раивает тебя. Но настоящий ответ заключается в том, чтобы найти удовлетворение от своей работы, от мира вокруг себя, а не в том, чтобы вредить себе. Выплеснуть скопившееся напряжение в положительных делах.
Шоу продолжается. Люди плачут. И чем дольше мы здесь находимся, тем больше я убеждаюсь, что Лили ни за что бы не купилась на все это. Она никому бы не позволила утверждать, что геи нереальны или что они просто «запутались». Аарон почти всем отвечает, что они «запутались». Заниматься сексом – это, по его мнению, «запутаться». Быть геем – «запутаться». Погрузиться в депрессию – «запутаться».
– Мэйв?
– Э-мм… Мне шестнадцать лет. У меня есть собака. И я…
Я так увлеклась признаниями других, что не успела подготовить собственное. Даже не подумала какую-то убедительную «ложь», чтобы выдать ее за «правду».
– Я оттолкнула от себя лучшую подругу и теперь боюсь, что никогда больше ее не увижу.
Слова падают, словно медные монетки из торгового автомата. Непродуманные, громоздкие, совершенно нежеланные. Почему я это сказала? Зачем я говорю это здесь?
Аарон на некоторое время задерживает взгляд на мне. Я ожидаю слова сочувствия и мотивационную речь. Но не слышу их. Он продолжает смотреть на меня, снова сложив пальцы треугольником. В его глазах ощущается легкое презрение, и он слегка морщит нос, как если бы почуял дурной запах.
Наконец он заговаривает:
– О, Мэйв. Я уверен, все образуется, и твоя подруга обязательно найдется.
Вот и все. Хлопает в ладоши и объявляет десятиминутный перерыв.
Я не могу в это поверить. Я чувствую себя оскорбленной. Где мои «обнимашки»? Где моя утешительная речь? Разве я не заслуживаю внимания Аарона? Разве меня не должна убаюкать его любовь, как всех остальных?
Аарон переходит к индивидуальным консультациям, сначала с Энид, затем с Кормаком, потом с парнем с депрессией.
Ро поворачивается ко мне.
– Извини, что я привел нас сюда. Наверное, это была плохая идея. Не думаю, что Лили когда-нибудь увлеклась бы всей этой ерундой. А ты как думаешь?
– Я тоже так думаю. А ты уверен, что можно просто так взять и уйти?
– Ну да. Этому парню наплевать. У него и без того преданная паства.
– Ну ладно. Только пальто найду.
Я нахожу пальто в кладовке, а когда возвращаюсь, вижу, как Аарон энергично обращается к Ро:
– Ты ведь не уйдешь прямо сейчас, Рори, приятель?
Ро беспокойно смотрит на меня.
– Вообще-то я пообещал Мэйв отвести ее домой, пока не будет слишком поздно.
– Послушай, эти признания не всем по душе, – заговорщическим тоном произносит Аарон. – Но мне кажется, тебе понравится вторая часть. Она больше ориентирована на действие. Мы устраиваем мозговой штурм, изображая агентов перемен, и даже действуем согласно этим идеям. Ты бы мог внести реальный вклад в происходящее.
– Я готова, – громко говорю я, застегивая пальто.
Аарон смотрит на меня, как на надоедливую муху, с жужжанием летающую вокруг него, и подходит ближе к Ро.
– Послушай, Рори. Я понимаю, ты чувствуешь себя особенным, не таким, как все. Ты кажешься слегка заблудившимся… не таким, как другие парни, но…
Аарон разглядел дыру в Ро. И по какой-то причине не смог разглядеть ее во мне.
И впервые в жизни я ощущаю невероятный прилив сил. Мощь, которой нельзя противостоять.
– Нам нужно идти, – снова громко говорю я. – Спасибо за приглашение.
Я хватаю Ро за руку, крепко сжимаю ее и веду его к двери. Он следует за мной, и последнее, что я вижу, перед тем как дверь захлопывается – изумленные лица Аарона и «Детей Бригитты».
19
Мы заходим в лифт и делаем вид, что не замечаем, что я до сих пор держу его за руку.
Мы пересекаем фойе, выходим во двор, а оттуда на улицу.
И.
Мы.
Все.
Еще.
Держимся.
За.
Руки.
– Ого, – произносит он и наконец отпускает мою руку. – На самом деле идет снег.
Он поднимает руки ладонями вверх. На них опускаются крохотные белые снежинки.
– Ничего себе, – говорю я, делая то же самое. – Не уверена, что это за знак, но это определенно знак… чего-то.
Мы идем к автобусной остановке, электронное табло сообщает, что до прибытия автобуса всего две минуты. Облегченно вздыхаем и садимся на скамейку.
– Что это там было, Мэйв? Не такая уж и религиозная секта. Просто манипулирование, немного жутковатое.
– Мне кажется, они стараются сломить психику людей, а затем настроить на свой лад под видом какой-то дурацкой игры. Может, религиозное оболванивание начинается потом. Когда уже появится зависимость от Аарона и его обниманий.
– Думаешь, прямо сейчас проходят десятки точно таких же собраний? По всей стране?
– И с одинаковыми Ааронами? Возможно.
– Лили ни за что бы не присоединилась к ним. Ни за что и никогда. Я в этом уверен.
– Откуда такая уверенность? – спрашиваю я. – Ну, то есть я толком не общалась с Лили год. Я понятия не имею, во что она может верить сейчас. И ты тоже не знаешь.
