Валера любил, чтобы все было красиво, основательно и без спешки. Он был гурман и ценил детали. В гостинице он зажег курительные палочки, ароматические свечи, сделал приглушенный свет и набрал ванну с пышной шапкой пены. Достал из рюкзака плеер с миниатюрными колонками и включил негромко диск с псевдоэтническими мелодиями. Медленно, наслаждаясь каждым шагом, он раздел Саньку и отнес ее в ванну на руках. Аккуратно подколол волосы и нежными, ласкающими движениями вымыл ее, задерживаясь на интимных местах. Помассировал ступни. Она уже царапала себя в исступлении, но он не торопился. Вытер, достал из ее сумки косметичку и стал красить: немного неровно, но чрезвычайно густо подвел глаза и, выбрав самую яркую помаду, накрасил губы. Этой же помадой поставил точку на лбу. Одел в новое белье и одежду, потом подумал и снова раздел. Лифчик с трусами швырнул в угол, открыл банку с клубничным джемом и щедро намазал ей соски и самые сокровенные складочки. Делая это, он с трудом сдерживался, закусывал губу, но мужественно надел на нее топ, юбку, ожерелье и браслеты на руки и на ноги. Защелкнув последний замочек, отпрянул подальше, чтобы не поддаться искушению и не наброситься на свое создание сразу же, упал на диван и отодвинулся в самый угол. Санька поняла, что он от нее хочет, и стала танцевать. Она с детства была очень пластичной и прекрасно чувствовала ритм. Сначала скромно, потом все больше и больше распаляясь, входила во вкус и стала получать удовольствие от своих движений. Валера открыл бутылку шампанского. Дальнейшие события слились в сплошную вакханалию, и они не заметили, как, измотанные, уснули уже на рассвете.
На следующий день проснулись ближе к обеду, когда хозяйский завтрак уже успел кануть в небытие. Оставалось всего несколько часов до автобуса, и Валера решительно пошел в душ, желая немедленно освежиться. Когда он вернулся, Санька потягивалась на широкой кровати и урчала. Она обожала котов, всю жизнь у них дома жили представители усатого племени. Санька свято верила, что поняла их язык и умеет разговаривать по-кошачьи. Она различала какие-то особые интонации в беспорядочном кошачьем мурканье и умела мастерски им подражать. Кроме того, часами наблюдая за своими питомцами, чтобы сделать зарисовки, она изучила и их движения. Валера, зайдя в комнату, обнаружил на кровати голую Александру на четвереньках, которая, выгибаясь всем своим аппетитным золотистым телом, то с чувством подается вперед, замирая на прямых руках и вытягивая ноги в струну, то, оттопырив крепкий круглый зад, перемещает центр тяжести обратно, медленно скрючивая и разгибая пальцы. При этом она задумчиво мурлыкает и искоса смотрит на Валеру, лукаво улыбаясь. При других обстоятельствах эта сцена показалась бы ему чрезвычайно глупой, но сейчас в ушах застучала кровь, и он бросился на эту бесстыдную кошку, захлебываясь зверским аппетитом. На автобус они прибежали в последнюю минуту.
Обратная дорога пролетела незаметно. Они дремали, взявшись за руки, изредка приоткрывая то один глаз, то другой, и улыбались, встречаясь взглядами. Приехали уже поздно. Валера, как обычно, довез Саньку на такси до дома, долго, нежно поцеловал ее и подождал, пока она скроется в подъезде. За все это время они обменялись от силы двумя-тремя словами, компенсируя молчание красноречивыми взглядами и понимающими улыбками. Санька даже не спросила, приедет ли он завтра: вопрос показался нелепым и неуместным. Утомленное сознание не рождало никаких мыслей, только благодарное ощущение блаженства. Дома Санька разложила подарки, не реагируя на заинтересованные взгляды матери, легла в постель и мгновенно заснула.
На следующий день Валера не приехал. К восьми часам вечера Санька уже успела собраться и, радостно улыбаясь, выглянула в окно, но не увидела его машину на привычном месте. Выскочила из палатки и, не закрывая дверь, обежала кругом весь автовокзал. Машины не было. «Просто задерживается», — думала она, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Вернулась в палатку и сидела там до десяти вечера, но так и не дождалась. «Мало ли, сегодня не смог — завтра приедет. А то привыкла каждый день. Он же занятой человек. А позвонить мне некуда. Вот в следующий раз надо не забыть взять у него номер телефона, — успокаивала себя Санька по пути домой. — Не может же раз — и прекратиться. У нас все только начинается. И такие необыкновенные отношения не прекращаются так просто. Такого не бывает». Успокоившись окончательно, она почти сразу же заснула. Сказывалась еще усталость вчерашнего дня, тело болело воспоминаниями о бурной любви.
