Из крана несколько секунд течет теплая и бурая вода, словно из реки.
Этот дом работает не так, как следует.
Я одна. Как будто мой дом – корабль, дрейфующий в море, а я единственная выжившая.
Сидя на краю ванны, я начинаю читать «Справочник начинающих заклинателей». Под моими ногами плещется теплая вода.
«Белые свечи лучше всего подходят для защиты, спокойствия, истины и очищения», – утверждает справочник.
Я перелистываю страницу. Автор подробно описывает свечи и травы. Особенно ему нравятся фразы: «… вроде тех, что вы найдете в вашем саду или в вашей кладовой!»
«Розмарин обладает сильной женской энергией, и он хорошо подходит для защиты от негативной энергии. Он растет сам по себе практически в любом саду!
Ромашка хороша для приятного сна, и теперь во многих супермаркетах продаются чаи на ее основе!
Чтобы исправить отношения, годится простое заклинание с медом! Подойдет любой мед!»
Чувствуется что-то успокаивающее в такой уютной, по-матерински спокойной разновидности магии. Я читаю заклинания, которые кажутся мне слишком сложными и немного смущающими, но после каждого Элвин оставляет одно и то же примечание:
«Помните, что магия – это не только наука, но и искусство. Подберите такую магию, которая находит отклик именно в вас».
Я не знаю, который час, когда спускаюсь в кухню. Телефон отключился несколько часов назад, а единственные часы в доме – потухший дисплей на микроволновке. Свеча в бутылке почти догорела, поэтому я беру связку новых из ящика со столовыми приборами.
В шкафу для сухих припасов находятся банки со специями, в холодильнике – мед. Я выбираю вещи наугад и усердно складываю их в одну из миллионов холщовых сумок, которые мама постоянно привозит с конференций.
Вернувшись обратно в ванную на втором этаже, я высыпаю розмарин с шафраном в ванну, добавляя к ним ложку меда. Звездчатый анис для защиты от плохих снов; лист базилика для отпугивания злых духов. Добавляю их щедро, отчаянно, пока вся ванна не наполняется травами. Вода в ней теперь холодная, почти ледяная.
Что теперь? Мне… самой залезть в ванну?
Я закрываю глаза и стараюсь прислушаться к каким-нибудь инстинктам. «Магия – это не только наука, но и искусство».
Нет, нигде никогда не говорили, чтобы ведьмы залезали в котел.
Я смотрю в книгу и нахожу инструкции для создания защитного круга. Она советует мне обозначить каждую сторону света свечой: «Желтая – для Воздуха на востоке; красная – для Огня на юге; синяя – для Воды на западе, и зеленая – для Земли на востоке». У меня только белые. Поэтому я беру красную помаду для Огня, желтую бутылочку с гелем – для Воздуха, синюю зубную щетку для Воды и зеленый пакет с маской для лица – для Земли.
Выглядит безумно, но уже поздно беспокоиться о том, что как выглядит.
Я мочу полотенца в воде, закручиваю их в веревки и делаю из них круг на полу.
Потом я сажусь в центр круга, достаю из холщовой сумки нож и свечу и начинаю неумело вырезать белоснежный воск, опадающий хлопьями, словно натираемый на терке шоколад. Процесс не из приятных. Но вскоре начинают вырисовываться буквы, похожие на первые попытки четырехлетки писать. Я методично и без всякой пощады мучаю свечу.
Нажать, провести, вырезать.
Нажать, провести, вырезать.
«Л».
Она была левшой.
«И».
Она была левшой, но сама научилась писать правой рукой.
«Л».
Она была левшой, но сама научилась писать правой рукой. Сказала, что это на всякий случай.
«И».
Она была левшой, но сама научилась писать правой рукой. Сказала, что это на всякий случай. Может, сейчас как раз тот самый случай.
Я опускаюсь чуть ниже по свече, и начинаю сначала, на этот раз аккуратнее.
«Л».
Она была моей лучшей подругой.
«И».
Она была моей лучшей подругой, и я предала ее.
«Л».
Она была моей лучшей подругой, и я предала ее, и теперь она мстит городу.
«И».
Она была моей лучшей подругой, и я потеряла ее, и теперь я мщу городу.
Когда на свече заканчивается место, я дергаю густой, завивающийся клочок своих волос. Закручиваю их у корней, где больнее всего. Хорошо. Боль – это хорошо. Это жертва.
Я тщательно завязываю каждый волосок вокруг свечи, шепча придуманное мною заклинание. Я стараюсь копировать продавщицу в «Прорицании», подбирая легкий для запоминания ритм и удобные для произношения слова.
Верни Лили, защити Мэйв.
Прости подругу, ее жизнь согрей.
Верни Лили, защити Мэйв.
Прости подругу, ее жизнь согрей.
Я продолжаю завязывать волоски и сжигать свечи, вырезать и читать заклинание, пока не слышу щебет просыпающихся птиц. Слова кажутся мне комками шерсти во рту, и под конец я перестаю понимать, что они означают. Прости кого? Чью жизнь согреть?
В какой-то момент я, должно быть, заснула.
Я просыпаюсь до того, как меня обнаружили, посреди защитного круга, съежившись под кроличьей шубой моей прапрабабки. На лоб мне падает капля воды.
