— Вот это да.
Мне ничего не оставалось, как только кивнуть.
— Так ты поэтому говорил про письма, — продолжал Фома. — Эх… слушай, а разве что можно сделать? Обратиться куда, в архивы, на телевидение? В военкомат, может быть? Но ведь я… Может, отец Сергий мог бы?
Я тоже думал об этом, но вряд ли бы это сработало.
— Не уверен, — признался я. — И дело тут не в тебе. Не в том, что у тебя даже паспорта нет. Просто… сколько времени с тех пор прошло? Даже тем, кто в сорок пятом в восемнадцать на фронт ушел, уже девяносто. Как ты думаешь, много их осталось? Кто теперь подтвердит, да хотя бы хоть что-то?..
— Но у нас есть бумаги! — загорячился Фома. Он сказал «у нас», и мне почему-то это понравилось. Не то чтобы я ему безоговорочно верил… но он был готов поделиться своей находкой с другим людьми. — Мы можем их показать. Отдать кому надо. Пусть сомнения останутся, но и другие сомнения тоже появятся! Что не продажная она тварь, а герой.
— Мы этого точно не знаем, — заметил я.
— А точно и не надо. Пусть хоть какой-то, но будет шанс. Разве нет?
Я не мог не согласиться, что он прав, хотя вчера не видел в нем подобного энтузиазма. Но, возможно, человека надо просто увлечь. Днем ранее я не был настолько убедителен.
— Может, она о сожженной деревне писала, — продолжал Фома. — Надо пойти ко мне и все еще раз перечитать. Вдруг ты заметишь, что я упустил?
— А как же справедливость там? — и я указал пальцем наверх.
— Там она все равно будет, — уверенно сказал Фома. — Но и тебе не случайно все это стало известно. Сейчас я закончу — и сразу пойдем.
Новый удар сотряс церковь.
— Погоди, — остановил я Фому. — Бумаги мы всегда посмотреть успеем. Я хочу знать, где тот дом, в котором ты их нашел. — И пояснил: — Баба Лиза сказала, что у Красовской друзей и родных не было. Но кому-то она писала все эти письма, у кого-то хранила те фотографии, даже с немцами. Значит, кому-то она доверяла. Я обязательно должен выяснить, кому.
И тут я понял, что знаю, совершенно точно знаю, в чьем доме хранились все эти письма.
Глава 8. Герой с закрытыми глазами
С иконами мы провозились еще примерно с час — все равно лило так, что на улицу нос совать было бессмысленно. О том, чтобы ехать куда-то, тем более речи быть не могло, зато обсудить мы все успели не торопясь.
— Странный этот Иван, — поделился со мной Фома. — Говорит, что историк. А сам клады ищет.
— Меня больше генератор волнует, — возразил я и тут же попал себе по пальцу молотком. Собирался было заорать и выдать многоэтажную тираду, но вспомнил, что я в церкви, и застыдился, только зашипел и запрыгал, сжимая здоровой рукой пострадавшую. — Он совершенно точно про него наврал.
— Это к бабке не ходи. Генератор он мог тут купить, в Белоселье, «Дядя Степа» такими торгует, для дачников. Но дорогу ты видел. Он бы на половине скончался его до твоей деревни на тачке переть.
— Думаешь, у него есть сообщник?
— Дай сюда молоток, — скомандовал Фома. — Руки у тебя… точно говорю, растут не из плеч. Ну кто так гвозди вбивает?.. Может, есть, может, нет, а ты уверен, что это не он приходил к тебе ночью?
— Да ни в чем я уже не уверен, — простонал я. — Ошибиться я мог, это запросто. Но смотри: дверь открыта? Да. Ключ был сломан. Это тоже факт, ну, примем его за таковой условно. — Фома согласно кивнул. — Иконы повесили недавно, но явно хотели, чтобы кто-то подумал, что висят они там довольно давно. Вопрос: зачем? А вся эта история с пропавшей иконой… такая, странная. Отцу Сергию верить можно.
Я то ли утверждал, то ли спросил, и Фома тут же взвился:
— Можно! Я тебе больше скажу, мы, когда храм реставрировать начали, по домам ходили, спрашивали, кто готов иконы отдать. Как понимаешь, мало кто согласился, да и мало у кого что уцелело. Тут поколения безбожные выросли и состарились, да в войну, наверное, чего только не жгли! Выживать людям надо было, хотя и грех… Не мне их судить. Но я тогда даже в епархию ездил, к отцу Игнатию. Мы хотели икону одну выпросить, список с Казанской, не дали, конечно. Отец Игнатий сказал — самая ценная икона в нашей области. Список, понимаешь? Ну, то есть это не то чтобы копия, но…
Я закивал. Я понял, что он имел в виду.
— О такой целительной иконе бы знали… Да если зайти на сайт епархии или тем более...
Я взвыл и со всей силы хлопнул себя по лбу.
— Ах я дурак!
Фома хохотнул.
— У меня же планшет есть. Черт… в смысле, тьфу ты, почему я в интернет не залез? Пару дней тут живу — и уже одичал.
Фома меня явно не понимал. А меня понесло: ведь все было так просто! Как я мог не подумать об этом сразу?
— Есть у меня одна мыслишка… только вот интернет вместе с планшетом в деревне остался.
