– Кнут и пряник, Пашенька. Идеальный способ управления такими балбесами, как ты.
– Ладно, раз ты такая умная, тогда посоветуй, как себя вести, если завтра вес не уменьшится или даже увеличится.
– Во-первых, ты всегда сможешь соврать. Дана же не смотрит на весы, так что ты ничем не рискуешь. Если главное – простимулировать ее к правильному образу жизни, то и ложь не грех. Во-вторых, можно найти сто пятьдесят объяснений тому, что это не только нормально, но даже и очень хорошо: дескать, нетренированному организму тяжело от новой нагрузки, сердце не справляется и задерживается вода, то есть возникает отек. Запомни, Паша, мы, бабы, трудностей не любим, зато мы очень любим положительные эмоции. Если от занятий с тобой у Даны будут сплошные положительные эмоции, она все выдержит и все выполнит. Обманывай, говори комплименты, нагло льсти – все, что угодно, только чтобы она верила в то, что она не безнадежна и у нее все получится.
– Думаешь? – засомневался я.
– А ты попробуй – увидишь. И еще одно: заканчивай свои стрелялки в свободное время.
– А что прикажешь делать? Канта с Гегелем читать, повышать свой культурный уровень? – съехидничал я.
– У тебя есть старушка Анна Алексеевна, вот ею и займись.
Я чуть не поперхнулся.
– То есть ты хочешь сказать, что я должен выпытывать интересующую тебя информацию у стариков и детей?
– Старики и дети – самые лучшие источники, – безмятежно улыбнулась Нана. – Они не умеют хранить секреты, ни свои, ни чужие. Дети от недостатка ума и хитрости, а старики – от недостатка общения. Они так рады, когда с ними вообще хоть кто-то разговаривает, что готовы выложить что угодно и о ком угодно. И давай, Пашенька, не тяни, проявляй инициативу, чем быстрее ты выяснишь то, что меня интересует, тем скорее я от тебя отстану. Вот тебе задание на завтра: узнать, когда умер дедушка, кто такой Ванечка и откуда взялась мамочка с мальчиком. Это минимум. Завтра вечером позвоню.
– Ну ты вообще… – Я просто-таки задохнулся от возмущения. – Ты что, будешь стоять у меня над душой, как надсмотрщик с плетью? Собираешься каждый день давать задания и проверять уроки, как в школе?
– А с тобой только так и нужно, иначе ты моментально выбиваешься из графика.
Она ласково щелкнула меня по носу и пошла к двери. Я не мог на нее сердиться. Во-первых, Нана Ким была красивой женщиной, которая мне когда-то очень нравилась, а во-вторых, она была, к сожалению, права. Со мной только так и нужно, иначе я моментально срываюсь с рельсов и пускаюсь во все тяжкие. Знаю за собой такой грех. Однако почему-то оказалось, что знаю об этом не только я один, но еще и Нана. Родители не в счет.
Второй трудовой день начался именно так, как обещал мне Михаил Олегович: когда ровно в семь утра я позвонил в дверь, мне открыла Дана, уже умытая, с собранными в пучок волосами, одетая в майку и лосины. Это жаль, я ведь опять не успел дома позавтракать и, честно говоря, сильно рассчитывал на чашку кофе с какой-нибудь едой, как накануне. Не тут-то было. Надо будет поиметь в виду, что господин Руденко слов на ветер не бросает и в точности выполняет все, что говорит. Такая обязательность в моем кругу как-то не была принята, все мы любили побалаболить, наобещать семь бочек арестантов и через пять минут напрочь забывали сказанное. Это казалось мне нормальным, и я искренне полагал, что все люди ведут себя именно так и никак иначе. Выяснилось, что я ошибся.
Вчера, перед тем как уснуть, я думал над словами Наны и все прикидывал, какие бы такие комплименты наговорить Дане, чтобы они не выглядели, во-первых, двусмысленными и неприличными, а во-вторых, не оказались слишком уж явной ложью, потому как Дана, если верить моему товарищу по несчастью Артему, вовсе не глупа. И придумал! Не зря же мама в детстве меня учила, что наши недостатки – это продолжение наших достоинств. Значит, можно с не меньшей твердостью полагать, что и наши достоинства прямо вытекают из наших недостатков. Дана – толстая, неуклюжая, заросшая жиром девушка, которая не выходит из дома и очень мало двигается. Значит – что? Правильно, движения у нее медленные, на резкие и быстрые просто нет сил. Вот из этого и будем исходить.
Первым делом я велел ей раздеться и встать на весы. Как и ожидалось, Дана снова закрыла глаза и даже слегка побледнела. Или мне показалось?
Но я зря беспокоился. Все-таки моя бывшая подруга Светка не пожадничала, когда делилась со мной знаниями и опытом, а я оказался способным учеником. Выпитая Даной за весь вчерашний день вода плюс лимфодренаж сделали свое черное дело, и дисплей весов показывал прекрасную, восхитительную цифру – 94,2. То есть минус килограмм и двести граммов за сутки. Конечно, я-то понимал, что это никакое не похудение и в ушедших тысяче двухстах граммах нет ни капли жира, одна вода, но для начала – очень даже здорово. В конце концов, вода – это тоже объем, а какая разница, сколько человек весит? Важно, как он выглядит. Если женщина на вид стройная, никому ведь и в голову не придет поинтересоваться, а сколько, собственно говоря, в ней килограммов, а если она выглядит коровой, то, сколько бы она ни утверждала, что весы ничего лишнего не показывают, она все равно останется коровой.
