Ро останавливается, наклоняется, подбирает с земли камешек и разглаживает его большим и указательным пальцами. Камешек такой маленький, что почти в точности похож на подвеску, которую отец привез мне из Португалии.
– Мне кажется, они до сих пор в шоке. Как будто забыли, что у них есть еще один ребенок. Прошлым вечером я ушел из дома в десять и вернулся только после часа ночи. Думаю, они даже не заметили. Мама просто сидела в кресле и смотрела перед собой.
Повернувшись к реке, он швыряет камешек, и тот прыгает по водной глади. Второй раз, третий, затем тонет.
– И куда ты ходил?
– Просто гулял. Дошел до «Армии спасения» спросить, не знают ли они чего-нибудь про «ДБ». Выяснилось, что нет. Потом я немного прогулялся. Слушал музыку.
– Если думаешь, что к этому действительно причастны «ДБ», то тебе нужно вступить в их группу на Facebook. Похоже, ими управляют как раз оттуда. Мы с Фионой пытались вступить, но, насколько я знаю, они не ответили. Думаю они… очень разборчивые.
Я показываю ему группу на своем телефоне. Он вынимает свой, находит группу и нажимает кнопку «Вступить».
– Хочу посетить одно из их собраний. Изображу уязвимого тинейджера с творческим уклоном. Пусть решат, что мне нужна помощь или что-то еще. Может, так подберусь ближе к Лили. Честно, я бы не удивился, если она сейчас в каком-нибудь «лагере Иисуса» собирает бобы, одетая в мешок.
– Точно, – отвечаю я. – Найди лицо Девы Марии в морковке. Прямо так живо представляю.
Мы смеемся, отчего мне становится немного легче на душе. Приятно представить какую-нибудь иную участь для Лили. Думать об этом, как о происшествии, которое когда-нибудь покажется смешным, и над которым мы еще посмеемся все вместе.
Так мы проводим вечер. Ходим вдоль реки до окраины, разговаривая о нас, о том, как мы познакомились, брат подруги и подруга сестры. Вспоминаем общие моменты из детства. Из того времени, когда мы едва задумывались о существовании друг друга и словно жили на разных планетах, орбиты которых пересекались лишь изредка.
Я получаю два сообщения, от отца и от мамы. Оба очень беспокоятся, как будто они только сейчас заметили, что не видели меня несколько часов. В ответах я пишу, что выгуливаю собаку с Фионой.
«НЕ ЗАДЕРЖИВАЙСЯ ДОПОЗДНА», – снова приходит сообщение от мамы.
– Я помню один из ее дней рождений, – говорит Ро. – Лили тогда проходила через стадию увлечения Энид Блайтон и вычитала в одной ее книге про одну дурацкую игру. Прятки наоборот, в которые играли английские дети.
– Как это очаровательно по-протестантски с ее стороны, – подкалываю его я.
– Только ты не начинай, – закатывает глаза Ро. – Мне и без того этого хватает в католической школе.
Нахмурившись, он добавляет:
– Как же называлась та игра?
– «Сардины»?
– Точно!
– Да, помню.
– Мы спрятались под кроватью моих родителей.
Я вдруг тоже вспоминаю тот случай. Мы лежали под чугунным каркасом, конечности у меня онемели, а голову я повернула так, чтобы видеть его. Его. Коротышку с темными волосами и торчащими зубами. Он приложил указательный палец к сжатым губам. «Ciúnas[3], – прошептал он. – Ciúnas».
– Ты сказал мне молчать по-ирландски, – говорю я. – Ciúnas. Как будто мой учитель. Я так тебя возненавидела за это.
– О боже, ребенком я был таким засранцем, – говорит он, закатывая глаза при воспоминании. – Извини.
– Не извиняйся. Было здорово думать, что кто-то круче.
– Знаешь, иногда я забываю, что ты считаешь себя нескладной, но ты всегда готова мне напомнить.
Звонит мама и спрашивает, где я нахожусь. Я отвечаю, что до сих пор гуляю с собакой, а она спрашивает: «До сих пор?» таким подозрительным тоном, что мы тут же поворачиваем.
Нам приходится снова пройти через подземный переход – через настолько темное место, что я даже не вижу вытянутых перед собой рук. Переход узкий – примерно половина ширины платяного шкафа. Туту проносится через него, предпочитая понюхать землю у берега на той стороне. Мы с Ро плетемся за ним. Здесь так узко, что нам неудобно идти бок о бок, поэтому я немного отстаю. Я стараюсь держаться рядом с ним, но моя нога наступает на бутылку из-под пива, которая с грохотом откатывается.
Я теряю равновесие и падаю вперед, размахивая перед собой руками, и в темноте ударяю Ро по спине.
– Эй! – говорит он, подхватывая меня и обнимая за плечо, чтобы удержать.
А потом не убирает руку.
Мгновение мы стоим в полной темноте. Мой левый бок прижат к холодной каменной стене. Правый бок прижат к его теплому туловищу. Я даже слегка чувствую его ребра, медленно передвигающиеся в такт его дыхания.
Я не шевелюсь. Ни о чем не думаю.
Вранье.
Думаю.
Я думаю: «Если он собирается поцеловать меня, то это как раз тот самый момент». Для этого ему всего лишь нужно слегка повернуть голову и переместить туловище на пару дюймов, и мы окажемся нос к носу, губы к губам. Такое движение можно и вовсе не счесть за движение, но оно изменит все.
