Я была рада, что Филипп смог помочь, но доступ к реактивному топливу был ранним звоночком растущей проблемы.
Я повернулась к компьютеру, слова «страхование» и «налог» на экране слились воедино. Я скучала по дням с Шекспиром и Остин, с жертвами войны за любовь. Недавно звонила Присцилла, моя старая директриса, и, услышав от нее о своих бывших учениках, я затосковала по дням, когда я с головой погружалась в эссе, анализ связанных тем и разбор Джейн Эйр. Я ценила то, чего достигли мы с Либерти, но мое желание творческого самовыражения явно страдало.
Я набрала номер Филиппа, зная, что звонок пойдет прямо на голосовую почту, которую он включал в такой режим на весь рабочий день. Это было не важно. Мне нравилось слушать его акцент, его веселый баритон, переносящий Филиппа через телефон в мои уши, жаждущие услышать его голос.
– Дорогая.
Когда Филипп произнес это, его голос прозвучал приятной мелодией.
– Я не ожидала, что ты поднимешь трубку.
– Ты прочитала мою записку?
– Это сообщение, Филипп. Никто не называет это запиской. Да, я прочитала.
– Ты не ответила.
Я растворилась в его голосе, похоронив свои прежние дурные предчувствия.
– Я скучаю по тебе, – сказала я пронзительным голосом, изменившимся до неузнаваемости. – Скучаю по нам.
– Я люблю тебя, – сказал он, словно касаясь бархатной нежностью моей кожи.
– Мы не обсуждали свадьбу с тех самых пор, как ты сделал мне предложение…
– Ах, дорогая, даты это формальность. Или ты мне не доверяешь? Выбор даты не меняет того, что у нас есть.
Я вздрогнула отчасти из-за того, как он со мной поступал. Я почувствовала покалывание в венах. Все еще. Даже сейчас. А еще из-за того, что он этого не понимал. Ни после нашего вчерашнего разговора, ни даже после того, как я напомнила ему, что у нас не может быть свадьбы без жениха, что мы не сможем построить дом, если он находится где-то еще. Он не понимал, что, когда я сказала, что скучаю по нему, я действительно скучала. Даже когда Филипп был дома, казалось, что он где-то еще, и я не могла достучаться до него.
Потом он стал что-то говорить. Что-то настолько честное и искреннее, что его слова развеяли мои сомнения. Филипп любил меня, и я любила Филиппа. Я доверилась ему, когда мир оказался ненадежным и отвернулся от меня. Он собирал меня по осколкам. И это были большие острые осколки, которые нужно было снова соединить вместе. Это было настоящим испытанием из-за печали и отчаяния, но он вытащил меня. Он всегда вытаскивал. И эта черная полоса в отношениях была небольшой жертвой ради подлинного счастья, которое мы обрели рядом друг с другом.
– Почему бы нам не пропустить ужин? – сказала я. – Остаться дома. Только мы вдвоем.
И я добавила, понизив голос:
– Я позволю тебе делать то, что ты любишь…
Его дыхание было тяжелым, и я почувствовала, как по моему телу разливается тепло.
– Чарли, дорогая, я бы отдал что угодно, лишь бы оказаться рядом с тобой прямо сейчас.
В телефоне раздались посторонние звуки. Серия гудков.
– Филипп? Где ты?
Он или не слышал, или не понял вопроса.
– Неужели ты не позволишь мне это сделать?
Я растворилась в своих ощущениях, и когда я уже думала, что Филипп отменит ужин с Гусом, он оборвал разговор со словами:
– Моя дорогая, мне нужно бежать. Вернемся к этому плану после ужина.
Глава 10
Июнь 2016 – октябрь 2017, прошлое
Канзас-сити, штат Миссури
и несколько путешествий за границей
Несмотря на наши скрытые раны, Филипп и я безумно полюбили друг друга. Разница в возрасте – десять лет – ничуть не отдаляла нас. Наша общая боль, запрятанная глубоко внутри, представляла собой самую серьезную угрозу. Когда школу закрыли на каникулы, я смогла присоединиться к Филиппу в его поездках по всему миру. Он даже как-то свозил меня и маму в Париж, где побаловал неделей прогулок по музеям и шоппингам. Он никогда не возражал, чтобы она составляла нам компанию, что трогало меня каким-то непонятным образом, и он понимал это, потому что знал меня. Когда наступила осень, и вновь начались занятия в школе, мы стали чаще проводить время врозь, чем вместе. Я это знала, потому что считала дни по календарю. Приезды Филиппа всегда были отмечены красным, цветом страстной любви. Это было время бесконечного балансирования: мы согласовывали расписание выходных, высчитывали временные периоды.
Планы его поездок были запутанными, но мне удавалось пересечься с ним в Сан-Франциско, Бостоне, а однажды и в Нью-Йорке, где мы остановились в чудесном номере с видом на парк. Поскольку я была в Нью-Йорке впервые, Филипп устроил мне полный тур по городу: Статуя свободы, Эмпайр-стейт-билдинг, Таймс-сквер, Центральный парк, по которому мы совершили прогулку в карете, и один из самых превосходных ресторанов в мире. Мы смотрели мюзиклы «Гамильтон» и «Красавица», прогуливались за руку по музеям. Филипп глубоко ценил искусство и давал мне содержательные объяснения редких и прекрасных работ Нью-Йоркского музея современного искусства. В наш последний день мы посетили Национальный мемориал и Музей 11 сентября. Поездка была чудесной, но мы могли находиться и в любом другом месте, и это было тогда неважно. Мы были по уши влюблены друг в друга.
