Мне не нужно представлять. Меня мучают кошмары и чувство вины, граничащее с отчаянием. И еще я ощущаю космическое влечение карт Таро. Я до сих пор не могу выкинуть из головы мысль о том, что карты каким-то образом причастны к исчезновению Лили.
Но Ро умный. Я постоянно напоминаю себе об этом. Гораздо умнее меня – и, возможно, в его предположении о «ДБ» есть толк.
И, честно говоря, если бы он сейчас предложил мне провести вечер на собрании любителей личинок, я бы согласилась, не задумываясь.
Я возвращаюсь домой в половине четвертого и планирую сделать уроки, выгулять собаку, поужинать и выйти. Но план не срабатывает. Всю вторую половину дня сижу в своей комнате, разглядывая в зеркальце свои брови, выщипывая пару волос, а затем ощущая чувство вины за то, что меня вообще заботит моя внешность.
Это не свидание, Мэйв.
На улице так холодно, что выбирать одежду особенно не приходится. Почти невозможно выглядеть сексуальной и зрелой, если на тебе надеты три свитера. Встречаясь с ним, я кажусь себе дошкольницей в голубом пальто с капюшоном и шерстяной шапке.
– Привет, – говорит он. – У тебя весь нос красный.
– О, что?
Я начинаю трогать нос, как будто это что-то изменит, и он улыбается.
– Ты выглядишь, как медвежонок Паддингтон.
Ой.
– Э-мм… Спасибо?
– Ты не забыла взять с собой мармеладные сэндвичи?
Это не болтовня во время флирта. Он на самом деле боится, вот и старается приободриться в этот морозный вечер шутками про Паддингтона.
Мы сначала не уверены, ехать ли нам на автобусе, но через три минуты ожидания, пока мы прыгали с ноги на ногу, чтобы согреться, мы сдаемся. Мы плетемся в город пешком в сумерках. Под ногами у нас хрустит замерзшая трава. Чем ближе к цели, тем заметнее волнуется Ро. Дурацкие шутки заканчиваются. Наконец он вздыхает.
– Мэйв.
– Что?
– Расскажи о ней.
– О ком? – притворяюсь я тупой.
Он даже не удостаивает мой вопрос ответа.
Я тоже вздыхаю и пинаю камешек перед собой.
– А что ты хочешь узнать?
– Не знаю. В последние годы мы так мало общались. Понимаешь, родители всегда были так помешаны на разных занятиях и на расписании, что даже в раннем детстве мы как бы жили в разных временных зонах. Она либо посещала уроки виолончели, либо сидела в своей комнате, либо играла с тобой.
Он снова вздыхает, отчего я едва ли не чувствую, что мне нужно извиниться перед ним за Лили. За то, что мы замыкались только на себе. Мне никогда не приходило в голову, что Ро иногда хотел провести время с нами.
– Я не осуждаю ее, – продолжает он. – Я и сам целых шесть лет прятался в своей комнате с гитарой. И никогда не интересовался ее миром. Но… теперь я жалею об этом, Мэйв. Она моя единственная сестра. Мы даже не ссорились. Никто в нашем доме не ссорится и не спорит, даже родители. Все просто… просто проскальзывают мимо друг друга.
Это-то меня и привлекало всегда в О’Каллаханах. То, что можно спокойно смотреть мультики в одной комнате, пока взрослые смотрят новости в другой. В прохладных, чистых, тихих комнатах. То, что игрушки Лили и Ро никогда не бывали сломанными и не передавались от одного ребенка другому. А когда становилось уж слишком спокойно, то мы с Лил всегда могли отправиться ко мне домой. Мне никогда не приходило в голову, что у Ро не было такого варианта. Что у него, как я теперь догадываюсь, никогда не было друзей.
Конечно же, это все не мое дело. Поэтому я просто рассказываю о Лили.
– Ты знаешь, что она была левшой?
– Да ладно тебе, Чэмберс! Я сказал, что мы не были особенно близки, но я же не говорил, что мы были совсем чужие.
– Ну, то есть я имею в виду, что она была левшой, но сама научилась писать правой рукой?
– Что?
– Да-да. Когда же именно… в одиннадцать лет?
Я на мгновение замолкаю, пытаясь вспомнить.
– Она сказала, что хочет разработать второй почерк, на всякий случай.
– И что же это может быть за случай?
– Не знаю. Может… планировала в будущем заняться подделкой документов. Может, она как бы знала, что рано или поздно она окажется в бегах.
– Думаешь, она сбежала?
– Я думаю, что она покинула дом сознательно. И ты это знаешь. С той… женщиной.
С Домохозяйкой. Скажи это. Ведьмы знают настоящие имена.
– Да. С той женщиной.
Он замедляет шаг, вынимает из кармана телефон и ориентируется по голубой стрелочке на экране.
– Уже почти на месте?
– Вроде бы да. В приглашении было написано «Елисейский квартал», но я не знаю, где это, как, похоже, не знает и «Гугл».
Мы стоим на узкой улице на краю города. Каждое здание вокруг нас похоже на безликий жилой комплекс. Вдалеке мигает желтым светом паб, но ничего из этого даже отдаленно не походит на место для собраний.
Я дрожу и топаю ногами.
– Надеюсь, внутри тепло.
– Да. Говорят, позже может пойти снег.
– Здесь никогда снег толком не идет.
