней части магазина нас приветствует мужчина с зелеными волосами и огромными тоннелями в ушах. Мы находим старый театральный чемодан для реквизита с пожелтевшими кружевами и надписью «Разбитые мечты – скидка 50 %». Один угол прикрыт занавеской для душа – это импровизированная примерочная.
Фиона выбирает чудовище 1980-х годов из атласа с пышными рукавами и вырезом до бедра. Я облачаюсь в нечто вроде огромного безе со слоями тафты, от которой у меня чешутся ноги. Мы судорожно смеемся каждый раз, обнаруживая еще какую-нибудь ужасную особенность.
– Ты выглядишь так, как будто сейчас возьмешь в руки телефон-кирпич, – говорю я. – Невеста-бизнесвумен из восьмидесятых.
– А тебе нужна шляпка, – осматривает она меня. – Одна из тех дурацких шляпок, которые сдвигают на лоб. Сейчас спрошу.
Она проскальзывает мимо меня и бежит босиком к прилавку. Я слышу ее высокий возбужденный голос.
– Привет, извините, а у вас есть шляпки? О…
Это «О» звучит озабоченно и вызывающе. Я высовываю голову из-за занавески, не желая показываться при всех в своем дурацком платье. С зеленоволосым мужчиной разговаривают какие-то посетители. Они примерно одного возраста, но их одежда делает их старше на пару десятков лет. Скорее, не старше, а из другой эпохи. Темно-синие костюмы и мужественность 1960-х, отчего мне кажется, что они вот-вот скажут что-нибудь из «Безумцев», сериала, который я не смотрела, но дух которого я, как мне кажется, понимаю.
Двое бросают косые взгляды на Фиону. Один, который выглядит помоложе и с короткими светлыми волосами, говорит с зеленоволосым парнем.
– Сэр, да будет вам известно, что в разделе 18 Уголовного кодекса Ирландии говорится, что любой, кто публично нарушает рамки приличия или оскорбляет нравственность, может быть оштрафован на сумму до шестисот евро. Либо, по решению суда, его могут отправить в тюрьму на срок до шести месяцев. В ваших интересах последовать нашим советам.
Этот человек американец. Правда, я не настолько разбираюсь в американских акцентах, чтобы понять, откуда он точно. Такой явный акцент, который можно услышать только в американской рекламе, в отличие от американских фильмов. В такой рекламе, в конце которой говорят: «Побочные эффекты включают тошноту, депрессию и диарею…»
– Отвяньте, – бросает Зеленый Парень.
– Сэр, я вынужден подчеркнуть, что таков закон и что ваш магазин – как и его витрина – напрямую противоречит моральному наследию этой страны.
– Моральному наследию этой страны? – фыркает Зеленый Парень. – Да что вы знаете о морали в моей стране?
– При всем уважении, это до сих пор католическая страна.
– Вы че, прикалываетесь? Твою мать Христа за ногу, чувак. Вы откуда вылезли, из болота или откуда? Не знаю, какую Ирландию вы надеялись увидеть здесь, но мы уже давно покончили с этой библейской чушью. Про равные браки не слышали? Отмена восьмой статьи? Не, не слышали?
Зеленый Парень повышает голос, но американцы холодно настаивают на своем. Я ожидаю, что Фиона побежит обратно, но она стоит на месте в настороженной позе. Неожиданно мне становится страшно за нее. Я начинаю тихо натягивать джинсы под огромной юбкой, но тафта громко шуршит.
Один из мужчин постарше оборачивается на шум и как будто только сейчас замечает нас с Фионой.
– Сэр, вы действительно полагаете, что в ваш магазин можно заходить детям школьного возраста?
Он обращается к Фионе.
– Разве вы не должны быть в школе?
– Сегодня… э-мм… сокращенный день.
– И разве вам не кажется, что вы поэтому должны заниматься чем-то более продуктивным и… добропорядочным?
Он внимательно осматривает ее с головы до ног. Платье, казавшееся таким смешным несколько минут назад, сейчас кажется уликой какого-то ужасного преступления.
– В какую школу вы ходите?
– Святой Бернадетты.
– И это католическая школа, дорогуша?
– Э-мм… типа да.
– Что значит «типа да»?
– Типа, что наша директриса монахиня, но я не верю в Бога.
Сказав слово «Бог», Фиона как бы обретает смелость.
– И это крутой магазин. В нем нет ничего плохого. Морально или как-то еще.
Зеленый Парень слегка улыбается Фионе. Это еще больше подбадривает ее.
– И не называйте меня «дорогуша». Если только вы не собираетесь называть его «сэр».
Мужчина улыбается, и уголки его губ слегка приподымаются. Он снова переводит внимание на Зеленого Парня.
– Разумеется. Если вы не послушаете меня, то, боюсь, у нас не останется выбора.
– Выбора? – отзывается тот. – О чем вы говорите?
Они пару секунд молча переглядываются, и мне вдруг на ум приходят документальные фильмы про альфа-хищников.
– Ну что ж. Нам пора. Приятно провести время, девочки. Почему бы вам не взять памфлет у наших ребят?
Мне вручают синюю глянцевую брошюрку, после чего все эти странные люди уходят. На брошюре красуется надпись большими буквами «Дети Бригитты» на фоне фотографий тинейджеров, проходящих обряд крещения в живописных озерах.
– Блевотина, – говорю я, нарушая молчание между мной и Фионой, и передаю брошюру ей.
– Фу, гадость какая, – отвечает она все еще заметно дрожащим голосом. – И все же блондинчик был неплох.
– А мне они показались все на одно лицо.
– Ладно, пойдем порепетируем. А то от этого свадебного платья у меня все тело чешется.
– Ага, – соглашаюсь я, вдруг понимая, что вся эта затея с платьями мне уже нисколько не интересна.
14
Мы заходим в «Брайдиз», в грязноватое старое кафе, где чайник для двоих стоит лишь евро, а кусок яблочного пирога – два. Здесь только два вида посетителей: старики и творческие личности вроде нас. Мы сидим на заплесневелом зеленом диване. Я глотаю консервированные яблоки, читаю реплики Отелло, а Фиона репетирует слова Дездемоны. Честно говоря, ее роль не особенно интересна: в основном всякие метания и заверения в том, что она всегда была верна ему. Но я не отрицаю – Фиона хороша. Она меняет голос, заставляет его дрожать в некоторых местах и делает жестким в других. От ее голоса у меня даже начинается легкое головокружение.