А почему, собственно, с проституткой? Почему бы и не с Сашей, раз уж она ему везде мерещится? Конечно, не заводить с ней серьезных отношений, а то родителей удар хватит: их сын и вокзальная продавщица. Валера на секунду представил себе Александру с дурными глазами в этой кошмарной старушечьей куртке рядом с Артуром и его изысканной подругой — его передернуло. Потом представил себе, как белобрысая секретарша увидит его в компании Саши, и схватился руками за голову. Но в памяти всплыл изгиб спины в черной водолазке, и руки опустились. Просто переспать с ней и успокоиться. Легкий, необременительный романчик, красивое ухаживание — и эта простушка его в машине обслужит. Никто и не узнает. Почему бы и нет? Конечно, это не очень этично по отношению к Саше, но… Нет, Валера не подонок какой-нибудь. Ловеласы были ему неприятны, он считал, что коллекционирование живых людей — это в высшей степени безнравственно. А его воспитали в здоровой, консервативной атмосфере, где вопрос нравственности был зачастую определяющим. Со всеми своими девушками он выстраивал отношения, знакомил с родителями, друзьями, сам старался участвовать в их жизни. Все ему рано или поздно надоедали, но он старался расстаться с ними так, будто это они его бросили, чтобы все были довольны и никто не в обиде. К тому же он не считал себя настолько привлекательным, чтобы играть роль мачо. Конечно, Валера знал, что он «симпатичный», «хорошенький» и вообще (о, ужас!) «милашка», но это была привлекательность правильного мальчика для благоразумных девочек. Ему иногда хотелось быть чуть более брутальным, небритым, грубовато-ярким. Но менять что-либо было лень, да и привыкли все к нему такому, как есть. На безумные поступки он был не то чтобы неспособен, просто не приходилось.
Анализируя легкое помешательство, вызванное девушкой не его круга, Валера тщетно припоминал, когда же еще ему приходилось испытывать подобные сильные эмоции. Ничего похожего не шло на ум. Был, конечно, первый курс университета, девушка по имени Оля, неприступная красота которой дразнила его щенячью влюбленность. Она позволяла себя провожать до дома, угощать в кафе и иногда целовать в щеку. Через месяц, к его неописуемому восторгу, допустила его до бела тела, но он от волнения поторопился (с кем не бывает?), что потом стало известно всему курсу. Еле отмылся. Хорошо, ему объяснили, что во избежание дурных разговоров нужно дарить ей подарочки, как, например, сделал Армен. Тонкое золотое колечко с изумрудиком — и Армен классный парень плюс настоящий мужик. Оля после этого случая показалась Валере страшной уродиной. Но бесценный опыт был приобретен: теперь он никогда не звал девушку просто «погулять», а только «посидеть куда-нибудь». Однако Санька не подходила под эту классификацию. Валера не чувствовал к ней ни любви, ни влюбленности, ни даже симпатии. Он ее хотел. Хотел не потому, что был голоден и готов был хотеть все, что движется. Он хотел именно это тело.
Спустя три недели после их первой встречи Валера явился в восемь часов вечера к палатке на автовокзале. Окошко было уже закрыто ставнями, но через щелки пробивался свет — видимо, она собирается. Дождя не было, но он натянул капюшон на лицо и встал возле самого входа. Саша возилась довольно долго, Валера уже собирался поменять место дислокации на ближайшую скамейку. Только он подумал об этом, как дверь распахнулась и с порога прямо на него шагнула она. Занесла ногу, увидела темную фигуру прямо перед собой, охнула и отпрянула.
— Я опять тебя напугал, — с раскаянием произнес Валера и стащил капюшон. — Я надел это, чтобы ты меня узнала.
Санька справилась с онемением, опустилась на стул и хрипло пробормотала:
— Заходи.
