– Возле… э-ээ… – мозг принуждает меня сказать: «Там, где ты не стал целовать меня», но я сопротивляюсь. – Возле подземного перехода. Всегда там видела.
– Ну, пойдем тогда туда.
– Что?
– Может… я не знаю, найдем там какие-то зацепки.
Я с сомнением гляжу на него.
– Не думаю, что…
Мой телефон вибрирует. Отец.
«Ты где?»
«Возле реки. Иду домой».
Напечатав, я передумываю. Правда ли я хочу, чтобы отец с мамой знали, что я у реки, где Лили видели живой в последний раз?
Стереть, стереть, стереть.
«Почти дома. Скоро буду».
«Осторожней. Дороги скользкие».
– Да ладно, Мэйв. Я хочу проверить все, каким бы странным это ни казалось. Все.
– Ну хорошо, – говорю я неуверенно.
Мы идем молча. Снег падает нам на головы и плечи. Не помню, когда в последний раз видела такой снегопад в Ирландии. По меньшей мере лет пять-шесть назад. Мы слишком близки к Атлантическому океану. Если даже когда-нибудь снег и падает, то быстро тает, как только коснется земли. Но этот снег остается и даже образует кучи под ногами.
Кирпичи на стенах подземного перехода покрыты льдом, сверкающим, словно алмазы.
Мы на мгновение останавливаемся, не зная точно, что делать дальше.
– И что теперь? – спрашиваю я.
– Чувствуешь Лили здесь? Как будто она на тебя смотрит?
Я закрываю глаза и пытаюсь почувствовать… хоть что-нибудь. Любое непонятное ощущение, для которого нет слов, и которое могло бы намекнуть на ее присутствие. Все сильнее погружаюсь в глубокую тьму в надежде, что найду там хотя бы какие-то останки Лили.
– Нет, – отвечаю я, открывая глаза. – Извини, это был лишь сон. Не знаю, почему я заговорила о нем.
– Разложи карты мне.
– Здесь?
– Да. Если ты так вызвала ту… штуку. Может, у нас получится вызвать ее снова.
– Ро, не знаю. Я уже не занималась этим какое-то время. И в последний раз результаты были не очень… ну…
– Мне все равно, Мэйв. Просто разложи, ладно? Ты же уже гадала мне, помнишь? Просто повтори. После этого я никогда не буду просить тебя снова. Обещаю.
В его голосе слышится отчаяние, а глаза блестят от слез. В темноте зимнего вечера кажется, будто он надул свои полноватые губы и они стали густо-лиловыми.
Как отказать ему? И есть ли у меня право отказывать?
– Хорошо, – говорю я. – Давай зайдем в туннель, а то тут слишком сыро.
Мы неуклюже присаживаемся на корточки. Единственным источником света служат фонарики наших телефонов. Каждую пару минут снаружи проезжает машина, заставляя воздух вокруг нас вибрировать и заполняя шумом все вокруг. Во время снегопада люди водят осторожно, медленно, и пока колеса громко шуршат, мы вынуждены замолкать и просто глядеть друг на друга.
– Перетасуй, – протягиваю я ему карты.
Едва он касается карт, как я чувствую, что магнитная связь с колодой стала еще сильнее. Как будто к колоде привязана веревка, другим концом которой обвязали мне грудь. Карты проскальзывают между его пальцев, перескакивают по темному промежутку между одной его ладонью и другой. С каждым движением моя грудная клетка напрягается. Легкие как будто работают на пределе своих возможностей.
– Ты в порядке? – спрашивает он, передавая колоду обратно.
– Ага, – бормочу я.
Было бы слишком рассказывать ему еще и о своих ощущениях. Слишком много странного для одного дня.
– Хорошо. Думаю, будет лучше, если мы изобретем расклад. Для Лили.
– Великолепно. Хороший план. А что это значит?
– Это значит, что мы решим, что значит каждая карта. Допустим, одна будет обозначать «где Лили сейчас», другая «что мешает ей вернуться», а третья – «что нам нужно сделать, чтобы она вернулась».
– Понятно. Прекрасно. Значит, так это работает?
– Не знаю. Я как бы сама это придумала.
– Ну, звучит как будто по-настоящему. Так мне выбрать карты?
– Да, выбирай.
Я разворачиваю перед ним карты веером. Его руки, покрасневшие от холода, задерживаются над каждой картой. Он выбирает три и кладет их лицом вниз передо мной.
Я переворачиваю первую. «Где Лили сейчас». Четверка мечей. На карте изображен рыцарь, лежащий в полном облачении на надгробии. На фоне мерцают витражи, а над ним висят три меча, острием вниз. Четвертый меч лежит сбоку от рыцаря.
– Господи, – в голосе Ро слышится паника. – Она мертва?
– Нет-нет, это хорошо. Позитивно, я думаю. Это означает отдых. Или продолжительный, вынужденный период покоя. Видишь, меч до сих пор рядом с рыцарем: он встанет и пойдет сражаться, просто сейчас не может.
– Ну ладно, – говорит Ро, поднимая карту и поднося поближе к себе, чтобы рассмотреть. Едва его пальцы смыкаются на карте, я снова ощущаю тягу. Легкое бурление под кожей, как будто моя кровь сменила направление потока.
Я несколько раз моргаю, пытаясь прийти в себя.
Сейчас, когда Ро сидит напротив меня, я со своего места вижу только рубашку карты, простой квадратный узор. Но между морганиями я вдруг вижу карту с его точки зрения. Вижу лежащего на надгробии рыцаря. Вижу свое собственное лицо, усталое и выражающее отчаяние.