Когда мы не могли быть рядом, наши дни были примечательны звонками среди поздней ночи и его хриплым голосом на рассвете. Когда мы созванивались по «ФейсТайм», он всегда держал камеру так, чтобы я была прямо там, рядом с ним.
Так мы продолжали быть вместе. Филипп, разъезжавший по всему свету, был на одном конце, я в своей раскладной кровати в центре Канзас-сити – на другом.
Когда Филипп попросил меня взять пару дней отпуска в школе, чтобы провести небольшой отпуск в Кабо, я изо всех сил попыталась его отговорить. За исключением праздничных дней, я предпочитала не пропускать занятия. Замена преподавателя сбивала преемственность, что неблагоприятно сказывалось на детях и подаче материала.
Уже наступил апрель, и мы приближались к нашей первой годовщине отношений. Филипп считал, что нам выпал подходящий случай отпраздновать эту дату.
– Мы могли бы отметить ее в Кабо, а потом снова в мае там же.
Мне было приятно, что он помнил о дате, поэтому я и согласилась.
В первый день мы лениво нежились на пляже. Я немного загорела и перепробовала слишком много коктейлей с симпатичными зонтиками.
– Не закрывай глаза, – сказал Филипп, ущипнув меня за руку. – А то все пропустишь.
Солнце погружалось в океан, растворяя свой пламенный оттенок в покрытой рябью воде и напоминая мне о том, что этот идеальный день подходит к концу, чему я совсем не радовалась.
Зазвонил телефон Филиппа, и он ответил, поскольку это была Элиза – его ассистентка, которая беспокоила его только в случае крайней необходимости.
– Не закрывай глаза, – передразнила я его, переворачиваясь на живот и подкладывая руки под голову.
– Соедини меня с ней, – сказал он резким голосом.
В тот светлый, спокойный момент, предшествующий грядущему сну, он потянулся ко мне, и по настойчивому жесту его руки я сразу же поняла, что что-то не так. Неожиданно я услышала в трубке голос мамы.
– Дорогая, я ни за что бы не стала тебя беспокоить, если бы это не было важно…
Ее голос дрожал, и я даже привстала. Солнце медленно садилось за моей спиной.
– Что случилось?
Она рассказала мне, что говорила со своей подругой Милли, сын которой – Том – был врачом.
– Ты помнишь Тома? Я попросила ее узнать у него насчет моих симптомов. Моя кожа выглядит желтоватой. И еще у меня зуд по всему телу. Ты не заметила, что я немного похудела за последнее время?
Я была настолько сосредоточена на Филиппе, что действительно не заметила. «Не закрывай глаза».
– Том сказал Милли, что мне следует перестать принимать мое лекарство от холестерина. Дело может быть в печени, но прошло уже несколько дней и ничего не изменилось. Говорят, что это может занять около недели. Я посмотрела в интернете. Причина либо в этом, либо же это гепатит С. Может ли у человека моего возраста быть гепатит С?
Я ожидала от нее другого слова. Я сделала глубокий вздох, но это не помогло развеять охватившее меня чувство неопределенности.
– Мама, я же просила тебя не читать всякую ерунду в интернете. Это сведет тебя с ума.
– Они дали мне контакты одного человека в Сент-Луке, он друг Тома и врач. Брайан Дойч. Врач. Он сказал, что был знаком с тобой. У вас было свидание после последнего бейсбольного матча в старшей школе. Милли сказала, что он женат, и у него трое детей.
Она болтала дальше, а я абсолютно не помнила этого парня, и не имела никакого желания вспоминать.
– Так вот, завтра я буду у него. У доктора Дойча. Меня записали на несколько тестов… Я хотела, чтобы ты знала…
Филипп потянулся к телефону и сказал маме, что если ей что-нибудь будет нужно, то он обо всем позаботится. Он знает лучших врачей мира.
– Вам не о чем беспокоиться, Кэтрин. Мы с Чарли будем рядом с вами на каждом шагу.
Реакция Филиппа на болезнь моей матери дала мне представление о жизни, в которую я вхожу.
– Давай вернемся, – сказал он, как если бы это был его дом. – Ей не следует проходить через все это одной.
Если Филипп хотел вернуться, это было не к добру. Солнце исчезло с небосклона, и я продрогла до костей.
– Да, – я повернулась к нему, охваченная легким разочарованием. – Давай вернемся.
Через два часа мы сели в маленький самолет – кошмар клаустрофоба. Я не смыкала глаз весь полет, завершившийся в частном аэропорту в пригороде Канзас-Сити.
Когда мы добрались до больницы, серия анализов и холодные залы ожидания, тихие молитвы и приступы плача подтвердили серьезность болезни моей матери. Филиппу пришлось поддерживать меня, когда мое тело совсем обмякло. Замысловатый рентгеновский аппарат подтвердил именно то, что я не хотела знать.
У мамы было образование на головке поджелудочной железы. Биопсия подтвердила, что это была раковая опухоль.