Так что у меня были все основания изобразить бурный восторг и начать хвалить свою подопечную. Слов я не жалел, и хотя лексический запас у меня не очень-то, даром что мама – словесница, но я выжал из себя все, что помнил. Дана расцвела прямо на глазах.
– Вы думаете, у меня получится? – спросила она робко.
– Да наверняка! Сто пудов! Теперь проверим домашнее задание, посмотрим, что ты записала в свой дневник питания. Ты ведь вела дневник, как я велел? – строго спросил я.
– Да. Я все записала.
– Честно записывала? Ничего не пропускала?
– Ничего. Показать?
– Покажи, – кивнул я, но вдруг спохватился: – Нет, давай попозже. Сейчас измерим давление и пульс и начнем заниматься, а во время перерыва поговорим о твоем питании. Нам обязательно нужно будет делать перерывы, чтобы тебя не перегрузить.
Мы снова начали делать упражнения из изобретенной мною смеси восточных гимнастик. Теперь я, в свете вчерашних ночных размышлений, внимательно приглядывался к девочке, к тому, как она выполняет медленные, плавные движения руками, ногами, корпусом, и поражался сам себе: как же это я, дурак слепой, не заметил? Да, она действительно медленная, двигается тяжело (что вполне объяснимо), но при этом Дана потрясающе пластична. Вероятно, от природы. Каждый ее жест, даже самый нелепый и неуклюжий, вызывал у меня ассоциацию с густым тягучим медом. Ай да Дана, ай да молодец! Вот за что я буду ее хвалить, вот на чем стану играть. И никто, никакая самая ехидная сволочь, не посмеет заявить, что я вру и злоупотребляю грубой лестью.
Обстоятельный и ничего не забывающий папаня позаботился и о кулере, который стоял в углу «тренажерки». Интересно, когда он успел? Ведь разговор у нас с ним состоялся вчера вечером, а вчера было, если память мне не изменяет, воскресенье. Оборотистый мужик этот Руденко, если ему очень надо – он и ночью дело сделает. Каждые двадцать минут я наливал стакан воды и протягивал Дане, которая послушно его выпивала. Помня о своем вчерашнем «проколе», я не забывал и о «технических» перерывах, чтобы стеснительная девочка могла сбегать в туалет.
– Как мышцы после вчерашнего? – спросил я перед началом занятия. – Болят?
– Да.
– Сильно?
Она пожала плечами и повторила:
– Болят. Так надо?
– В общем, да. Мы с тобой делаем массаж, чтобы они меньше болели, но полностью снять боль, конечно, невозможно. Это скоро пройдет.
Заговорив о массаже, я вспомнил и о ширме, оглянулся и мысленно поаплодировал Михаилу Олеговичу: ширма наличествовала. Аккуратненькая, расписанная в стиле барокко, она была сложена и прислонена к стене рядом с массажным столом. Если вы думаете, что я разбираюсь в этих стилях и могу отличить барокко от… что там еще было-то – рококо, что ли, или ампир?.. то вы сильно ошибаетесь. Я в этом деле ни бум-бум. Просто однажды мы с одной из подружек ходили по магазинам выбирать мебель для ее квартиры после ремонта и увидели в одном из салонов точно такую же ширму, про которую продавец-консультант с важным видом знатока заявил, что это «стиль барокко», а я запомнил.
Закончив с упражнениями, мы приступили к проверке домашнего задания. Я открыл заполненный Даной дневник и обмер: чай и пирожок с мясом, чай и два овсяных печенья, кофе и булочка, бутерброд с ветчиной и стакан сладкого сока, еще один бутерброд с (о ужас!) котлетой и еще одна чашка кофе. С сахаром! Причем последняя «поедка», если верить добросовестно сделанным записям, имела место в двенадцатом часу ночи. У меня волосы на голове зашевелились! И это после того, как вчера я битых два часа втолковывал ей про белки, жиры и углеводы, про расщепление и усвоение, про калории, режим питания, двенадцатичасовой перерыв между вечерним и утренним приемом пищи и прочую муть, а также про отдельную еду, которую ей будет готовить домработница Нина. Я что, впустую воздух сотрясал? Или девочка с головой не дружит?
– Это что такое? – вопросил я страшным голосом, тыча пальцем в дневник.
– Это то, что вы велели сделать, – покорно и коротко ответила Дана. – Я все записывала, как было, ничего не пропускала.
– Очень хорошо, – я тут же вспомнил все, чему меня учила Светка, и сменил тон, – давай разберем по пунктам. В котором часу мы с тобой вчера обедали? Здесь написано – в два часа. Правильно?
– Да.
– А в три часа ты выпила чай и съела пирожок с мясом. Зачем? Ты проголодалась?
– Нет, – она пожала плечами, – я так привыкла. Я всегда пью чай или кофе и что-нибудь кушаю, когда занимаюсь. А что, это нельзя?
– Это мы с тобой потом решим. Теперь дальше: чай и овсяное печенье без четверти четыре, через сорок пять минут после чая с пирожком. Зачем?
– Я же говорю: я так привыкла. Я до пяти часов занималась и все время что-нибудь ела. Я всегда ем, когда занимаюсь или просто читаю.