У меня уже не хватает сил терпеть эту фальшивую любезность. Я перехожу прямо к сути.
– Да, конечно… хотя я бы лучше предпочла умереть!
Не самый элегантный ответ в моей жизни, но смысл ясен.
Он приподымает брови и обращается к Фионе:
– Ты же Фиона, верно?
– Э-мм… да?
Видно, что она не помнит Аарона по «Подвалу» в наш первый день. Он же, что поразительно, не только помнит ее, но и помнит ее имя. Мгновение он ее изучает, а затем говорит сладким как мед голосом:
– Похоже, ты привыкла к тому, что от тебя все что-то требуют.
Именно таким тоном он говорил с девочками на собрании «ДБ». Любезность, сочувствие, понимающий вид. И Фиона, которая до сих пор не поняла, что к чему, попадается на его крючок.
– Ну да, – отвечает она, пожимая плечами. – Обычно просто заваливают всякими дурацкими поручениями.
Боже, дай ей уверенности в себе. Я вспоминаю о ее старшем бойфренде. Неужели именно так она и вела себя с ним?
– Хватит, – цежу я сквозь зубы. – Замолчи. Не говори с ней.
Фиона смотрит на меня удивленно.
– Мэйв, что происходит?
– Тебе стоит научиться быть не такой ревнивой, Мэйв, – улыбается Аарон. – Люди – это не вещи, которыми обладают.
Он сужает глаза, его зрачки темнеют.
– И бросаться ими тоже не стоит.
И с этими словами уходит. Выходит из «Брайдиз» в своей толстовке и с двумя стаканами дымящегося кофе, как обычный посетитель лет двадцати с лишним. У меня такое чувство, что меня сейчас вырвет.
И бросаться ими тоже не стоит.
– Мэйв, – хлопает меня по плечу Фиона. – Мэйв, как ты? Ты дрожишь. Кто это был?
Свет в кафе становится вдруг невыносимо резким, как будто огонь, обжигающий мои глазные яблоки. Я закрываю глаза, сжимаю кулаки и вытираю лицо согнутой в локте рукой.
– Кто это был, Мэйв?
Я ничего не говорю, только задыхаюсь. Он знает все. Все про то, что случилось с Лили, и все про Фиону. Он залезает людям в головы. Какая бы темная магия ни была задействована при вызове Домохозяйки, она присутствует и в Аароне. И если она живет в нем, то должна обитать в бесчисленных других местах. Мир вдруг кажется таким чудовищно огромным, а я такой маленькой.
– Идем, я выведу тебя на улицу.
Холодный воздух ударяет мне в легкие, словно падающая звезда.
– Сядь, – приказывает Фиона, указывая на подоконник. – Склони голову между коленями и глубоко дыши.
– Мне не нужно…
– Сядь.
Я сажусь, делаю как сказано, а когда начинаю рассказывать, Фиона прерывает меня.
– Нет. Сначала дыши. Я буду считать вдохи. Вдох, один – два – три. Выдох, один – два – три. Вот так, молодец. Вдох, один – два – три.
Она заставляет меня проделать это восемь раз, прежде чем разрешает выпрямиться и заговорить. Странно, но мне становится лучше. Наверное, это какой-то медсестринский прием, которому ее обучили мама с тетями.
– Итак. Кто это был и что он хотел от тебя?
Тон, с каким она это произносит, окончательно приводит меня в себя. Она думает, что Аарон кто-то вроде моего бывшего, какой-то парень, с которым я встречалась.
– Это Аарон, Фиона. Ты что, не помнишь его? Один из тех, кто приходил читать мораль продавцу в «Подвале».
Она хлопает себя по лбу.
– Вот блин! Точно. Извини, я подумала, что это какой-то знакомый твоих братьев или что еще.
Она немного молчит и добавляет:
– А ты ему что, рассказывала обо мне или как? Откуда он знает мое имя?
– Никогда не упоминала его при нем. У него какая-то способность. Не знаю. Какая-то сила, помогающая ему находить трещины в людях. Он знает про Лили. Ты слышишь? Он знает, что я бросаюсь людьми.
– Значит, в нем тоже есть какая-то магия?
– Не знаю, – повторяю я дрогнувшим голосом. – Может, я схожу с ума.
– Это пережив все, что случилось в этом безумном месяце? – говорит Фиона, садясь рядом на подоконник и обнимая меня рукой за плечи. – Я бы тебя не винила.
К нам возвращается Ро, все еще разговаривая по телефону. Он сжимает челюсть и погружен в какое-то свое сражение.
– Я уверен… Я точно уверен, что здесь нет связи, мам, – говорит он. – Никакой. Ну, не совсем никакой, конечно, но ты знаешь, что я имею в виду…
Он отключается и садится рядом с нами. Мы с Фионой передвигаемся, чтобы дать ему место.
– Что там?
– Я по глупости рассказал маме свою теорию про «Детей Бригитты». Она настроила Google Alerts на них.
– И?
– И, похоже, дети действительно убегают из домов, чтобы присоединиться к ним.
– Нет! – восклицаем мы с Фионой одновременно и добавляем: – Мы же только что видели его!
– Кого? Аарона?
Я киваю.
– Он знает про нас, Ро. Знает про мои отношения с Лили…
– И знает про… – встревает Фиона и тут же запинается. – Знает про меня.
Мы трое глядим на берег реки, храня странное молчание.
Фиона кидает в реку камешек.
– Смотрите, – показывает она на камыши. – Лягушачья икра.
