20
Мои пальцы движутся вверх и вниз по грифу гитары. Каждый раз, нажимая на струны, я ожидаю прикосновения стали к моей коже, но так и не ощущаю его. Гитара кажется мне привычной. Струны – продолжением моей руки.
Но я не играю на гитаре.
Я изучаю свои руки, наигрывающую энергичную, повторяющуюся мелодию, и понимаю, что это не мои руки. Во-первых, мои ногти выкрашены в лазурный цвет. Во-вторых, они почти вдвое больше обычного размера.
Охренеть, я в спальне Ро!
Охренеть, я в голове Ро!
Я сижу в его теле как зритель. Его глаза – мой экран кинотеатра, его мозг – мое кресло. Окно открыто, и из сада снаружи доносится едва различимое трепыхание белья на веревке. Лето. Прошлое лето. Девять месяцев назад.
Раздается стук в дверь.
– Да, – говорю я, и в комнату небрежно входит Лили.
Пусть у нас и схожий набор генов, но она совсем не походит на меня. Никогда не походила. Она высокая, светловолосая, размахивает руками. Всегда настороже, готовая сорваться, как газель. Я же приземистый и темноволосый, ковыляющий барсук, фантазирующий о жизни жирафа.
В этот момент я чувствую, как мой голос Мэйв пытается прорваться сквозь поток мыслей Ро. «Как он может такое говорить? – спрашивает он. – Разве он не знает, насколько он великолепен такой, как есть?»
Лили садится, скрестив ноги, на пол перед моей кроватью. Я поправляю анкерный стержень гитары, намеренно стараясь не встречаться с ней взглядом.
– Мама распсиховалась, – говорит она с легкой усмешкой.
«По поводу чего?» – спрашивает мой голос Мэйв, но мой голос Ро лишь горько усмехается.
– Хочешь, я что-нибудь скажу им, – предлагает Лили, поглядывая из-под своей низкой челки. – Скажу, что не такая уж это и проблема, или что еще?
– Не, все нормально. Тебе не обязательно вмешиваться.
– Ну ладно, – говорит она.
Мы сидим молча. Я начинаю перебирать струны. Едва лишь Лили собирается подняться, мои губы – точнее, губы Ро – начинают шевелиться.
– Думаешь, надо было отпираться? Сказать, что это… компьютерный вирус, спам или что там?
Лили трясет головой.
– Нет. Они бы поверили, но нет.
– Но жить было бы легче.
– Легче для кого? – спрашивает Лили. – Для них? Чтобы они могли делать вид, что у них сын-натурал?
«Ох», – раздается голос Мэйв.
– Наверное.
– Послушай, – говорит она, слегка пожимая плечами. – Среди людей полно «би».
– Но не все же. Не среди О’Каллаханов.
Мы смеемся, снимая напряжение. Мы знаем, что у нас хорошие родители. Но мы также знаем, что мама и папа смотрят на своих чудных детей с растущей тревогой. Как будто недавно купленные ими «морские обезьянки» для аквариума слишком быстро эволюционировали в паразитов.
«Паразиты, жирафы, барсуки. Не знала, что у тебя в голове столько животных метафор».
«Убирайся из моей головы», – следует ответ.
21
Когда я прихожу в себя, снегопад усилился, и теперь снег задувает в подземный переход.
Ро проводит по своей голове руками, пытаясь стряхнуть грязь. Мы сидим и, напряженно дыша, смотрим друг на друга, не в силах придумать, что сказать. По крайней мере, подходящее к ситуации.
Мы разглядываем друг друга в смущении. Даже теперь, когда я не в голове Ро, я знаю, что мы думаем об одном и том же: «Неужели это было на самом деле?»
Нас в каком-то смысле обоих «раскололи». Я знаю, что он бисексуал. А он знает, что я думаю о нем. Пока я была в его голове, от него просто не могла скрыться захлестывающая меня волна обожания.
На его лице отражено замешательство. Отвращение? Не могу сказать. О боже, пусть кто-нибудь заговорит; пожалуйста, пусть кто-нибудь заговорит.
– Поэтому ты хотел покинуть собрание «ДБ», – произношу я наконец. – Ты знал, что Лили ни за что не вступила бы в гомофобную группу.
Ро кивает.
– Мне жаль, что так получилось с твоими родителями, – говорю я. – Что они расстроились из-за… этого.
– Спасибо, – отвечает он дрогнувшим голосом. – Извини, Мэйв. Я не знаю, происходит ли с тобой то, что только что произошло, все время и побочный ли это эффект Таро или чего-то еще, но мне сейчас точно нужна минута.
– Да. Конечно, – спешу ответить я. – Только такого раньше никогда не случалось. Никогда. Я сама даже представить не могла. Я никогда не залезала ни к кому в голову. Я не хотела этого! О господи, ты думаешь, я специально?
– Я не знаю, что думать.
Ро отворачивается. Я подбираю карты с земли. Уголки некоторых помялись от влаги. Я очищаю их рукавом пальто, до сих пор пытаясь как-то их защитить, несмотря на все, что они мне принесли. Ветер сдувает последнюю карту расклада, я бегу за ней по туннелю и наконец-то хватаю. Вот она, виновница беспокойства.
«Любовники».
О боже.
Я засовываю ее в колоду.