Я Ро, и я смотрю, как я сама моргаю, словно испуганный кролик.
Что?
Я моргаю снова. Видение пропадает.
– С тобой все хорошо? – спрашивает он. – У тебя такой вид, как будто тебя сейчас стошнит.
– Э-мм, да. Давай… перевернем следующую карту.
– Какую на этот раз?
– Ту, которая скажет, что мешает Лили вернуться.
Я переворачиваю карту и тут же прикрываю рот ладонью.
Это Дьявол. Не театральный, не такой, которым наряжаются на Хэллоуин. А старомодный библейский дьявол с рогами и козлиными ногами. Рядом с ним бредут два человека, мужчина и женщина, скованные цепями.
Никто из нас не произносит ни слова.
– Мэйв, – наконец прерывает молчание Ро. – Наверное, тут ты должна сказать мне, карта не так плоха, как кажется.
– Э-мм…
– Мэйв.
– Я думаю! Не забывай, прошло какое-то время, я успела кое-что забыть. Итак, Дьявол, как правило, означает нечто, имеющее контроль над тобой. Обычно это пристрастие, порочная привязанность или неспособность порвать плохие отношения. Но в случае с Лили это может быть Домохозяйка.
Он снова поднимает карту и рассматривает ее. И опять же меня пронзает тошнота и чувство, будто мое тело связано с картами и, следовательно, с ним.
– Ро, не надо.
– Не надо что?
– Трогать их.
– Но… почему?
– Не знаю. Мне становится не по себе.
– Не понимаю. Ты в порядке?
– Дай мне секунду, ладно? Всего лишь секунду.
Я прислоняюсь к стене туннеля, закрываю глаза и медленно дышу. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Стена холодная и сырая, ее серая влага проникает через пальто и заставляет покрыться мурашками спину.
Проезжает еще одна машина. Еще одна вспышка фар, свет которых танцует на моих веках.
Мой мысленный взор разделяется надвое, как это иногда показывают по телевизору. Я плутаю в своих внутренних потемках, но одновременно вижу с другой стороны туннеля, как качается моя голова. Свет выхватывает выступившие на лбу капли пота.
– Мэйв, – говорит Ро.
Или говорю я – я точно не уверена. Я чувствую, как мой рот произносит мое собственное имя, но рот не кажется моим.
Я утыкаю лицо в колени и обхватываю ноги руками. Я что, заболела? Меня сейчас вырвет?
Пожалуйста, лишь бы не вырвало. Пожалуйста, лишь бы не вырвало.
– О черт, Мэйв. Не отрубайся. Вставай, пойдем отсюда.
Он обхватывает рукой мои плечи.
– Давай, Мэйв, вставай. Ты можешь встать.
– Мммм-ннн-нет, – бормочу я.
– Ну ладно, прекрасно. Я посижу с тобой тут, пока ты не сможешь.
Он тоже опирается спиной о стену, не снимая своей руки с моих плеч. Я падаю на него, погружаюсь носом в изгиб его шеи. Сквозь наступающую тошноту я ощущаю его запах. С привкусом дыма, сладковатый, чистой одежды и почти выветрившегося дезодоранта. И на фоне – слабый аромат дома О’Каллаханов. И еще свежий пот.
Его рука гладит мои волосы, пальцы погружаются в длинные локоны.
Я мысленно пытаюсь запомнить эти ощущения, чтобы пережить их позднее, когда мне будет не так ужасно.
Через несколько минут тошнота начинает проходить. У меня до сих пор кружится голова, но не так, когда хочется в любой момент стошнить.
– Хорошо пахнешь, – говорю я.
– Спасибо.
– Мне нравится, что от тебя не пахнет парнями.
– И как же они пахнут? – смеется он.
– Как «Lynx Africa» и «Hugo Boss».
– А, – снова усмехается он. – Нет, это смесь моего собственного приготовления.
– Правда?
– Ага.
Я чувствую, как его лицо расплывается в усмешке.
– «Sure» для мужчин и «Шанель номер 5».
Мы смеемся вместе. Смех вибрацией прокатывается по нашим телам.
Я еще сильнее утыкаюсь в его шею.
– Я просто думаю, что ты такой классный.
Поверить не могу, что я это сказала. Взяла и сказала. Слово «классный» в моих устах звучит очень смешно, словно напоминание о восьмидесятых.
Его грудь вздымается, и он протяжно вздыхает.
– Мне еще никто такого не говорил, – утверждает он. – Мне кажется, ты тоже классная, Мэйв. Но ты ведь это и так уже знаешь, правда?
– Нет.
– Не выдумывай. Ты была «класснее» меня с тех пор, как тебе исполнилось восемь.
– Ну, это правда.
– Ладно, пойдем домой. Твои родители, наверное, уже волнуются.
Я ощущаю в своей ладони его теплую крепкую руку.
– О, кстати, мы забыли последнюю карту, – говорит он.
Он переворачивает последнюю карту в раскладе Лили, и в голове у меня раздается гул, который я ошибочно принимаю за звук проезжающей мимо машины. Туннель заполняет яркий свет, и я слышу свой крик – свой собственный, крик Ро или крик миллионов людей, завопивших разом.
Перед глазами у меня плывут пятна. Лиловые, синие, золотистые всполохи затуманивают мой взор. Через секунду я ощущаю лбом холодный гравий. И отключаюсь.