— Евро?
Я опять съязвил, но оказалось, зря.
— Вообще-то там цена в долларах стояла, но разница невелика.
— Тогда неудивительно, что искали, — пробормотал я.
Иван остановился.
— Передохнуть дай, — попросил он и поставил канистру наземь. — Хорошо здесь, правда?
Я оглянулся и пожал плечами. Пожалуй, мне все-таки больше по душе был отдых в деревне, а не в лесу. Там хоть какая-то цивилизация. Я поднял голову — деревья почти закрывали небо, и я с опаской подумал, что обратно без Ивана дорогу не найду, хотя широкую тропинку сложно было потерять из виду.
— Так ты икону что, в лесу ищешь?
— Да я сам не знаю, — Иван расплылся в улыбке. — Если честно, то я вообще не уверен, что ее не вывезли. Любому фрицу написать, что ценности пропали, ничего не стоило — вон, вали все на партизан.
— Да как она вообще могла оказаться в такой глуши? — поразился я. — Ей же место в Оружейной Палате. Почему ее советские власти не реквизировали? Странно все это.
— А представь себе, что о ней никто до того, как нашли докладную, не знал. Ты про «Зимнее волшебство» что-нибудь слышал? — Я кивнул. — Вместе с жителями сожгли местного батюшку с семьей. А икону немцы в церкви нашли, среди всякого хлама.
Я вспомнил слова бабы Лизы. Если Иван и мог ошибиться — или, точнее, могли ошибиться те, кто записывал историю пропавшей иконы, то баба Лиза должна была кое-что помнить.
— Я так понял, когда революция началась, ее в церкви спрятали. Где она до того была, непонятно, может, в каком барском доме, может, так ее батюшки и хранили подальше от чужих глаз…
Иван взял канистру и резво зашагал. Я, вздохнув и прокляв все на свете, потащился за ним. А еще я подумал, что неспроста баба Лиза завела со мной разговор о ведьме и проклятье. Ну с чего, в самом деле, пугать меня всякой чушью? Я и на вид уже не мальчишка. Подумаешь, купил старый дом, так предложи перебраться без этой мистики, и так видно, что мне на чужих харчах проще.
Я споткнулся и едва не упал, Иван только оглянулся через плечо.
— Осторожнее. Тут кое-где корни.
— Да они тут на каждом шагу! — взвыл я. — Как ты тут живешь-то вообще? И зачем? На романтику потянуло?
Иван засмеялся.
— Почти пришли уже. Сейчас увидишь, поймешь.
Он сделал приглашающий жест и исчез в кустах. Я помянул свое любопытство недобрым словом и шагнул за Иваном, когда услышал сдавленный стон и глухой удар.
Ноги мои приросли к земле.
Героические книги я любил. Пару раз читал даже про «попаданцев», но, хотя историком, в отличие от Ивана, не был, в итоге выкинул попаданцев вон. Может, оно и задумывалось как юмор и фантастика, только «на серьезных щах» мне верилось с трудом, что без помощи студента кулинарного колледжа Петр Первый не выстроил бы Петербург, а Жуков не выиграл бы ни одного сражения.
Попаданцы, невзирая на гражданские профессии или вовсе на их отсутствие, разбирались с любым врагом одной левой, я же был простым офисным хомячком и к трудностям подобного плана был не приучен.
Поэтому я просто стоял и прислушивался. Рост ростом, но драться по-настоящему я не умел. Если кто-то напал на Ивана, то сейчас займется и мной, и бежать бессмысленно, только вот… На всякий случай я нащупал в кармане ключи от машины, и в этот момент раздался новый стон.
Меня осенило: или напавший на Ивана стоит на месте, потому что шагов я не слышал, или умеет передвигаться бесшумно. Последнее я сразу отмел и, немного краснея за трусость, бросился туда, где исчез Иван.
Никто на него не нападал. Он так и стоял, выронив канистру, и смотрел на свое разоренное гнездо.
У Ивана была палатка. Я такие видел в магазине: легкие, удобные, но тесные, ровно на два лежака. Сейчас полог палатки был отдернут, матрас и спальник валялись возле входа, уже не раз упомянутую тачку перевернули, у генератора обрезали провод, и он маячил в траве, как дохлая змея. Зачем-то бросили в кусты котелок, раскидали вилки и ложки, высыпали крупу, и я не понимал, кто и зачем мог подобное сделать.
— Может, дети? — спросил я просто для того, чтобы хоть что-то сказать. Не обнимать же было Ивана в утешение.
— Какие тут дети? Ты хоть одного ребенка тут видел?
Голос у него был испуганный, а я подумал, что и правда, какие тут могут быть дети?
— Вроде как у пьяницы местного есть правнук, — припомнил я. — Но не уверен, что он сейчас в деревне, тогда мужик бы не пил… У тебя ничего не пропало?
— Записи пропали, — выдавил Иван.
— Откуда ты знаешь? — Я поразился его уверенности. Он ведь даже не тронулся с места, как увидел все это. Я наклонился и поставил канистру, хотя из нее ничего не вытекло, да и бензин уже был ни к чему.
— Они в палатке были, — пояснил Иван. — Их и искали.
Я почесал голову.
— Слушай, — начал я, делая несколько осторожных шагов вперед. Иван меня не остановил. — Как-то дико искали, не находишь? Все вытрясли из палатки, вон, генератор обрезали — это понятно. Но котелок-то при чем? Ложки, вилки? А крупа? Она у тебя, я думаю, не последняя? Даже если и так, ты всегда ее купить можешь, она пятьдесят рублей стоит.
