Я представляю себе реку, протекающую по всему городу, как огромную вену. Реку, наполненную радужной форелью, шестеренками и ключами. Реку со скрытыми потоками и тайнами пропавшей девочки.
– Значит, исчезновение Лили – это не просто отдельный случай. Это часть чего-то большего, – говорит вдруг Ро. – Домохозяйка запустила целую цепную реакцию. Я знал, что найдется связь между этими уродами из «ДБ» и Лили.
Фиона медленно кивает.
– Помните, как Сильвия говорила, что сильные эмоции порождают призраков и демонов? Что, если это работает и в обратном направлении? Что, если злость и гнев призвали Домохозяйку, а теперь она выплескивает свои злость и гнев? И Аарон просто… впитывает их?
– Некоторые люди просто мудаки, – вставляет Ро. – Аарон явно родился мудаком.
– Сенситивным мудаком-медиумом, – уточняет Фиона.
– Точно. Но что, если Домохозяйка делает все это… более ярким – я не знаю – четким, усиленным?
– Мы должны остановить Домохозяйку, – говорю я, кивая. – У меня одной на это не хватит сил. Мы должны сделать это вместе.
– Как?
– Не знаю. Но я знаю, что мы на верном пути. Я это чувствую.
У Ро звонит телефон, и он выходит на улицу. Фиона проверяет свое видео с концерта на Instagram Live.
– О боже, у меня уже штук пятнадцать прямых сообщений. Два от журналистов.
– Что?
– Ага, похоже, запись уже стала вирусной. Ну, как вирусной в ирландском масштабе.
– И ты что, будешь давать им интервью?
– Нет, маму это взбесит. Скажу просто, пусть пользуются видео.
Ро возвращается в кафе, и некоторые посетители смотрят на него в изумлении. Он до сих пор в красном платье, в черных ботинках и весь перепачкан в крови. Удивительно, насколько я быстро привыкла к его новому виду.
– Это Мил. Говорит, что группе удалось благополучно уйти. И…
– И что еще?
– Еще нескольких человек увезли полицейские. Некоторых драг-квин допросили. Наверное, потому что им больше восемнадцати.
– О господи. Надеюсь, с ними все в порядке.
– Я уверена, что да, – говорит Фиона. – Все известные мне драг-квины хорошо знают свои права.
– Да, Фиона. Мы знаем, что ты знакома с драг-артистами, – дразню ее я.
В «Дизиз» выключают музыку, и мы воспринимаем это как намек покинуть заведение. Фиона обнимает нас обоих и поворачивает на юг, к своему дому, а мы идем на север, к моему. Я не знаю, о чем говорить наедине с Ро. Несмотря на наши общие клятвы и обещания, я до сих пор не имею ни малейшего представления, на какой стадии личных отношений находимся мы с ним.
Чувство это, похоже, взаимное. Видно, что Ро тоже смущен. Экзотическое существо в бархатном платье, которое на моих глазах собиралось сражаться с христианским фундаменталистом, теперь боится взглянуть мне в глаза. По дороге он промокает порез на губе влажной салфеткой из кафе. Его лицо начинает опухать. Мне хочется дотронуться до его кожи в том месте, где багровая помада переходит в свежую рану.
– Ты так хорошо держался, – говорю я, быстро сжимая ему руку. – Жаль, что тебе пришлось все это пережить. Ну, то есть мне жаль, что эти придурки испортили вечер. Но тебе есть чем гордиться. Мне бы ни за что не хватило храбрости.
Он молчит.
– А выступление! – снова пытаюсь я разговорить его. – Выступление было великолепным! Я и не знала, что ты так хорошо поешь.
– Необязательно это делать, – произносит он наконец.
– Делать что?
– Притворяться, что… что ты до сих пор… – он замолкает.
– Что я до сих пор что?
– Что я до сих пор привлекаю тебя, наверное.
Я гляжу на него в недоумении.
– Я видел твое лицо, когда стоял на сцене, – поясняет он. – Я знаю, как это бывает. Когда мы в школьной форме и сидим в автобусе, и у меня немного лака на ногтях, то это, типа, даже «мило». Я вполне могу сойти за… за парня, как я думаю. Но когда ты увидела меня в этом облачении, то это тебя так потрясло, и я понимаю, что шансов на то, что мы…
Я начинаю хохотать. Ро выглядит обиженным.
– Ты думаешь, мне это не нравится? – спрашиваю я, игриво потянув пальцами за одну из его перламутровых клипс в ушах.
Она с легким щелчком отцепляется с его мочки и падает мне в ладонь.
– Ро, я люблю тебя.
Он морщит лоб.
– Я видел тебя со сцены. Твое лицо. Ты выглядела, как будто в ужасе.
– Конечно, ты удивил меня. То есть мне потребовалась минута, чтобы прийти в себя, но… – тщательно подбираю я слова, не желая портить мгновение. – Я думала, что твое выступление сегодня – это тоже магия. Такая, какую я никогда еще не видала. Что понятно, ведь ты не похож ни на кого из тех, что я встречала.
Он так близко от меня. Во тьме мои пальцы касаются его пальцев. В кулаке он до сих пор держит скомканную салфетку. Я осторожно перекладываю ее в свою руку и начинаю промокать ею его губу. Ро. Мой бедный Ро.
– И еще… – осмеливаюсь добавить я. – Я подумала, что ты… очень сексуальный.
– Правда так подумала? – спрашивает Ро, как будто это ловушка.