– Уверен, – повторяет он серьезно. – Не спрашивай почему. Но нет, и все.
– Ладно. Думаю, этот вариант можно вычеркнуть.
– Ну да, – соглашается он, поднимая руку перед подъезжающим автобусом. – Но других нет.
Мы заходим в автобус, пробиваем билеты и садимся. Мне хочется сказать ему, что, вообще-то, есть еще кое-какой вариант. Один большой и жирный вариант. Связанный с тем, что сейчас прожигает мне карман пальто и что не отдалялось от меня более чем на десять футов с того дня, как вновь появилось в ящике моей тумбочки.
Пока автобус не спеша едет, я достаю из кармана карты.
– О боже, – невесело усмехается Ро. – Опять они.
– Хочешь, чтобы я их спрятала? Я просто хотела поговорить с тобой кое о чем…
– Знаешь, тот парень и ты – два сапога пара.
– Я и кто?
– Ты и этот американец Аарон.
– С чего это вдруг?
Я едва не вздрагиваю от такого заявления и отодвигаюсь дальше к окну, ощущая холодок в том месте, где наши ноги раньше соприкасались.
– Ты заставляешь людей сообщать тебе их проблемы, и тем самым получаешь власть над ними. Ты используешь их признания, чтобы манипулировать ими.
Я ошарашена.
– Ты же не на самом деле так думаешь?
– Ну, не совсем. Но признайся, есть же сходство.
– Я никого не заставляю.
– Аарон вообще-то тоже.
– Почему ты так говоришь?
– Почему ты недооцениваешь себя?
Я закатываю глаза.
– Думаешь, сейчас как раз подходящее время читать лекцию об уверенности в себе?
– Нет, я хочу сказать, что ты настолько невысокого мнения о себе, что совершенно недооцениваешь свое влияние на людей. То, что ты говоришь им – или не говоришь, – играет очень большую роль.
– Я же сказала, что мне очень жаль, что так произошло с Лили, Ро.
– Я говорю не про Лили. Я говорю про всех. Научись наконец-то признавать свою ответственность, Мэйв.
Я убираю карты обратно в карман и смотрю в окно. Неужели в словах Ро есть смысл? Те «сеансы», которые я проводила в Душегубке – делали ли они меня более сильной и влиятельной? В каком-то небольшом смысле да. Но я же ничего не делала со своим влиянием. Не злоупотребляла им. В отличие от Аарона.
Ну, то есть пока не пропала Лили.
Меня накрывает знакомая волна вины. Лили пропала. Пропала из-за меня. Из-за меня и из-за этих карт, и из-за Домохозяйки. Я прислоняюсь головой к оконному стеклу.
– Послушай, – тихо начинает Ро. – Я несерьезно. Это было скорее… мысленное упражнение. Извини. Ты совсем не похожа на Аарона.
Я уже устала держать все это внутри. Нужно рассказать ему о снах про Домохозяйку. Даже если все это чепуха, нужно прорвать этот нарыв, растущий под моей кожей. Нужно сказать ее имя громко вслух.
– Ро, мне нужно кое-что тебе сказать. Про тот расклад Таро для Лили.
– Господи, только не начинай.
– Просто послушай, ладно? – выдыхаю я громко, подготавливаясь. – Так вот, во время расклада выпала одна карта. Она не принадлежит колоде. До этого я видела ее лишь однажды, но вынула ее и положила в ящик своего стола, потому что нигде в Интернете не нашла ее толкования. И она… напугала меня. На ней изображена жуткая темноволосая женщина в свадебном платье и с ножом в зубах. Поэтому я ее отложила. А потом, когда гадала для Лили, эта карта каким-то образом оказалась в колоде.
– Ты можешь показать ее? Она сейчас в колоде?
– Нет, – отвечаю я, прикусывая большой палец. – С тех пор я не могла ее найти. Ее как будто… нужно призывать или что-то еще. И еще у меня были сны. Сны про эту женщину, и там как будто на меня смотрела Лили. Как будто она была там, но не показывалась.
Я останавливаюсь, пытаясь определить реакцию Ро на сказанное. Он просто продолжает молча смотреть на автобусное сиденье перед собой.
– И еще, – продолжаю я. – Это тоже… странно. После пропажи Лили мисс Харрис конфисковала у меня карты. Полностью запретила их в школе. Но в субботу вечером, когда мама рассказала про то, как молочник видел Лили с какой-то темноволосой женщиной, колода вдруг оказалась в моей тумбочке у кровати. Как будто она никуда и не девалась.
– Да нет, – мотает он головой. – Не верю.
– Мне тоже не хотелось бы верить. Но так и есть. Вот что случилось.
– И что с того? Думаешь, Лили случайно вызвала демона, когда ты гадала ей на картах?
Я прикусываю язык, не в силах ответить честно. Не могу признаться, что я сказала: «Хочу, чтобы ты исчезла…» прямо в лицо его сестре. Она не вызывала Домохозяйку. Это я вызвала. Или, по крайней мере, мы обе.
– Ага, – отвечаю я. – Возможно.
Это не ложь. Возможно, что вообще никто не вызывал Домохозяйку и что Лили сейчас где-то скрывается со своим учителем виолончели. Не нужно Ро знать, что я тогда говорила. Так даже лучше, если мы собираемся действовать сообща.
Автобус останавливается. Мы вернулись в Килбег. Несколько минут мы идем молча.
– Где ты ее видела? В своих снах?