– Тебе непонятно то, о чем я говорю?
– Если честно, то нет, – признался я.
– Но ведь ты все делаешь в точном соответствии с моими словами. Ты все делаешь правильно, умно. Я был уверен, что ты все понимаешь.
– Да нет, – рассмеялся я, – наверное, это чисто интуитивно получается. Ну, просто я так чувствую.
– Поня-ятно, – задумчиво протянул он. – Ты случаем не голоден? Может, поедим чего-нибудь? Муза еще не скоро вернется, давай сами сообразим перекусить. Ты как?
Насчет перекусить я всегда с удовольствием, на аппетит не жалуюсь. Мы вдвоем быстренько соорудили нехитрый ужин, состоящий из разжаренной на сковороде отварной картошки, залитой яйцами. Момент показался мне благоприятным, и, хотя Нана Ким к тому времени почти окончательно отстала от меня, поняв, что толку от моих изысканий все равно никакого нет, я все-таки решил завести разговор на интересующую меня тему.
– Володя, а почему твой брат живет в городе? Люди с такими деньгами обычно строятся в Подмосковье, особняками обзаводятся.
– Потому что жизнь за городом ведет к неправильному воспитанию детей, – спокойно ответил Володя.
Вот это завороты! В первый раз слышу такую бредятину.
– Это почему же?
– Да потому, что в Подмосковье инфраструктура пока не развита, и вся жизнь все равно протекает в городе. Гимназия, в которой учился Тарас, – в Москве, гимназия Даны – тоже, работа Михаила, Юлькин институт, салоны, в которые без конца ездит Лариса, всякие там косметологи и фитнесы, мамины театры и концерты – все в Москве. Это означает, что всех нужно обеспечить машинами и водителями. Ну, мама и Лариса – ладно, это святое, но дети? И Тарас, пока в Англию не уехал, и Дануська, когда еще выходила из дома, оба ездили в свои школы на метро. И Юлька в институт на метро ездит. И это правильно. Они пока еще ничего не сделали в жизни такого, чтобы разъезжать на машинах с водителями. Они эти машины не заработали и не заслужили. Человек должен с детства точно понимать свое место в социальной иерархии и принципы построения этой самой иерархии, потому как неточное или неправильное понимание впоследствии помешает его адекватной адаптации в социуме.
Ну вот, начиналось все так хорошо, все слова были понятны, а теперь его снова занесло. Однако общий смысл я все-таки уловил и немало подивился тому, что, оказывается, папаня – человек с педагогическими понятиями. А не скажешь… Скорее всего, это бабкины идеи, она же школами руководила. Подумать только, такой крутой бизнесмен – и полностью у старой матери под каблуком. Обхохочешься! Наверное, поэтому Лариса так не любит свою свекровь. Я не великий человековед, но даже мне это заметно.
– Мне показалось, что Лариса Анатольевна этим не очень довольна, – осторожно поделился я своими наблюдениями.
– Конечно, – усмехнулся Володя. – Не очень – это еще мягко сказано. Она же прекрасно знает, сколько денег у ее мужа, и хочет жить так же, как все богатые дамы. Большой дом с бассейном, участок с садом, прислуги немерено и так далее. А у нее городская квартира и одна домработница. Фи!
Он смешно наморщил нос и фыркнул.
– Лариса моего брата постоянно за это пилит, – продолжал он, – а мама его защищает, она полностью разделяет его позицию.
– Наверное, Лариса Анатольевна вашу мать за это не любит?
– Терпеть не может, – весело согласился он. – И Мишка это прекрасно знает. Вот и мечется между матерью и женой. Но сделал все равно так, как хотела мать, а не так, как хочет Лариса. Знаешь, что забавно? Большинство наших проблем выросло из совковой жизни. Улавливаешь?
– Нет. «Совок»-то тут при чем? И вообще, это когда было? Сто лет назад.
– И даже больше, – кивнул Володя. – Еще Булгаков в тридцатые годы написал, что нас квартирный вопрос испортил. Ни в одной приличной стране не существует проблемы выбора между родителями и супругами. То есть эта проблема может иметь место в единичном случае, а у нас-то она была массовой. И осталась таковой. На Западе человек оканчивает школу, уезжает учиться дальше или работать – и все, он больше никогда не живет с родителями, он живет один или делит жилье с друзьями, потом обзаводится собственной семьей и, выбирая мужа или жену, никогда не думает о том, как его избранник или избранница уживется с его родителями на одной кухне. Они просто никогда не окажутся на одной кухне в качестве двух равноправных хозяев. Или неравноправных. Они будут ездить друг к другу в гости, но жить вместе не будут никогда. А у нас что происходило? Чтобы отделиться от родителей, надо было иметь огромные связи и возможности, молодые супруги вынуждены были жить с родителями, и крайне редко получалось, чтобы зять с тещей или невестка со свекровью жили душа в душу. Эксклюзивные случаи. Чаще всего начинались трения, взаимное недовольство, вот тебе и необходимость выбора. Мужик должен постоянно думать, на чью сторону встать, кого от кого защищать, жену от мамы или наоборот. И женщины тоже все время выбирали между мамочкой и мужем. А на них, бедных, со всех сторон наседают: «Или я, или он! Или я – или она!» Совковой жизни давно уже нет, а проблема осталась. И мой брат имеет эту проблему по полной программе. Никому даже в голову не приходит вся абсурдность ситуации, никто не пытается с этим бороться. Все привыкли, что проблема есть, и считают ее совершенно естественной и мирятся с ней. А ведь ничего естественного в ней нет, она противна природе, она ненормальна.
