Все наши вчера — страница 32 из 51

КОМУ: Джошуа Швейгеру


Его ждет большое будущее.

>Наш источник в его офисе говорит, что да. Он привязан к брату и не доверяет нам. А на кой тебе сдался этот мальчишка?

>>Он мне нужен. Станет ли конгрессмен помехой?

>>>Джеймс Шоу. IQ 168. После смерти родителей в 2008 году ненадолго был отправлен в клинику, до сих пор находится под наблюдением психиатра. Перепрыгнул через 4-й и 8-й классы. В 15 году закончил Сайдвелл первым в классе. Получил степень бакалавра в Джорджтаунском университете за 18 месяцев. Сейчас работает над своей докторской диссертацией по прикладной физике и математике в Университете Джона Хопкинса под руководством Ари Фейнберга. Пишет работу по какому-то аспекту теории относительности. Очень замкнутый.

>>>>Хватит дурить.

>>>>>Ты хочешь, чтобы я поискал его табель с оценками?

>>>>>>Все. Особенно его образование.

>>>>>>>А что тебе нужно?

>>>>>>>>Можешь скинуть мне информацию про мальчишку Шоу?


Я повнимательнее присмотрелась к адресу. joshua.schweiger@kis.org. Нат не пытался сказать мне, что ему тяжело дышать. Он пытался что-то сказать про организацию, с которой сотрудничал Крис Рихтер.

За распечаткой письма шли ксерокопии страниц, исписанных почерком Джеймса – расплывчатые строчки формул и теорем, в которых я понимала не больше, чем в китайской грамоте. При их виде я вспомнила, что у меня в кармане лежат листки из блокнота, в котором Джеймс писал в больнице. Сам Джеймс, кажется, совершенно о них забыл. Если отдать их ему сейчас, он только снова их потеряет. Я пообещала себе не забыть, что надо будет вернуть Джеймсу его записи, когда доберемся до дома.

Кроме письма и фотокопий в папке лежала еще дюжина документов: нечто, выглядящее как обычный правительственный доклад, только добрая половина текста была вымарана толстым маркером; еще распечатки электронных писем; нечто, подозрительно смахивающее на ксерокопию истории болезни, с именем Джеймса наверху; пометки, которые Нат делал для себя, о происходящем в УБР – еще одна аббревиатура, о которой я никогда не слышала. Не знаю, что это за организация, но Нату они не нравились.

– Должно быть, это то самое расследование, о котором мне говорил Нат, – сказала я. – Он разбирался с какой-то организацией под названием УБР, или, может, КИС. Трудно сказать, с какой именно, но похоже, что они хотели предложить тебе работу. Как ты думаешь, кто это мог бы быть?

Джеймс пожал плечами.

– Может, какое-нибудь отделение ЦРУ? Рихтер мог курировать их в рамках его работы в Управлении военно-морской разведки. Дядя как-то сказал мне, что у ЦРУ есть несколько контор для прикрытия, для дел, в которых даже ЦРУ не может себе позволить засветиться.

Я поежилась.

– Гадость какая.

– Но это страницы из моей рабочей тетради, – сказал Джеймс. – Вот это меня действительно беспокоит. Я не знаю, почему Нат искал их.

– А чего там? – поинтересовался Финн. Он протянул руку к пачке бумаг, и я неохотно передала их ему.

– Это одна из последних работ, которые я делаю для доктора Фейнберга. – Джеймс резковато перешел в другой ряд, и я вцепилась в подлокотник. – Недавно я добился серьезного прорыва, но Нату я о нем не рассказывал. Ему не нравятся мои исследования. Он считает, что это вредно для моего здоровья – быть так зацикленным на прошлом.

– Как ты думаешь, а как они попали к Нату? – спросил Финн.

– Не знаю. Может, от доктора Фейнберга, а может, он рылся в моих вещах.

Флинн стал листать страницы, и я краем глаза заметила ровный, прямой почерк Джеймса. Меня вдруг осенило, и сердце мое оборвалось, хотя это вроде бы не должно было иметь значения после всего случившегося.

– Это тот самый прорыв, о котором ты собирался мне рассказать? – спросила я. – Ну, тем вечером, когда вернулся домой?

Джеймс кивнул, не отрывая взгляда от дороги.

– Угу.

– А что это? – спросил Финн.

– Одна штука, я уже давно над ней работаю. Я наконец-то добился реального прогресса, и на этих страницах суть моих разработок.

– А на какую тему?

– Перемещение в четвертом измерении.

– Чего?

Джеймс быстро взглянул в зеркало заднего обзора.

– Путешествия во времени.

Я не первый год слушала разговоры Джеймса на эту тему, и меня это заявление не смутило, а вот Финн отстегнул ремень безопасности и вклинился между нами.

– Чего-чего?!

– Я знаю, это звучит нелепо, но я считаю, что это возможно, и доктор Фейнберг со мной согласен. Когда я закончу эти формулы, я это докажу. – Джеймс с такой силой сжал руль, что костяшки пальцев побелели. Его страстная преданность своему делу всегда была одной из тех вещей, которую я сильнее всего любила в нем – но она же меня и беспокоила. За последние два дня я многое узнала о Джеймсе, и теперь я еще отчетливее, чем прежде, понимала, что он подобен кованому металлу – прочный, но хрупкий, не способный согнуться.

– А что произойдет, когда ты это докажешь? – спросил Финн.