Я каким-то образом совершенно четко себе представляю, что именно сейчас произошло, но совсем не понимаю как. Я сидела внутри сознания Ро как гостья и переживала его воспоминания, как будто они были моими собственными. Его руки были моими. Его реакции были моими. Но в то же время я рядом с собой ощущала «современного» Ро, вспоминающего «прошлого» Ро. Мы составляли единое целое: я, он и он в своей спальне.
Мы выныриваем из туннеля. До сих пор валит снег.
– С тех пор как я снова нашла карты, я ощущаю странное чувство… связь с ними. Как будто нас соединяет невидимая цепь. И когда ты начал прикасаться к ним, я почувствовала… как будто в цепи образовалось еще одно звено, и это звено – ты.
– Значит, ты думаешь, это имеет отношение к… ней? К Домохозяйке?
– Может быть. А может быть, и к картам в целом. Они проклятые или что-то еще. Заколдованные.
– Проклятые. Заколдованные. Господи боже мой, в каком мы телешоу?
– Не знаю, – уныло говорю я. – «Скрытая камера на первом»?
– Ты была в моих воспоминаниях, Мэйв. В моей голове.
– Я не хотела!
– Мне надо идти, – говорит он, массируя виски и расхаживая кругами. – Нужно идти домой.
– Не уходи! – умоляю я. – То есть я хочу сказать… иди, если надо. Но только не говори так со мной. Пожалуйста. Это глупо. И к тому же мне наплевать, что ты «би». Совсем-совсем. Если тебя это волнует…
– Господи, Мэйв, ты замолчишь когда-нибудь? Прекратишь хоть на минуту эти чертовы разговоры?
Я киваю. Глаза мои наполняются слезами. Я отворачиваюсь и смотрю на телефон. Всплывает сообщение от отца.
«Все в порядке?»
Я таращусь на экран. С тех пор как я написала отцу, что иду домой, прошло двадцать минут. Без сознания мы находились не более пары минут. Возможно, даже несколько секунд.
«Да, минут через 5 буду».
– Я тебя провожу, – наконец говорит Ро.
– Не обязательно.
– Нет, провожу.
Мы молча идем к нашему дому. Между нами опять воцарилась неловкость. Я угрюмо смотрю на поблескивающие листья и заваленную снегом живую изгородь. Возможно, это самый романтический и живописный момент в истории Килбега, а меня отверг понравившийся мне парень за то, что я залезла ему в голову. Вряд ли об этом писали в старых выпусках «Банти» на страницах «проблем».
У поворота к дому я уже готова побежать к двери и полностью покончить с этой неловкой ситуацией между нами.
– Пока, – говорю я, поворачиваясь.
– Мэйв, погоди. Нам нужно поговорить об этом.
О, так теперь нам надо поговорить?
– Послушай… Я не знаю, что произошло. С нами, с Лили, с твоими… картами. Но я знаю, что все это как-то связано между собой, Мэйв. Я точно уверен.
– Наверное, ты прав. И когда в своих снах я видела ее, то есть Домохозяйку, она всегда была у реки. Всегда. Может, сочетание всех этих элементов – ты, я, река, наши сознания – все это каким-то странным образом сработало в определенном месте.
Ро кивает, и я продолжаю развивать свою теорию.
– То воспоминание, которое… мы вместе видели… может, это как хлебные крошки, по которым нам нужно следовать. И в конце мы найдем Лили.
Ро позволяет себе немного расслабиться и понадеяться.
– Наверное, – говорит он. – Знаешь, несмотря на то, что ты всегда укоряла себя за тупость, ты довольно сообразительная, Мэйв.
– Что значит всегда? Я же не расхаживаю все время в дурацком колпаке или в чем еще?
– Брось ты эти мысли. У тебя заскок насчет твоих так называемых замечательных братьев и сестер. Ты и в самом деле думаешь, что так трудно догадаться, что у тебя на душе?
– Да, – мрачно говорю я.
– Я просто говорю, что тебе не нужно сравнивать себя с кем-то или укорять себя за что-то. Ты хороша сама по себе, такая, какая есть.
И он улыбается. Сердце у меня колотится так, что, кажется, вот-вот вырвется из груди.
– Встретимся завтра? В том же месте?
– Конечно.
– Ну ладно, – он слабо улыбается. – Может, еще и на автобусе вместе поедем.
– Ага. Неплохая мысль.
– Я напишу тебе?
Я испытываю такое облегчение от того, что мы до сих пор разговариваем – что нас до сих пор многое связывает, что обхватываю его руками и прижимаю к себе настолько крепко, насколько это в моих силах.
– Полегче, женщина! – смеется он, явно застигнутый врасплох. – Ты сломаешь мне шею.
Мне все равно. Я вдыхаю запах.
«Sure» для мужчин и «Шанель номер 5».
22
На следующее утро становится непонятно, отменят ли школьные занятия из-за снегопада, который идет до сих пор, усилившись туманной поземкой. Мама довозит меня до автобусной остановки, и я жду в машине вместе с ней, грея пальцы на печке.
– Подождем еще минут десять, – говорит она. – Если автобус приедет, то в школу идти можно.
– Но я могу поскользнуться на льду и сломать шею.
– На такой риск я готова пойти, – говорит она, включая радио.
Идет шоу Алана Магуайра, и главная тема для обсуждения – погода. Ведущий никак не может наговориться и перебирает различные подробности: неожиданность снегопада, его плотность, вызванные им проблемы, а также тот факт, что он идет только в этой части страны. По его словам, подобного явления в Килбеге не было с 1990 года.