Я обходил лагерь, отмечая новые странности. Порванная бумага. Я присел, поворошил клочки: ничего, просто лист с каким-то цифрами, наверное, ничего важного. Но все же я подобрал обрывки и подошел с ними к Ивану. Он нехотя взглянул.
— Ну да, это из блокнота. — И пожал плечами. — Не знаю, зачем его вырвали и порвали.
Он тяжело вздохнул и поплелся к палатке, постоял с секунду и исчез внутри.
Я ждал. Слишком нарочито здесь похозяйничали, я еще понял бы, будь у Ивана огород или машина, все убытки. А это? Что-то меня кольнуло, но что — я не понял.
Иван высунулся.
— Точно, блокнота нет.
Но особенно расстроенным он при этом не выглядел.
— Там что-то важное было?
— Да нет… наброски всякие. Да и почерк у меня такой, что я сам его с трудом разбираю.
Я хохотнул:
— О, знакомо. Я раньше расписывался на расчетных листках, а теперь их по электронке присылают. Скоро только крестики ставить смогу.
Все-таки мне удалось разрядить обстановку. Иван улыбнулся, вышел из палатки, уселся прямо на матрас, сунул руку в карман, вытащил сигареты и зажигалку и закурил.
— Какой урод это сделал, а? — пожаловался он. — Местные? Ну зачем? Да и там одни бабки.
— Ты сказал, — я присел с ним рядом, — что поначалу тебя тут не приняли.
Иван махнул свободной рукой.
— Думали, что я черный копатель. Браконьер. Не знаю, кто, но смотрели на меня косо. Я для них чужой человек. Потом я в магазине сказал, что историк. Хозяин, между прочим, сам из Белоселья, только у него там магазином жена заведует, а он тут, понимаешь, бухает, вдали от ее глаз… Но, когда трезвый, мужик нормальный, вменяемый. Расспрашивал меня… а я его...
Тут он замер и побледнел. Я даже испугался немного.
— Точно не он, — заверил я его. — Точно, точно. Я с утра его собутыльника как раз у магазина встретил, он лыка не вязал. Думаю, что и продавец этот, Мишка, сейчас тоже не лучше. А бухали они со вчерашнего дня… А что спрашивал он у тебя?
— Да так, — Иван заметно расслабился. — Про работу мою, что тут ищу… Я же им не сказал про икону. Показал фотографии славянского поселения, отговорился, что им интересуюсь. Теперь и думаю: зачем это все? В деревне ни одна душа живая не знает, что я на самом деле пытаюсь найти.
— А мне ты так сразу сказал? — Я, конечно, не баба Лиза и не Мишка, но особой разницы между собой и деревенскими не видел: они чужие, я чужой. А уж вреда от здорового мужика вроде меня может быть однозначно больше. — Ты мне показать кое-что хотел, так?
Иван последний раз затянулся, вздохнул, поднялся на ноги, подошел к каким-то банкам возле тачки — их, как ни странно, не тронули — и старательно утрамбовал в одну из них бычок.
Я ожидал, что именно то, что он хотел показать, и пропало, но Иван полез за пазуху и извлек на божий свет фотографию. Она была совершенно обычная — распечатка на цветном принтере. Сначала я не понял, что на ней изображено, потом меня вдруг осенило.
— Это что, карта местности?
Иван кивнул и присел на корточки.
— На стенке палатки висела. Наверное, они не поняли, что она вообще чем-то важна. Но это копия карты из немецких докладных. — Иван стал очень серьезным. — А еще, смотри, на ней пометки. — Он указал на синие линии и крестики. — Думаю, те места, где икону искали после войны.
Мне этим крестики ни о чем не сказали толком. Карты читать я был далеко не мастер. Я даже не понимал, где на этой карте мы.
— Вот эти линии заканчиваются крестиками. А эти — нет. Я предположил, что в этих местах не искали. И знаешь, я ведь все эти крестики уже обошел. Вот здесь, — показал Иван, — и здесь — старые землянки. От них ничего не осталось, кроме ям. Их, наверное, немцы еще в войну обнаружили. Партизаны все глубже и глубже в лес забирались, а лагерь был… в общем, туда я уже не пошел. Если и было что, то пропало давно. — Иван показал на какую-то странную местность, обозначенную мелкими зелеными прерывистыми линиями. — Тут болото. Оно и в войну было — согласись, здорово придумали? Ведь никто не полезет туда их искать! А когда велись поиски… кто-то из группы даже погиб. Так все и свернули.
Я пожал плечами.
— Ну и икона тогда, считай, пропала?
— Думаю, что так и решили. Или просто махнули рукой. Страну поднимать нужно было, а икона то ли есть, то ли нет, сам понимаешь. Сделали, в общем, что могли. А вот эти линии — без крестов…
До меня наконец-то дошло.
— Их наметили, но не проверили. И ты понемногу все эти места обходишь.
— Угу. — Иван поднялся и потянулся. — И никого, вот вообще никого, я не видел. Так, грибники приезжие попадались, но это ближе к Белому селу. Дачники в лес далеко не заходят. А местные сейчас по грибы не идут — погода вон какая, не грибы — слезы, одни мухоморы. Так что… ума не приложу, кому вообще надо было такое устраивать.
Он кивнул на палатку. Я тоже встал и поставил себя на место Ивана. Наверное, я бы уже бежал с