– Мы исправим мир.

Всего три слова. Я уже сто раз их слышала от Джеймса, но отчего-то теперь мне стало сильно не по себе.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Финн.

– Ты только представь себе, что мы смогли бы изменить, если бы умели использовать время! – сказал Джеймс. – Войны можно было бы предотвратить, к стихийным бедствиям подготовиться заранее. Мы смогли бы покончить с множеством ужасных, бессмысленных вещей.

– А не будет ли это опасно? – спросил Финн. – Откуда тебе знать, что ты можешь изменить по случайности? Ну, например, ты убъешь собственного дедушку и в результате сам никогда не родишься.

Джеймс сухо улыбнулся.

– Время не так примитивно. Во-первых, оно не линейно – мы просто так его воспринимаем. А современные исследования заставляют предполагать, что существует некий неизвестный фактор, устраняющий угрозы для времени вроде парадокса, о котором ты говорил. Моя теория заключается в том, что время разумно. Оно исправляет события, чтобы предотвратить парадоксы. Так что, согласно теории, если я вернусь назад, чтобы убить своего дедушку, это событие будет исправлено моими действиями. Поскольку он мертв, я никогда не буду рожден, но часть меня из моего исходного времени, своего рода тень, всегда будет там, чтобы убивать дедушку, гарантируя, что он останется мертвым.

Финн сморгнул.

– Что-то я ничегошеньки не понял.

– Угу, – сказала я. – Ты не мог бы объяснить как-нибудь попроще?

– Это и было попроще.

– И все равно мне это кажется опасным, – сказал Финн. – Слишком многое может пойти не так.

– Да, риск существует, – признал Джеймс. – Но прогресс всегда опасен, разве не так? Чаще всего стены не разбирали по кирпичику. Кому-нибудь приходилось проламываться сквозь них.

«Кому-нибудь приходилось проламываться сквозь них». Машину словно накрыло пеленой. Повеяло предчувствием беды.

Финн постучал Джеймса костяшками по затылку.

– Тогда я рад, что у тебя такой крепкий череп.

Я закатила глаза. Доверь Финну разрядить обстановку!..

Джеймс ойкнул, но улыбнулся. Он вслепую отмахнулся от Финна.

– Считай, что тебе повезло, что я за рулем!

– А я нет! – сказала я. Это было так здорово – видеть улыбку Джеймса, – что мне захотелось продлить момент. Я попыталась стукнуть Финна по голове, но он отпрыгнул подальше на заднее сиденье.

– Не вмешивайся, женщина!

Ободренная смехом Джеймса, я отстегнула ремень безопасности и предприняла еще одну попытку. Финн поймал мой кулак на лету. Я дернула руку к себе, но он не отпускал.

– Эй! – Для удобства я встала коленями на сиденье, но теперь Финн крепко держал меня за запястье. – А ну пусти!

– Нет! Ты меня стукнешь!

– Вы что, в детство впали? – спросил Джеймс.

Финн дернул меня за руку, и я, взвизгнув, грохнулась на заднее сиденье. Как я ни изворачивалась, он сгрёб меня в охапку и растрепал мне волосы. Я ткнула его локтем в живот, и следом за хрюканьем Финна услышала смех Джеймса.

– Ты этого хотела? – поинтересовался Финн. – Думаешь, ты можешь меня одолеть, Марчетти?

Где-то зазвонил телефон Джеймса, но теперь я была слишком занята, пытаясь высвободить руку из захвата. Я отгибала его мизинец назад, пока Финн не вскрикнул и не отпустил меня, а потом я кинулась на него. Это казалось справедливым – взъерошить его волосы так же, как он растрепал мои, но Финн оказался слишком силен и удерживал меня на расстоянии. Я случайно стукнула его по ребрам и, к своему изумлению, услышала, как он по-девчоночьи визгливо хихикнул.

– О боже! – выдохнула я. – Ты боишься щекотки?!

Финн, сделавшись внезапно очень серьезным, наставил на меня палец.

– Не приближайся ко мне!

Я ухмыльнулась и бросилась на него, и мы так увлеченно сцепились, что сперва даже не заметили, что машина тормозит. Когда до меня дошло, я посмотрела на Джеймса в зеркало заднего вида и увидела, что он посерел.

– Джеймс! – позвала я. Финн попытался пощекотать меня под мышками, и я стукнула его по руке. – Прекрати! Джеймс!

Машина продолжала сбавлять скорость, и Джеймс направил ее к обочине дороги. Я метнулась вперед, а Финн сел ровно.

– Что случилось? – спросила я.

Джеймс одной рукой завел машину на обочину, а другой он прижимал к уху телефон.

– Я тут.

Я слышала человека на другом конце, дребезжащий звук, истонченный сотнями миль расстояния, но не могла разобрать ни слова. Но я видела лицо Джеймса. Оно было для меня словно открытая книга, потому что я научилась читать ее много лет назад. И от увиденного у меня пересохло в горле. Я пробралась обратно на переднее сиденье, позабыв о Финне.

– Да… – сказал Джеймс. – Хорошо…

У меня начало покалывать руки – так случалось всегда, когда мне было действительно страшно. Джеймс однажды сказал, что это происходит потому, что кровеносные сосуды сужаются, посылая кровь внутрь, на тот случай, если мне придется бежать или драться. Я сжала кулаки, пытаясь вернуть рукам чувствительность.