Я не могу удержаться от улыбки. Но при этом горжусь не столько Фионой, сколько тем, что разговариваю с ней в присутствии Ро.
Ро проводит пальцем по грифу стальной гитары.
– Можешь поиграть, если хочешь, – предлагает Фиона. – Мама будет не против.
– Не, спасибо, – отвечает Ро, и его лицо озаряется надеждой.
Он хочет, чтобы она сказала: «Нет-нет, все нормально, играй», и мгновение спустя она так и говорит. Он осторожно берет гитару и начинает наигрывать мелодию.
– Никогда на таких не играл, – говорит он, не в силах сдержать улыбку удовольствия. – Они в основном для блуграсса и кантри.
Фиона склоняет голову набок и прислушивается. Потом улыбается, открывает рот и начинает петь. Без всякой подготовки. Без предварительных нот, не вживаясь в ритм. Поет сразу, с тягучим южноамериканским акцентом.
– Айййй-я-яй, я человееееек печалиииии, – поет она. – сплошные беды целый день…
И к моему великому ужасу, Ро начинает петь с ней вместе. Голос Фионы высокий и приятный, которому позавидовала бы морская сирена. У Ро получается хуже, но все равно впечатляюще. Он немного хрипит, сбивается и спотыкается. Но поет неплохо. Отрицать это невозможно.
Фиона и Ро поют. Поют вместе.
Они переглядываются и улыбаются чему-то, недоступному мне. И почему я не занимаюсь музыкой? Почему не знаю никаких песен?
Их голоса сливаются в гармонии. В гармонии.
И я вдруг представляю, как произношу речь на их бракосочетании:
«Я сразу поняла, что им суждено быть вместе, когда стояла в гостиной Фионы и слушала, как они гармонично поют всего лишь через пять минут знакомства».
Меня тошнит.
– Фифи!
Из прихожей доносится звук хлопающей двери. Ро осторожно ставит гитару. Слава Богу.
В дверях стоит Мари в своей форме. Она улыбается, но явно устала после смены в больнице.
– Фифи! Ты что, еще и в музыкальную группу записалась?
Кажется, она вот-вот взорвется от гордости.
– Нет! Совсем нет, – отвечает Фиона, залившись краской. – Мам, это Ро, он… друг Мэйв.
Мы снова слышим слова «покакал в снег», и в дверном проходе появляется тетя Сильвия с Хосе на руках.
– Тита, мои друзья хотели поговорить с тобой о картах Таро.
На лице Сильвии отображается удивление. Она младше матери Фионы, ей лет тридцать с небольшим.
– Фифи, я больше никому не делаю гайюма.
Мари неожиданно взрывается смехом.
– Что такое гайюма?
– Любовные зелья.
Мы трое молчим. Мари с Сильвией находят это очень, очень смешным.
– Мам! Ты помнишь историю про пропавшую девочку из моей школы? Лили?
– Девочка у реки.
– Да.
Атмосфера в комнате тут же меняется. Лицо Мари омрачает тревога.
– Ни, ты же сказала, что не знала ту девочку.
– Нет. Но Мэйв знала. И она… она хочет поговорить с Сильвией об этом.
Мари с Сильвией низким и озабоченным тоном обмениваются несколькими словами на тагальском. Фиона раздраженно закатывает глаза, и я понимаю, что взрослые на этом языке разговаривают в основном тогда, когда что-то хотят скрыть от нее.
– Ну ладно, – наконец говорит Мари. – Я пойду готовить ужин. Можете поговорить с Сильвией здесь, но только не просите ее ничего делать для вас. Без глупостей.
– Хорошо, – соглашается Фиона.
– И я оставлю дверь открытой.
– Мам!
Мари прикладывает палец ко рту.
– Это мой дом, и у меня полное право остановить вас в любое время. Не хочу, чтобы Мэйв и этот симпатичный мальчик рассказывали у себя дома всякие небылицы про этих «сумасшедших филиппинцев».
Мари прикладывает палец к виску.
– Я понимаю, Мэйв, ты не собираешься ничего такого рассказывать, но ведь знаешь, как бывает.
Я не знаю, но киваю. Сильвия тоже уважительно кивает своей старшей сестре и рассматривает нас.
– Ты не против, Сильвия? – спрашивает Фиона.
– Нет, все нормально, – отвечает Сильвия. – Только сначала дам Хосе что-нибудь перекусить. И с собой у меня нет карт, предупреждаю.
– Все в порядке. У Мэйв есть свои. И я давала ему перекусить.
– Чипсы, – радостно восклицает Хосе, и Сильвия строго смотрит на Фиону.
– Чипсы, Фифи?
– Предатель, – ворчит Фиона.
Через двадцать минут, когда Хосе наконец-то доел чашку морковных палочек, мы усаживаемся на полу в гостиной Фионы, и я раскладываю карты лицом вверх на ковре. Сильвия внимательно изучает каждую.
– Неплохая колода.
– Спасибо, – гордо отвечаю я.
– И довольно старая. Может, 1960-е или 1970-е. На e-Bay за них можно получить сотню евро, Мэйв.
– Она их не продает, – вмешивается Ро, тут же засмущавшись своей откровенности. – Ну, наверное, не захочет.
– Так ты говоришь… тут не хватает одной карты?