Я чувствую, как его туловище поворачивается. Теперь мы стоим лицом к лицу. Я до сих пор ничего не вижу, но ощущаю его дыхание на моей нижней губе. Он кладет руки мне на плечи.
Вся моя кожа буквально умоляет, чтобы ее трогали. Умоляет так, как не умоляла ни разу в жизни. Заявляет об этом, словно под присягой в суде. «Мисс Чэмберс, мне кажется, что вы осознаете, что все предоставленные свидетельства говорят о том, что этот парень хочет прикоснуться к вам и что вы должны со своей стороны прыгнуть на него, обхватить ногами его таз и целовать до тех пор, пока он не упадет».
Наверное, по дороге едет машина, включив дальние фары, потому что весь туннель внезапно заливает белым электрическим светом.
Свет мгновенно все меняет. Он приводит Ро в чувство. Ро делает полшага назад, снимает руки с моих плеч и опускает их сначала к моим локтям, а после и вовсе отводит.
– Ха, – усмехается он наконец, – Мы будто опять играем в «Сардины».
И так во второй раз за нашу новую дружбу Ро О’Каллахан оставляет меня в туннеле без поцелуя.
17
Этой ночью мне опять снится домохозяйка. Раздается холодный щелчок, и я как будто просыпаюсь. Изо рта у меня выходят клубы пара, повисая в воздухе.
Я иду за Домохозяйкой вдоль Бега, но всегда отстаю от нее на шаг. Я цепляюсь за ее платье, за ее мокрые волосы, точеные пальцы, но не могу ухватиться. Когда мы доходим до подземного перехода, она оборачивается и смотрит мне в лицо. А затем прибывает вода. Мутная речная вода наполняет мои живот и легкие, забивает мне рот грязью со вкусом меди.
Иногда меня охватывает чувство, что Лили где-то поблизости и каким-то образом наблюдает за мной. Я не могу точно сказать, где точно она находится, или объяснить, как она это делает, просто таково общее ощущение, логичное и понятное только в мире сна с Домохозяйкой. Лили там, но ее не видно.
В понедельник утром я встречаю Ро в автобусе.
– Привет, – говорит он, пододвигаясь, чтобы я села рядом. – С тобой все нормально?
– Нормально, – отрывисто отвечаю я, оглядывая форму в поисках возможных пятен. – А что?
– Ты так выглядишь, как будто не спала. И поверь мне, я знаю, как это выглядит.
– Спала, – говорю я и на мгновение задумываюсь, не рассказать ли ему о снах, о Домохозяйке и о чувстве, что Лили где-то рядом.
Но это слишком. Слишком странно. Слишком глупо. Его теория о «ДБ» вполне логична, даже если и не находит отклика в моей голове.
– Просто беспокоилась о ней, – говорю я, что правда. – И… не знаю… У меня такое чувство, что она где-то рядом.
Ро кивает с облегчением от того, что нашел себе товарища по меланхолии.
– Что делаешь сегодня вечером? – спрашивает он.
– Ничего.
– В городе будет собрание «ДБ». Они приняли мой запрос в Facebook. Хочешь пойти?
– Э-мм… конечно. Если ты думаешь, что это безопасно.
– Что? Ты что, боишься, что тебе промоют мозги, Чэмберс?
О боже. Он обратился ко мне по фамилии. Господи, сохрани меня от музыкантов, называющих меня по фамилии.
– Нет, – отвечаю я голосом на октаву выше того тона, которого мне хотелось бы. – Давай сходим.
– Собрание в восемь. Встретимся у реки в семь? Можно пойти вместе.
– Ладно.
Ну здорово. Река. Место кошмаров и постоянных сексуальных отказов.
Сегодня вся школа только и обсуждает, что историю про Лили с женщиной. Мне кажется, из-за этого все происшествие в глазах многих теряет свою привлекательность. Убежать с незнакомым мужчиной, даже быть похищенным им – одно дело. В этом есть некое очарование опасности. Убежать с незнакомой женщиной – это уже другое дело.
– Х-м, – говорит одна девочка. – Возможно, она была лесбиянкой.
– Тоже мне открытие, – говорит другая. – Все знают, что Лили О’Каллахан была лесбиянкой.
– А брата ты ее видела?
– Конечно. Это точно передается по…
Я выхожу из класса. Похоже, никто этого не замечает.
За обедом я рассказываю Фионе о неудавшемся поцелуе в подземном переходе. Она сердится, что меня немного утешает.
– Нельзя же так поступать, – раздраженно говорит она. – Нельзя же просто… Что он, скажи еще раз, сделал?
– Ну, типа… ничего. Поддержал меня, чтобы я не упала, а потом его лицо было, не знаю… очень близко от моего.
– Хм. В первый раз казалось сексуальнее. Еще раз опиши, как все было.
Я повторяю. Темнота. Наши тела соприкасаются. Легкое тепло его дыханья на моей нижней губе. То, как он сказал: «Мы будто опять играем в “Сардины”».
– Ох, умереть и не встать.
– Как по-твоему, почему он такой… не знаю, как бы дразнит?
– Проблематичный?
– Ты понимаешь, что я хочу сказать. Похоже, я действительно нравлюсь ему. И он хочет, чтобы я проводила с ним время. И все же…
– Мэйв. У него сестра пропала. Ты представляешь, что сейчас творится у него в голове?