– Так как же с ней бороться? – с любопытством спросил я. – У тебя есть рецепт?
Я в этот момент вспомнил, как моя мамуля восприняла одну мою знакомую. А ведь я всерьез собирался жениться на этой девушке. Вот я поимел бы на свою голову геморрой!
– С ней бороться бесполезно. Чтобы проблема не возникала, у родителей и детей должен быть другой менталитет, не такой, как сейчас. Родители должны перестать цепляться за детей и бояться отпустить их от себя, а для этого им надо перестать рассматривать детей как свою собственность, свою неотъемлемую часть.
Это точно. Мама до сих пор требует, чтобы я вернулся, хотя я уже восемь лет живу в Москве. Она так и не примирилась с мыслью, что я не буду больше жить рядом с ней.
– Вся трагедия начинается с мысли: а заведу-ка я себе ребеночка. Чувствуешь нюанс? СЕБЕ. Ну а коль себе, то это – мое, и не моги у меня отнимать. Далее – по тексту.
– Ладно, а дети? Ты сказал, что у детей тоже должен быть другой менталитет.
Эта часть меня интересовала куда больше.
– А дети должны понять, что не обязаны угождать родителям и оправдывать их ожидания. Человек не может и не должен ломать собственную жизнь в угоду родителям. Супруг – это твое будущее, потому что в семье появляются дети, а дети – это движение вперед. Выбирая между родителями и супругами, следует выбирать будущее. Это же элементарно! Но почему-то мало кто это понимает.
Звучало все замечательно, но как это применить на практике? Все-таки с учеными нельзя иметь дело, заболтают вусмерть, умных слов наговорят, а толку – чуть.
Я доел яичницу с картошкой, старательно подобрал остатки желтка кусочком хлеба и снова налил себе чаю. Володя продолжал прихлебывать свое совершенно холодное неизвестно что. Не понимаю, как можно это пить? Холодный сладкий чай. Бр-р-р!
– Паша, а что ты будешь делать потом?
Вопрос застал меня врасплох, и вообще я его как-то плохо понял. Когда это – потом? Когда чай допью, что ли?
– Я имею в виду: когда ты закончишь заниматься с Дануськой. Что ты будешь делать? В профессиональный спорт ты ведь не вернешься, правда?
– Почему это? – возмутился я. – С чего ты взял? Очень даже вернусь. Вот восстановлюсь полностью – и вернусь. Нога уже почти совсем не болит, еще буквально месяц – и я начну тренироваться понемножку, форму набирать.
Володя посмотрел на меня удивленно и немного грустно.
– Паша, не обольщайся. После таких травм в профессиональный спорт не возвращаются. Если врачи пообещали тебе другое – они тебя обманули. Я понимаю, тебе неприятно это слышать, но придется это признать. Тебе нужно будет чем-то заниматься, зарабатывать на жизнь. Чем? Ты об этом думал?
Ну прямо-таки, обманули меня врачи! Много он понимает. Он что, медик? Социолог паршивый. Но не вдаваться же в споры по этому поводу. Лучше сделать вид, что меня это мало волнует. И вообще, я в полном порядке.
– А, – я беззаботно махнул рукой, – прокормлюсь как-нибудь. Буду группы тренировать в школах охранников или еще что-нибудь в этом роде.
Я надеялся, что он отстанет, но не тут-то было. Присосался, как пиявка.
– Или будешь готовить таких же, как ты сам? Бойцов для закрытых клубов?
В его голосе мне послышался некий скепсис. Он что, учить меня вздумал? Братца своего пусть учит, педагог недоделанный. А то у себя на кухне он рассуждать горазд, такой умный, так все знает-понимает, а на деле что получается? У брата проблемы, сам признает, у племянницы проблемы, и что-то я не вижу, чтобы он, такой умный и понимающий, эти проблемы разруливал.
– А хотя бы и так. – Я с вызовом посмотрел на него. – Что в этом плохого? Ладно, Володя, спасибо за ужин, я пойду.
Я решительно поднялся, но он жестом остановил меня:
– Подожди, Паша. Не обижайся на меня, не сердись. Я, конечно, лезу не в свое дело, но… Я вот что хотел тебе сказать. Эти парни, с которыми ты в клубе пособачился…
Ё-моё, ему Дана и об этом донесла! Она что, действительно рассказывает ему ВСЁ? Может, докладывает, сколько раз в туалет сходила?
– Они просто придурки, – сердито буркнул я. – И получили то, что заслужили.
– Не сомневаюсь. Но это твоя прежняя компания. Это тот круг, в котором ты вращался. Ты хочешь в него вернуться? Хочешь общаться с придурками? С богатыми бездельниками и карточными шулерами?
– Там же не все такие. Есть нормальные ребята, – ответил я, не особенно, впрочем, уверенно.
Честно говоря, после той встречи в стрелковом клубе меня начали посещать некоторые сомнения на этот счет.
– Не спорю. Но что-то, я смотрю, у тебя с ними дружбы-то не получается. Или они тебе не особенно нравятся, или – ты уж прости – ты им не особенно нужен.