Валера шагнул внутрь, сел на знакомую табуретку и уставился на нее. Она — на него. Посидели, помолчали. Валера был смущен и не мог, к своему удивлению, вспомнить все заготовленные слова из арсенала знакомых сердцеедов. Санька о чем-то думала, и лицо ее постепенно прояснялось. Внезапно она прервала молчание:
— Я знала, что ты придешь. Ты ведь приходил тогда, на следующий день? Приходил, а меня не было. Я болела.
— А-а-а, да-a, приходил…
— А потом? Почему ты потом не приходил так долго?
— Уезжал. Дела. — И неожиданно для себя доверительно поведал: — Мы с другом фирму открыли, «канцелярию» из Польши возим.
— Ну и как?
— Пока никак. Вернее, есть кой-какие результаты, но рано еще что-то говорить. Ты хочешь, чтобы я рассказал?
— Не очень. Лучше расскажи о чем-нибудь другом.
— Что тебя интересует?
— Все. Кроме работы.
Валера рассмеялся. Сашина простота обезоруживала. Любая другая из его знакомых девиц подробно бы расспросила о его делах, акцентируя особое внимание к доходной части, изо всех сил показывая заинтересованность и компетентность. Александра, похоже, ничего не пытается показать сверх того, что она есть. Что ж, несколько необычно, но приятно. Приятно, оказывается, иметь дело с искренним человеком.
— Может быть, пойдем? Посидим где-нибудь.
— А дождя нет?
— Нет.
— Тогда погуляем. Я за день насиделась.
Валера не брал машину, предполагая, что они будут выпивать. Он даже приметил тихий ресторанчик, где, с одной стороны, его не должны увидеть никакие знакомые, а с другой стороны, нет опасных для здоровья бандитских рыл. Но гулять так гулять. Неожиданный, поворот. Он и сам сто лет не гулял. Надо только выбрать самый безлюдный маршрут.
Путь до Сашиного дома занял больше часа, но они не заметили, как прошло время. О чем говорили? Да ни о чем. Как-то все выходило непринужденно, легко. Валера так воодушевился тем, что не надо ежеминутно взвешивать свои слова, следить за информационным фоном и т. д., что открыл в себе дар красноречия и даже почувствовал себя неподражаемо остроумным. Саша оказалась простой, бесхитростной, но не тупой. Она смеялась правильным шуткам, когда надо — молчала, давала неожиданно меткие определения. Немного медлительная, не всегда понимала специфический юмор, но очень живо реагировала на доступные и здоровые настроения. За час прогулки Валера узнал вкратце ее биографию и впервые почувствовал что-то, кроме вожделения. «Жалко девчонку, чуть больше возможностей — и была бы не хуже большинства знакомых девиц. Даже лучше многих».
Расставаясь с Сашей возле подъезда, он снова увидел этот вопрошающе-просительный взгляд. Чего она хочет? Поцелуя? Как-то неловко, да и нет настроения. Давешняя жалость перебила интерес ниже пояса. К тому же в своей мешковатой куртке и растоптанных дешевых сапожках она была совсем не сексапильна. Увидеть бы ее голой! Валера поймал себя на том, что в своих постельных фантазиях об этой девушке ни разу не целовал ее в губы. Аппетитное тело затмило все остальное, он даже не мог представить себя в роли Сашиного романтичного поклонника. Романтические отношения с пэтэушницей! Кто бы его сейчас видел… Валера невольно поежился и подумал: а не расстаться ли с ней уже окончательно? Но вдруг ему вспомнилось, какие груди, талия, бедра скрываются под дурацкой курткой, и тело ответило незамедлительным волнением. Нет уж, начатое надо довести до конца.
— Ты завтра так же работаешь? — Да.
— Я заеду.
Просящее выражение наконец-то стерлось с ее лица, глаза блеснули, уголки рта раздвинула нежная улыбка. Вот так-то лучше. Валера нагнулся, легонько тронул ее губы своими, развернулся и с легким сердцем пошел домой.