Затем другая.
И еще одна.
Вода сочится сквозь старую крышу нашего дома, сквозь потолочные балки и падает прямо на пол.
Снег тает.
29
– Ну слава богу, – говорит мама за завтраком.
Ей удалось починить газовую плитку, поэтому мы едим поджаренный хлеб с соусом «Баллималоу» и пьем горячий чай.
– Внезапное похолодание, по всей видимости, закончилось ночью. Электричество должны восстановить ко второй половине дня.
– Когда именно? – раздраженно спрашивает Джо. – Мне работу сдавать, а печатать ее не на чем.
– Я уверена, вам перенесут сроки из-за такой апокалиптической погоды.
– Ну, если это Апокалипсис, то мы, по крайней мере, теперь знаем его масштаб, – говорит отец, выходя на улицу с лопатой.
Я едва двигаю челюстями, жуя бутерброды. Это сделала я. Я растопила снег. Я прогнала холод. Я изобрела заклинание.
И оно сработало.
Сгибая руку, я вижу, что заклинание подействовало не только на снег. Порез на ладони затянулся тонкой свежей тканью, словно шрам по меньшей мере недельной давности.
Может, я могу вызывать демонов. Но, может, вся эта живущая во мне безумная энергия Домохозяйки способна и на хорошее. Возможно, та же сила, что оттолкнула Лили, способна вернуть ее обратно.
Я так сержусь на себя за то, что часто сержусь. За то, что у меня случаются приступы ярости, за то, что бросила ботинок в классе, за то, что слишком долго скрываю свое недовольство внутри, пока оно не прорывается наружу во вспышке гнева. Но что, если бы я могла взять все это и перенаправить на что-то другое? Например… на магию?
Каждые пару минут я поднимаю трубку стационарного телефона, чтобы проверить сигнал. Кроме нашего домашнего телефона я знаю только телефон О’Каллаханов. Нужно поговорить с Ро. Он должен узнать о заклинании, о том, что я сделала. В нетерпении я прыгаю с одной ноги на другую. Папа говорит, что водителям особенно нужно быть осторожными сейчас, когда снег тает. Он не хочет, чтобы я выходила из дома, несмотря на мое отчаянное желание увидеться с Ро и Фионой. Мы бы могли сочинить заклинание, чтобы вернуть Лили. Теперь, когда я знаю, как это делается, сделать это будет легко.
– Поскользнешься и свернешь шею, Мэйв, – говорит папа, нахмурив брови и прижимая к себе собаку.
– Займись чем-нибудь полезным, Мэйв, – настаивает мама. – Надо убраться в кабинете. Выкинуть все ненужные книги…
– Ненужных книг не бывает, – встревает папа.
– У нас две копии одной и той же книги Джеффри Арчера.
– Ну…
– Честно говоря, меня оскорбляет, что у нас вообще есть книги Джеффри Арчера.
Все равно больше нечего делать, а сидеть просто так по-прежнему слишком холодно, поэтому я соглашаюсь. Кабинет представляет собой крошечную комнату в задней части дома с полками от пола до потолка, расположенную достаточно далеко от телевизора и от кухни, чтобы не отвлекаться от занятий. До сих пор помню, как Джоан в год своих выпускных экзаменов пропадала там все дни напролет и заработала себе нервную сыпь по всему телу. Бедная Джо. Меня вдруг переполняет сочувствие к ней. Она хочет только как лучше. Я напоминаю себе извиниться перед ней за вчерашнее. «Возможно, я смогу даже придумать заклинание, которое поможет ей немного расслабиться», – думаю я в восхищении.
Я принимаюсь перебирать книги. Большинство из них действительно мусор даже на мой взгляд. Неофициальные биографии спортивных звезд и экс-президентов – то, что обычно покупают мои братья на день рождения отца. Я нахожу свой плеер Walkman из Душегубки и прикрепляю его к поясу, с удовлетворением втягиваясь в уборку. Все идет прекрасно, пока пиратская копия «Второй половины» Роя Кина не задевает наушники, потянув за собой плеер, который падает на пол.
Я вскрикиваю от неожиданности и хватаю плеер, чтобы посмотреть, не сломался ли он. На eBay можно без труда найти такой же, но я вдруг понимаю, насколько привязалась к этому. Я вглядываюсь в детали, стараясь успокоиться. От передней части откололся небольшой пластиковый кусочек, удерживающий кассету. Его можно приклеить на суперклей, так что я вздыхаю от облегчения.
Я держу плеер и отлетевшие части одной рукой, чтобы они были в одном месте, пока я не найду клей.
И только тогда замечаю кассету.
Точнее, ярлычок на ней. Пожелтевшую прямоугольную бумажку, которая смотрела на меня все это время.
«ВЕСНА-1990».
Год, когда убежал кот.
Мама что-то говорила про 1990 год. По правде, даже довольно часто. Согласно семейной истории, беременность Силлианом протекала трудно, мама плохо чувствовала себя и лежала в кровати, а Эбби не могла выйти погулять и поиграть со снегом. Тогда и кот убежал, потому что никто за ним не приглядывал.
Кот, убегающий во время снежной бури. Почему-то раньше у меня не было никаких сомнений в логике произошедшего.