– Да. Домохозяйки. Она появилась, когда я делала расклад Лили, а потом снова исчезла. За исключением снов. Точнее, кошмаров.
Сильвия пробегает рукой по волосам и минуту думает.
– Она выглядела как остальные карты? С такой же красной рамкой? В таком же стиле?
– Она выглядела иначе. Без рамки. И стиль был более жутковатый, более детализированный.
Сильвия кивает, сведя брови, словно пытаясь решить головоломку.
– Значит, она не из колоды. Домохозяйка посещает колоду.
– Да.
– Или, – практическим и размеренным тоном добавляет Сильвия, – ее призывают в колоду.
– Да.
– А ты видела ее раньше, тита? – спрашивает Фиона.
Сильвия снова молчит и в задумчивости проводит пальцем по нижней губе.
– Не совсем, – наконец отвечает она. – Опиши, как она выглядела.
Я описываю. Длинные черные волосы. Белое платье. Нож. Собака. Такое впечатление, что она только походит на человека, а не человек: такие волосы, как у нее, ни за что не завьются, даже если их намочить; кожа без единой морщины.
– Твое описание кое-что напоминает, Мэйв.
– Напоминает? Вы ее знаете? Кто это?
– Все ее знают. Черные волосы, белое платье. На Филиппинах мы бы назвали ее «Капероса». Но варианты такого образа существуют повсюду: у малайцев это «Понтианак», в Бразилии – «Дама Бланка». В каждой культуре есть своя версия «Белой госпожи». Погугли, если не веришь.
– Почему так?
– Точно не знаю. Это лишь одно из необъяснимых явлений. Знаешь ли ты, что история Иисуса почти дословно излагалась еще в древнеегипетском мифе про Гора? У него даже было двенадцать учеников.
– Значит… христиане позаимствовали у египтян? – спрашивает Ро, желая узнать подробности.
– Возможно. Но мне кажется, что, скорее, некоторые истории, образы или места бывают настолько мощными, что привлекают к себе различные культуры. Это как гравитация.
Сильвия медленно сводит пальцы в кулак, как бы показывая действие силы гравитации.
– Ладно, значит, она везде, – говорит Фиона, уже теряя терпение от такого урока истории культуры. – Но она реальна?
– Да.
– Хорошо. Окей, – говорит Фиона. – Как-то ты… слишком быстро ответила.
– Все, во что сообща верят люди, реально. Любое сильное чувство, любая энергия, сконцентрированные на чем-либо, порождают нечто.
– Нет, я не имею в виду типа «воображаемое существование». Не в том смысле реальна, что вопрос «Реальна ли любовь?» Я имею в виду – реальна в буквальном смысле?
– Я же говорю тебе, Фифи, что да.
Сильвия не столько говорит, сколько процеживает сквозь зубы. Похоже, эту спокойную разумную женщину вдруг раздражает ее племянница.
– Как ты думаешь, почему люди верят в привидения, Фифи?
– Потому что они горюют и они хотят, чтобы их родные были живы или что-то еще.
Ноздри Сильвии раздуваются, и Фиона снова закатывает глаза. Мы с Ро обмениваемся неловкими взглядами. Говорящими: «Ох, снова мы стали свидетелями очередного старого семейного спора. Пора прощаться и уходить».
– Это потому, что только очень мощные эмоции способны пробуждать очень, очень мощную энергию. Привидения появляются, потому что горе – это одно из самых сильных чувств, какие испытывают люди. Горе порождает призраков.
– А что насчет Белой госпожи? Что порождает ее? – спрашиваю я.
– Это может быть гнев. Предательство. Месть.
Я с трудом глотаю.
Гнев от того, что Лили отчитала меня перед всем классом, от того, что заставила меня почувствовать себя виноватой.
Предательство – это когда я бросила ее, чтобы подружиться с двумя девочками, которых я даже как следует не знаю.
Месть за простое существование, за вечное напоминание о том, что я хотела бы позабыть. Позабыть про глупые игры, в которые мы играли слишком долго. Про занятия для отстающих в школе. Про лизание книг в «Уотерстоунсе».
Галочки поставлены во всех местах.
Сильвия глядит прямо на меня, но я не могу встретиться с ней взглядом. Не могу поведать этой милой женщине о том, что я способна на такие чувства. Я гляжу на свои руки.
– Я не знаю про эту Домохозяйку, – говорит Сильвия, осторожно вставая. – Я знаю только про то, во что верю. А я верю, что коллективные чувства людей порождают таких духов. Нам хотелось бы думать, что эмоциональный и физический миры существуют раздельно. Но это даже близко не так. Ты когда-нибудь плакала, когда тебе было грустно, а затем ощущала упадок сил? Ты когда-нибудь испытывала такой голод, что едва не сходила с ума? Фиона?
– Ой, да ладно тебе.
– Все существует в равновесии. Все имеет свои противовесы. Как качели, понимаешь? Если повредить левую ногу, то вес перейдет на правую. Правильно?
– Правильно, – отвечаем мы одновременно.
– То же и с энергией.
Она показывает качели руками.
– Если энергия с одной стороны перемещается, то ей навстречу идет энергия с другой стороны. Горе вызывает духов. Страх вызывает демонов.
– А счастье? – спрашивает Фиона.
– Счастье, – улыбается Сильвия, посматривая то на меня, то на Ро, – призывает любовь.
– О господи, тетя! Хватит их смущать