Санька терпеливо ждала. Недели проходили, но мысли о Валере были с ней постоянно. Теперь она не пугалась, не бурлила, не отмахивалась от навязчивых видений его лица. Внутри поселилась твердая уверенность, что они еще увидятся, и пришло спокойствие. Она теперь хорошо спала, ни на ком не срывалась и даже попросила прощения у Ларисы Сергеевны за свое оскорбительное поведение. Исправно ходила на работу, была вежлива с мамой, даже как-то вечером попила пиво с Машкой на лавочке у подъезда. Машка теперь подстриглась очень коротко, под мальчика, носила армейские ботинки, растянутый черный свитер и рваные джинсы. Целый вечер она разглагольствовала о музыкальных направлениях, сплетничала про школьных знакомых, расхваливала свою новую университетскую подругу и предлагала раскурить косячок. Санька вежливо отказалась. Непонятно, как можно заниматься такой ерундой. Машка, конечно, не станет наркоманкой, не из той породы. Просто в девятнадцать лет надо бы быть посерьезнее. Когда Машка завела разговор про каких-то ухажеров, которые ей без конца звонят, а она от них скрывается, Санька откровенно заскучала. Слушать чужие окололюбовные бредни было невыносимо, тем более что в устах Машки это звучало каким-то балаганом. Та, конечно, не заметила ничего необычного в поведении подруги: как всегда, слишком поглощена собой. Ну и хорошо. У Саньки не было ни малейшего желания посвящать кого бы то ни было в свои сокровенные переживания. Чтобы не сглазить.
Санька ждала неделю, две, три. Никакого отчаяния, никаких слез, только железобетонная уверенность. И когда однажды вечером она чуть не сбила с ног на пороге своей палатки темную фигуру в капюшоне до подбородка, она почти не удивилась. Пришел, а как же иначе? Заставил себя ждать, конечно, ну ничего, она простит. Зато как хорошо было идти рядом по безлюдным, запущенным аллеям, загребая ногами ворохи разноцветных кленовых и каштановых листьев. Слушать его голос, то мягкий, то звонкий, то задумчивый, то веселый. Понимать, что он рассказывает, шутит, смешит — специально, чтобы понравиться ей, Саньке. Внимательно расспрашивает, сопереживает ее историям, смеется ее шуткам. «Это мой мужчина, нет сомнений. И он знает, что мой. И он не против». Санька не строила никаких планов, не развешивала воображаемых шторок в их воображаемой квартире, как это часто бывает с неопытными девушками. Она просто купалась в своей уверенности: «Мой!» Вкус его легкого, невесомого поцелуя в первое свидание она хранила до утра, время от времени осторожно проводя кончиком языка по своим губам и жмурясь от полноты чувств.
Следующий день тянулся невообразимо долго, издевательски дразня вечером, когда Валера обещал заехать. Но стоило Саньке выйти из палатки и увидеть его, облокотившегося на машину и машущего рукой, весь день забылся, как ничего не значащее мгновенье. Она не была избалована, поэтому старенькая «ауди-сотка» показалась ей чуть ли не лимузином. Валера посадил свою даму в машину и повез в ресторан, который тоже показался шикарным: она никогда не бывала в настоящих ресторанах. Они долго, со вкусом ели, правда, ничего не пили: Валера был за рулем, а Санька наотрез отказалась пить одна. Какой интерес? Она и так чувствовала себя охмелевшей от обилия вкусностей. Попробовать она старалась все, не потому, что любила поесть, а чтобы не обидеть Валеру, который хотел, чтобы она попробовала и того, и этого. И гребешки, и устрицы, и «ах, этот суп здесь совершенно по-особенному готовят», не говоря уже о десертах, которые Санька и сама ни за что бы не пропустила. В итоге ей даже стало немного нехорошо, как если бы она действительно напилась. Зато прощание в машине компенсировало все временные недомогания: поцелуй был таким долгим и жарким, что Санька стала задыхаться. В обычно мягком Валере появилось нечто новое, не грубое, но настойчивое. Он подался к ней всем телом, впился поцелуем в шею, н