От досады я был готов биться головой об стену, а Фома с преувеличенным равнодушием и даже не смотря на меня сказал:
— Да есть тут у нас интернет. Правда, медленный…
Через пять минут мы, вымокшие как цуцики, сидели в крохотной мастерской церковной лавки. Компьютер был настолько старый, что еле-еле работал, но тот, кто периодически делал ему необходимый апгрейд, дело знал. Браузер открывался минуты три, но связь была довольно стабильной.
— Набирай.
— Как я сразу не догадался? — бормотал я, печатая в поисковой строке запрос. — Дебил я, как есть дебил.
На мой запрос оказалось ответов довольно много, но ни один из них на первый взгляд под нужное не подходил.
— Пробуй еще, — потребовал Фома. — Ты где-то ошибся. Давай, пробуй. Я чем надо чувствую, что ты прав.
Возможно, мне не хватало данных. Я даже не знал, как называется та икона. Я пытался еще и еще, но ничего не находил и начал понемногу отчаиваться. Фома торчал у меня за плечом и подбадривал легкими тычками в спину. Я из-за этого чувствовал себя как на защите диплома и поэтому постоянно опечатывался.
— В уныние не впадай, — наставительно сказал Фома и пошел обратно в церковь, добавив, что там от меня проку меньше, а от него, напротив, гораздо больше. И я продолжал искать.
Гроза и не думала утихать, трясла село и церковную лавку, так что я даже начал опасаться, что молния возьмет и ударит в церковный шпиль. Еще я боялся, что отрубится интернет, но, видимо, даже в такой глуши связь была налажена на отлично. Если бы компьютер постоянно не подвисал, дело бы шло гораздо быстрее, но приходилось работать с тем, что есть. И вот, после очередного сотрясения земли, я ворвался к Фоме в церковь с воплем:
— Нашел! Я нашел!
Фома повернулся ко мне и с достоинством и укоризной заметил:
— В храме Божьем не ори. Молодец.
Работу свою он закончил, я от нетерпения был сам не свой, и, несмотря на погоду, которая была против нас, мы поехали в дом, где Фома отыскал бумаги Ермолиной. Решить это было проще, чем сделать — я почти ничего не видел, скорость была километров двадцать, и ветер швырял машину из стороны в сторону. Фома деликатно заметил, что можно было и подождать, но я был непреклонен.
Деревня, в которой он первое время пересидел, называлась Гусево, и на самом деле это были две деревни, во времена Союза ставшие одной. Сейчас, по словам Фомы, там оставалось всего три жилых дома, и те, в которых он сначала жил, стояли на отшибе, давно заброшенные.
Гусево находилось от Белого села дальше, чем моя деревня. Мы проехали указатель на Дьяконово — сейчас там был мемориал, не очень посещаемый, но отец Сергий регулярно приезжал в часовню служить молебны. В одном месте нам пришлось простоять минут десять в ожидании товарняка, а потом мы считали лениво ползущие вагоны.
Я понимал, почему Фома забрался так далеко: все-таки человек без паспорта, со справкой. Я не спрашивал, почему он не вернется в город, не получит документы, как все люди, да и вообще не задавал ему вопросов. Ему вроде бы нравилась та жизнь, которой он теперь жил, и мне не хотелось лезть к нему с нравоучениями.
Понемногу ливень стал утихать. Гроза уходила на запад, и в Гусево нас уже не заливало. Под ногами чавкала глина, но я даже не обратил на это внимания. Фома указал куда-то в заросли то ли осин, то ли ив, и я, уже устав удивляться, просто послушно пошел за ним.
За осинами были дома. Старые, покосившиеся, в них черт знает сколько лет никто не жил. Я подумал, что ни за что бы не полез туда по доброй воле: крыши на половине домов держались на честном слове.
— Вот в том, — Фома махнул рукой влево, — я первое время жил. Там я в подвал провалился.
— Ты говорил, — пробурчал я и решил, что надо быть сумасшедшим, чтобы к этому дому хоть на выстрел подойти.
— А вот в этом я бумаги и нашел…
Этот дом выглядел понадежней прочих. Крыша, по крайней мере, не грозила обрушиться нам на головы, а крыльцо выглядело вполне крепким. Фома на правах бывшего хозяина гостеприимно распахнул передо мной дверь. Я оказался в темноте и тишине, дождя за стенами дома словно и не было, только еле слышное шуршание. Фома легонько подтолкнул меня в плечо.
— Тут спокойно можешь ходить.
— А сколько ты тут прожил?
— Да недели две.
— Давно?
— В августе три года будет.
Три года!.. Мне казалось, что Фома появился здесь совсем недавно, но я напомнил себе — он мне об этом не говорил, я сам сделал такой вывод, ни на чем не основываясь. Фома сказал только, что полгода не курит, но это совершенно не значило, что именно полгода назад он освободился.
И сколько раз, и когда я делал поспешные и неверные выводы — я даже предположить не мог. За жизнь набежало немало...
— Вот тут я их и нашел.
Мы стояли в большой комнате. Люди будто только недавно покинули ее, наверное, даже дачи, оставленные на зиму, были более заброшенными, только вот обои клочьями свисали со стен. Электрическая лампочка, тумба под телевизор, диван советского образца, обеденный стол, стулья, обитые выцветшей тканью. Фома показывал на тумбу, потом подошел и выдвинул ящики.
— Ничего уже не осталось. Я тут все просмотрел.
— Это ты дом в порядок привел?