Она права. Поверх воды плавает полупрозрачная, похожая на пузырящуюся пену, икра. Сотни икринок. Каждая с черным пятнышком, словно нарисованный глаз.
– Никогда столько не видела, – говорю я, подавляя в себе желание потыкать в нее палкой.
Нет, Мэйв, у тебя теперь бойфренд, не веди себя как восьмилетка.
Мы разглядываем ее, удивляясь тому, как в такое беспокойное время может существовать нечто настолько безмятежное.
– Странно, что река не замерзла, – наконец говорит Ро.
– Ну, не знаю, – задумчиво говорю я. – А насколько холодно для этого должно быть?
Он пожимает плечами. Мы снова глядим перед собой.
– Смотрите! – торжественно восклицает Фиона. – Рыба!
У поверхности воды мелькает радужно-лиловое пятно и снова погружается на глубину.
– Господи, – выдыхает Ро. – И еще одна!
Мы встаем и принимаемся считать всплески. Никто из нас не разбирается в биологии настолько, чтобы утверждать, нормально или нет увидеть рыбу у поверхности воды в такую холодную погоду.
– Она называется… радужная форель, – читает Фиона с экрана своего телефона. – И обитает она… х-мм, в Австралии и Америке.
– Да нет. Не может быть.
– Смотри! – размахивает она телефоном. – Точно же она? Вы сами видели.
Я смотрю на фотографию рыбы с лиловой полосой на боку.
– Ну да, похоже.
– Что она делает здесь? – спрашивает Ро. – Вода для нее должна быть слишком холодной.
Мы смотрим на реку, и я начинаю замечать полоски пара, поднимающиеся с поверхности воды. Как облачка, вылетающие изо рта в морозный день.
Фиона, должно быть, тоже замечает их, потому что приседает, и ее темные длинные волосы едва не касаются воды. Сначала она погружает в воду палец, а затем и всю руку.
– О господи, Фи, ты что делаешь?
Она оборачивается. Глаза ее округлены, как у совы.
– Ребята, она теплая.
26
– Река – часть всего происходящего. я знаю, – не успеваю я произнести эти слова, как тут же ощущаю всю их нелепость.
– Как это? – спрашивают одновременно Фиона и Ро.
– Как и все остальное, – отвечаю я, нервно сжимая кулаки. – Разве вы не видите связь? Наши сны. Странные явления. Место, где Лили видели в последний раз. Все вращается вокруг реки. Это общий знаменатель.
Теперь мы сидим в «Дизиз», заказав одну большую порцию картошки и блюдце с соусом карри. Мы с Лили приходили сюда по субботам, занимали одну из кабинок, рассыпали соль по столу и рисовали всякие узоры пальцами.
– Австралийская рыба. Вода. Лягушачья икра, – загибает пальцы Фиона. – Что-то точно здесь происходит.
– Сильвия что-то там говорила, – медленно произношу я. – Что-то про то, что физический мир и эмоциональный мир связаны гораздо теснее, чем принято думать.
– Продолжай.
– Смотрите, – я хватаю перечницу с солонкой.
– Допустим, вот это, – я поднимаю солонку, – это эмоциональное страдание. Например, вызванное тем, что пришлось покинуть семью.
Они смотрят на меня и переглядываются.
– Соль, эмоциональное страдание, – терпеливо произносит Ро. – Да, конечно, Мэйв.
– А вот это, – я поднимаю перечницу, – это физический объект. Скажем, река Килбег.
– Э-мм.
Я переворачиваю оба прибора, и соль с перцем перемешиваются в одной кучке на столе.
– Не ПОНЯТНО? – спрашиваю я после нескольких секунд молчания.
Фиона жует кончики волос, отчаянно пытаясь понять.
– Ты сказала, что перец… это река.
– О господи, как такие отличники могут быть настолько тупыми? Это же, блин, метафора.
– Ро не понимает метафор, он протестант.
– О, вот это было жестко.
– Похоже, вы оба не улавливаете сути, – раздраженно говорю я.
– Прости, Мэйв… и в чем же суть?
– Бег – это место, где тысячи людей испытывали наиболее трагические моменты своей жизни. Известно, что тысячи были вынуждены эмигрировать и навсегда попрощаться со своими родными и близкими, – объясняю я. – И здесь же, Ро, я видела… твои… травматические воспоминания.
Он кивает. Фиона удивленно глядит на нас, но ничего не говорит.
– Если мир духов – это то, что связывает физический и эмоциональный миры, то, как мне кажется… этот мир начинается как раз здесь. Думаю, это дверь. Или ключ. Или и то и другое. Не знаю.
Мне вдруг становится неловко, но я продолжаю.
– И Лили… Думаю, Лили попала в этот мир. Думаю, она попала в него, как в ловушку. Может, ее туда отвела Домохозяйка.
Фиона бросает на меня взгляд и поднимает бровь с выражением: «Мы до сих пор играем в эту игру?» Ро просто кивает, побуждая меня продолжать.
– Потому что она горевала, злилась на меня, и я думаю… может, Домохозяйка не смогла… не смогла…
– Убить тебя из-за нее? – оживленно предлагает Фиона.
– Точно. Она не смогла закончить дело, ради которого пришла.
Снова молчание.
Щеки Ро розовеют.
– И как… как вернуть ее обратно?
Он верит мне. Он думает, что моя теория верна. Я преисполняюсь уверенности в себе. Открываю школьную сумку и вынимаю книгу.