Но и на следующий день он не приехал. Санька снова сидела в палатке до десяти и костерила себя на чем свет стоит: «Идиотка, ну почему не взяла у него телефон или адрес? Как узнать, что с ним случилось? С ним же что-то случилось! Может, в аварию попал. Или… — она вспомнила все гангстерские фильмы, которые смотрела, — или конкуренты убрали с дороги». В эту ночь она почти не спала, представляя себе картины с окровавленным Валерой — одну страшнее другой. Всю следующую неделю она покупала свежие газеты и лихорадочно просматривала криминальные хроники: нет ли его фотографии среди пропавших без вести? Не упоминается ли «ауди» в сводках ГАИ? К пятнице она так извелась, что решилась на беспрецедентный шаг: пошла к соседке и обзвонила все морги и больницы, телефоны которых нашла в телефонном справочнике. В основном ее просто посылали подальше: ведь она не могла назвать даже фамилии. Но она упорно перезванивала и- истерично кричала, чтобы ей сообщили обо всех молодых людях от двадцати до двадцати пяти лет по имени Валера. В больницах и моргах сжаливались и объясняли, что ничего похожего к ним не поступало.
Санька была в отчаянии. Она только сейчас полностью осознала, что ничего не знает о Валере. Они много говорили, он рассказывал кучу историй, но только не о себе. Вернее, о себе он тоже рассказывал, но то, что считал нужным: что у него в детстве были кот и собака, что он любит читать фантастику и у него нет ни брата, ни сестры, что в школе он писал стихи, но потом перечитал их в университете и все выбросил. А факты? Что конкретное Санька могла о нем сказать? Только то, что он год или два назад окончил университет, по образованию юрист, работал в каком-то банке (кто ж запомнит их названия?), сейчас с другом организовал фирму и возит из Польши канцтовары. У него темно-синяя «Ауди-100», даже номер она не знает. Ей и в голову не приходила такая бредовая идея, что надо смотреть на номер. Он живет с родителями — неизвестно даже, в каком районе. Он часто обедает в ресторанах, не любит ночные клубы, но иногда все же заглядывает, но в какие — неизвестно. Любит плавать в бассейне, но тоже не сказал, в каком именно. Сгруппировав все скудные сведения, вторую неделю Санька посвятила охоте. Теперь она старалась закрыть палатку как можно раньше и каждый вечер обходила все кабачки, в которых они бывали. Благо, самый крупный и популярный бассейн в городе находился недалеко от ее дома. Наверняка он ходит плавать именно сюда. Санька изучила расписание и в конце каждого часа, вплоть до закрытия, дежурила у дверей. Она взяла несколько отгулов и шаталась по городу, всматриваясь в каждую проезжающую машину. «Город не такой уж большой — где-нибудь мы должны столкнуться». При этом каждый день продолжала покупать газеты и просматривать милицейские сводки.
Она забывала поесть, почти не спала и к концу второй недели истощилась физически и морально. В голову стали приходить неприятные мысли. Вспомнились его загадочно-красивые слова: «Я хочу пить тебя медленно, смакуя каждый глоток». А что, если он пил-пил и выпил? Допил и выбросил. Нет, выбросил — это не про него. Аккуратненько отставил в сторону и пошел по своим делам. Нет, не может быть. Чересчур цинично. И сложно. Зачем ему надо было так с ней возиться, дарить подарки? Просто чтобы затащить в постель? Подарки. Пальто, обувь и сумку Валера купил, чтобы не стыдно было рядом ходить. А все остальное он приобрел для себя, неужели не понятно? Нарядил, как куклу, накрасил, зажег свечки, включил музыку и попользовался со вкусом, толком, расстановкой. Попользовался и оставил реквизит актрисе на память. Санька в ярости сгребла все индийские побрякушки, похватала из шкафа тряпки, и, смяв комком, выбросила в мусор. Села на пол, обхватила голову руками и тихонько, жалобно завыла. А вдруг с ним что-то случилось? Вдруг ему больно, он ее зовет, ждет? Давясь рыданиями, Санька вытащила обратно из ведра все свои подарки и бережно разложила обратно по местам. Может, позвонить в милицию? Нет-нет, уже глупости в голове завелись.
Голова совсем распухла, ничего не соображает. Еще мать в душу лезет. Опомнилась, дошло до нее, что у дочери мужчина появился, и давай утюжить: когда ты уже переедешь к нему, когда поженитесь? Ключевой вопрос, конечно, когда переедешь. У мамы тоже мужчина, им надо где-то встречаться. Мужчина-то без жилплощади. Да ведь и мама уже не юная супермодель, прямо скажем. А пожить в свое удовольствие хочется. Санька все это прекрасно понимала, но еще примерно месяц жила ожиданием. В свободные дни обегала привычный уже маршрут их с Валерой прогулок и бассейн. Покупала газеты (кстати, эта привычка так с ней и осталась), звонила в морги и больницы. Решилась-таки позвонить в милицию, узнала, не заявляли ли о пропаже такого-то и такого-то. Получив отрицательный ответ, повесила трубку, когда пошли расспросы. В рабочие дни сидела в палатке допоздна, вглядывалась в темное оконце. Напросилась с Машкой несколько раз по ночным дискотекам. На материнские расспросы отвечала уклончиво, замкнулась в себе. Но прошло время, и Санька поняла, что все, можно больше не ждать. По той или иной причине, но Валера больше не появится. Первый раз в жизни мелькнула предательская мыслишка: ничего не получается в жизни, все как-то криво. Может, того?… Но мыслишка была несерьезная, а вот мама уже на полном серьезе дулась на дочку за то, что та не спешит устраивать свою и, соответственно, ее, мамину, личную жизнь.
После одного непростого домашнего разговора Санька сидела на работе и меланхолично чертила домики на краю газеты (рисовать ей не хотелось с того памятного вечера, когда она придумала монаха-воина). Тус