В это мгновение мимо нас торопливо проходят двое парней немного грубоватого вида и одна девушка. Мы пожимаем плечами и как бы невзначай следуем за ними. Они поворачивают во двор и нажимают звонок при входе в одно из жилых зданий. Все трое оценивающе осматривают нас, но ничего не говорят.
– Привет, – говорю я, не в силах сохранять напряжение.
– Привет, – обыденно отвечает один из парней.
Он на пару лет старше меня, но у него настолько водянистые глаза с красными кругами, что можно подумать, что он плачет, хотя это просто такое лицо.
Дверь в жилое здание открывается. Мы проходим в довольно элегантное фойе и ждем лифт.
Ро показывает мне свой телефон. «Квартира 44, этаж 8, Елисейский квартал».
Мы определенно в нужном месте. Мы проходим в узкий лифт с зеркалами вместе с троицей, старательно прижимая руки к телу. Ро нажимает кнопку с цифрой 8. Только теперь я чувствую себя достаточно комфортно, чтобы рассмотреть как следует наших спутников в зеркало.
Девушка напоминает мне Лили, хотя я не могу понять почему. Она совсем не похожа на нее, но в них есть какая-то общая черта, которую я не могу определить. Какое-то чувство неловкости. Ощущение некоторой непричастности к физическому миру.
– Вы на собрание? – спрашиваю я.
Они ничего не отвечают, но девушка автоматически кивает, и Ро улыбается ей.
– Жду не дождусь, когда начнется, – говорит он, поддерживая зрительный контакт с ней, и она улыбается в ответ.
– Вы в первый раз?
– Ага. Только сегодня получил приглашение, – небрежно отвечает Ро. – Я рад, что меня приняли в группу на Facebook.
– И сколько вы ждали, пока примут? – спрашивает она.
Глаза ее немного расширяются и округляются.
– Два дня.
Оба парня многозначительно переглядываются, а девушка беззвучно произносит «О!» одними губами.
– Два дня! – вздыхает она. – Мне пришлось ждать две недели.
Двери лифта открываются, и мы выходим в коридор. Здесь пахнет хлором. Девушка замечает, как я принюхиваюсь, и усмехается.
– Это потому что мы почти под самой крышей, – говорит она возбужденно. – На крыше расположен бассейн, и летом нам даже разрешат там плавать!
Когда мы подходим к квартире 44, парни стучат в дверь, а я ожидаю, что нас заставят сказать какой-то секретный пароль. Но вместо этого дверь просто распахивается, и на пороге появляется высокий светловолосый молодой мужчина, улыбаясь во весь рот и предлагая нам пройти. Я тут же узнаю в нем одного из тех, кто был в «Подвале».
– Клара! Иэн! Кормак! – приветствует он наших спутников.
Нас он оглядывает чуть внимательнее.
– Рори, – улыбается он добродушно. – Я так рад, что ты пришел. Меня зовут Аарон, руководитель отделения. Пожалуйста, располагайся как дома.
Он энергично пожимает руку Ро, сверкая белыми костяшками.
– Вижу, ты привел гостя, – говорит он, осматривая меня. – Знаешь, у нас довольно строгая политика по отношению к гостям. Особенно для первого посещения. Мы не разрешаем их приводить, Рори.
– Да, понимаю, извините, – говорит Ро, хватаясь за возможность объясниться. – Я не знал и подумал, что Мэйв тоже может быть полезно…
Мужчина поднимает ладони.
– Не волнуйся, Рори. На этот раз мы можем сделать исключение.
Он поворачивается ко мне.
– Привет, Мэйв! Я Аарон.
Он окидывает взглядом мое голубое пальто с капюшоном и улыбается:
– Помочь тебе снять верхнюю одежду?
Я сбрасываю пальто и передаю ему.
– Ого, – в его тоне заметны нотки флирта. – А я-то надеялся увидеть под ним свадебное платье.
18
Однажды, несколько лет назад, мы с Лили смотрели документальный фильм про секты. Его показывали поздно по каналу «Браво», и его целую неделю рекламировали как «настораживающее расследование, беспокойный взгляд на то, как один человек может склонить обычных американских девочек… к убийству».
От этих слов мурашки шли по телу. Кто-то может просто так склонить кого-то к убийству? Как?
Был час ночи, мы ночевали у меня и смотрели телевизор. Я мало что помню, но там точно было интервью с бывшим лидером секты, который вовлекал в нее девочек-тинейджеров. Журналист спросил его, как он находил потенциальных последовательниц. Тот ответил, что это было довольно просто. Он подходил к группе девочек в торговых центрах, выделял одну из них и говорил, что у нее красивые глаза.
«Если она отвечала “спасибо” или просто улыбалась, я шел дальше. Но если она пыталась отклонить комплимент или переводила глаза вниз, то я спрашивал ее номер телефона. Потому что это была девушка с пустотой, с дырой внутри».
Вот о чем напомнила мне эта квартира в Елисейском квартале.
Я стою в помещении, где полно людей с дырой внутри.
Всего их человек тридцать, разного возраста, от примерно пятнадцати лет до двадцати с небольшим. Все пьют апельсиновый сок из бокалов для вина, и все держатся нервно и настороженно, прикрывают рты руками, когда улыбаются, и прикусывают губы, когда слушают. В каждом по отдельности нет ничего необычного, просто во всем помещении витает какое-то коллективное чувство напряженности. Все держатся группками по трое-четверо и слегка сутулятся. Совершенно ничего в их позах не говорит: «Эй, подходи, поговорим!»