– Да, – уверяю я.
Мы снова молчим, стоя в темноте. Я делаю шаг вперед и провожу пальцем по его щеке. Он не отходит назад, но и не движется мне навстречу. Восприняв это как предложение, я слегка целую его кожу над его верхней губой, стараясь не задеть порез. Ро закрывает глаза. Я снова подаюсь вперед и целую мочку, на которой висела клипса.
– Мэйв, – бормочет он. – Не надо.
Не надо?
Он открывает глаза.
– Извини.
– Не надо? – повторяю я смущенно.
– Я просто подумал… мы должны сосредоточиться на поисках Лили. Пока что.
Я не могу сдержаться. Меня охватывают смущение и гнев. Чувства кипят внутри меня.
– Если ты так считаешь, Ро, то почему ты спросил, привлекаю я тебя или нет?
– Э-ээ… я…
– И почему, – против своей воли повышаю я голос, – почему ты пел мне песни со сцены о том, как мы должны скрываться вместе? О чем это вообще?
– Послушай, я тоже смущен, – говорит он в отчаянии. – Но… то, что ты показала мне – когда раскладывала карты… Я не могу этого забыть. «Секретный Санта», как вы с Лили кричали друг на друга, как ты включила кран и затопила ее вещи… Это было плохо, Мэйв.
– Извини, мне так жаль, Ро. Я даже не понимаю, как я могла…
Он поднимает руку.
– Я знаю. Все нормально. Фиона уже мне все уши прожужжала. Понятно, что ты не знала, что произойдет. Но каждый раз, как я думаю о тебе в этом деле, во мне просыпается такой гнев. И чувство вины.
Он мрачно смотрит на меня, как будто я какая-то игра, в которую он так мечтал сыграть.
– И когда мы объединились… как сейчас, я подумал… я подумал, что смогу забыть об этом.
– Но ты не можешь, – говорю я, и на моих глазах выступают слезы. – Ты не можешь забыть об этом.
– Ты настолько важна для меня. Важнее всех. Но я не могу… Я не могу встречаться с тобой и спокойно спать ночью. Зная, что моя сестра до сих пор… там, где сейчас.
– Ну да. Понимаю, – стараюсь спокойно отвечать я.
И я действительно понимаю. Точно так же, как мне нужно провести границу между мною и Фионой относительно магии, Ро нужно провести границу между собою и мною. Мне это не нравится. Но я понимаю.
– Ладно. Идем. Нужно еще найти тебе одежду.
34
В понедельник в новостях все только и говорят об инциденте в «Кипарисе». Несколько человек из клуба даже выступили по RTÉ, рассуждая о том, как дело дошло до насилия.
– Это было намеренное нападение на ЛГБТ-сообщество, – говорит одна драг-квин. – И нападение на нашу различность. «Дети Бригитты» специально выбирали молодых уязвимых детей в таком месте, которое те считали безопасным. Там, где те надеялись спокойно выразить свою гендерную ориентацию. Это нужно воспринимать очень серьезно, как преступление на почве ненависти.
– Понятно, – отвечает ведущий. – И в интересах освещения всех точек зрения мы выслушаем мнение представителя «Детей Бригитты», добровольной организации, которая занимается в основном благотворительностью…
– Это мероприятие и было благотворительностью, – прерывает его драг-квин. – И есть доказательства, что их финансируют те же американские организации, которые поддерживали движение против отмены Восьмой поправки. Эти люди – буквально враги прогресса.
– Мы вернемся после небольшого перерыва, – улыбается ведущий.
Мы с Фионой и Ро внимательно смотрим телевизор в доме Фионы. Хосе бегает туда-сюда, размахивая сломанным игрушечным телефоном и неодобрительно крича.
– Это что, правда? – спрашиваю я. – Насчет финансирования?
Фиона кивает.
– На веб-сайте «Айриш Таймс» вышла публикация об этом. О том, что целая группа богатых белых американцев ирландского происхождения желает видеть Ирландию «чистой и священной». Идеальным образом родины и всякое такое.
– Ого. По крайней мере, об этом прямо заявили.
– В небольшой публикации, заметь, – возражает Ро. – И только в онлайн-версии. В целом же отношение прессы такое, типа: «Эти надоедливые трансвеститы никак не могут успокоиться».
Я молчу, мысленно пристыжая себя за то, что оба моих друга читают «Айриш Таймс», а я нет. Я печатаю на телефоне «ЧИТАТЬ ГАЗЕТЫ» в качестве напоминания себе.
– Смотрите, снова началось, – говорит Фиона, показывая на экран.
Никто не удивляется, когда представителем «Детей Бригитты» оказывается Аарон. Когда программа возобновляется после рекламного перерыва, он сидит на диване, снова в костюме.
– Ненавижу его за то, что он такой симпатичный в телевизоре, – говорит Фиона, швыряя «дорито» в экран.
И это правда. Он весь словно сияет, растянув до ушей улыбку с белоснежными зубами, и уверяет всех, что выступить в программе для него – «истинное удовольствие». Драг-квин в розовом парике и в платье с блестками мечет взглядом гром и молнии.
– Думаю, нам следует обеспокоиться о том, насколько в настоящее время сексуализированы подростки, – начинает он. – Зачем двенадцатилетнему ребенку вообще думать о каких-то «гендерных вопросах»? Или о своей сексуальности? Неужели настолько наивно полагать, что лучше было бы предоставить им еще несколько лет беззаботного детства?