– Боже, как прекрасно она выглядела в ту ночь. Как прекрасно. Она вымыла волосы и позволила высушить их теплому летнему ветру… Этот запах…
Он глотнул еще вина, и румянец окрасил его щеки.
– Мы шли домой. Было лето… По выходным на улицах Нью-Йорка становится меньше людей. Мы не обращали внимания на мир вокруг нас. Наш ресторан был на пике популярности. Он даже был номинирован на премию Джеймса Берда. Мы собирались родить еще одного ребенка… Она свернула за угол… Это случилось так быстро…
Я зажала рот ладонью.
Слезы катились из его глаз, и он не издавал ни звука. По его лицу стекало само горе.
– Джимми проснулся, а ее больше не было. Он сомкнул глаза, не зная, что, когда откроет их снова, его жизнь никогда не будет прежней.
Безмолвная печаль, промелькнув на его лице, тут же сменилась болью.
– Этому нет никакого объяснения. Нет ни единой причины, по который Джимми должен был потерять мать. Она была тем человеком, которому предстояло любить его всю жизнь. Как он будет жить без нее?
Я даже не попыталась объяснить это.
– Хотела бы я знать ответ…
– Мне не следует обременять тебя этим, – опомнился он, вытирая лицо.
– Все в порядке, – сказала я, протягивая руку, чтобы он понял, что мне не все равно. – Я провела столько лет, избегая своей боли… иногда неплохо поговорить о ней. Нам нужно говорить о своей боли. Это единственный способ переступить через нее и двигаться дальше.
– Это больно, – прошептал он.
– Я знаю.
Он опустил руку, и мне было стыдно за то, как я хотела обнять его, этого человека, которого я едва знала.
– Тебе повезло обрести любовь, Шарлотта. Филипп – хороший человек.
– Мы с Филиппом заботимся о тебе, Бен. Мы всегда рядом, и ты это знаешь.
Он полез в задний карман и вытащил потрепанный конверт.
Он был сложен пополам и испачкан. Наши взгляды встретились, и стена между нами начала таять.
– Ты можешь кое-что для меня сделать?
– Все, что угодно.
Он отдал мне конверт.
– Это от него… от того человека… того, кто это сделал.
Бен неделями сидел с этим письмом. Должно быть, было очень мучительно получить такое письмо. Но даже весь спектр эмоций, которые так много значили для него, никогда не смог бы вернуть его жену.
– Бен, я не тот человек, которому следует это читать.
– Разве здесь есть кто-то еще?
Это звучало очень похоже на комплимент, но на самом деле им не было.
Я заглянула ему в глаза.
– Я не уверена, что смогу…
Я попыталась освободиться, но его взгляд буквально пригвоздил меня к месту.
– Пожалуйста, Шарлотта, сделай это ради меня.
Я потрогала конверт, стараясь не повредить его содержимое. Бумага была разлинована так же, как та, на которой Джимми делал свою домашнюю работу. Почерк был грязным и трудночитаемым.
– Начинай, – сказал Бен.
Я откашлялась и стала читать вслух.
Мистер Бен,
В моем сердце нет ничего кроме боли за вас. Как и в любой другой вечер, я ехал на машине по Амстердаму.
Тот же маршрут, те же клиенты. Я всегда смотрю на пешеходов и другие машины. На детские коляски. На бегунов.
На велосипедистов. В городе всегда столько движения, что за ним сложно уследить. Но у меня получалось. В течение многих лет мне удавалось обходиться без происшествий. До той ночи.
Мистер Бен, у меня жена и две дочери.
Я разочаровал их самым ужасным образом, каким только можно разочаровать близких. Я должен был стать для них маяком, тем, кто ведет их сквозь тьму. А стал тьмой. Я показал им жизнь без света. Я буду жить с этим до конца своих дней.
Более того, мистер Бен, я буду жить с тем, что сделал с вами и вашим сыном. У меня в спальне есть фотография вас троих. Я вырезал ее из газеты. Каждый божий день я обращаюсь к вашим лицам. Прошу у вас прощения, а еще разговариваю. Говорю Сари (надеюсь, вы не возражаете, что я называю ее по имени), говорю ей, какой у нее красивый мальчик. Я говорю с вами. Делюсь с вами своими мыслями о жизни. Об искуплении.
Я молюсь каждый божий день, чтобы вы нашли не кого-то, кто заменит Сари, но того, кто поможет облегчить бремя и боль ее потери. Ее никогда не заменить.
Я забрал ее у вас и буду жить с этим всю оставшуюся жизнь.
Мальчик, Джеймс. Вы зовете его Джим или Джимми? Однажды утром я наблюдал за вами двоими на кладбище. Вы не знали, что я был там. Мне показалось, я слышал, как вы назвали его Джимми. Ему идет это имя. Он выглядел, как взрослый мужчина в теле мальчика. Я причинил ему боль и страдания, из-за которых он слишком быстро повзрослел. Это из-за меня. Как только вы ушли, я возложил цветы на могилу Сари. С тех пор я делаю это каждое воскресенье и буду делать это до конца своей жизни.
Я не прошу твоего прощения или жалости. Мне достаточно того, что уже есть.
Я ехал домой к жене и двум дочкам.
Я никуда не торопился.
Я любовался высокими зданиями с их светящимися огнями, городом, спокойным и неторопливым, несмотря на гнетущую жару.
Я и предположить не мог, что произойдет дальше.
Она вышла на проезжую часть. Я посмотрел вверх. Свет был зеленым. Почему она пошла? Я нажал на тормоза, но было слишком поздно. Вы знаете, каждый день я жалею, что у меня не такая хорошая реакция. Как бы я хотел заметить ее раньше и успеть остановиться. Как бы хотел затормозить хотя бы на несколько дюймов быстрее. Все, что угодно, лишь бы изменить жестокий поворот судьбы.
Мистер Бен, я смотрю на Сари каждую ночь, когда ложусь спать. Меня преследует мысль, что я мог что-то сделать, чтобы остановить эту трагедию. Опять же, я не прошу вашей жалости. Вовсе нет. Я говорю вам от всего сердца, что, если бы я мог что-то изменить, я бы это сделал. Она была красивой улыбающейся девушкой. Она сделала этот роковой шаг с любовью в глазах, потому что она думала о вас, когда наши пути пересеклись.
Она смотрела на вас.
С моими глубочайшими соболезнованиями,
Аашиш Камлани
Бен сидел, закрыв лицо руками – я положила письмо на стул.
– Я ненавижу этого человека, – процедил Бен, еще глубже зарываясь лицом в ладони.
Я положила руку ему на плечо и стала успокаивать его, мягко поглаживая. Тело Бена показалось мне жестким и напряженным, не было никаких признаков смягчения. Индийское имя «Аашиш[12]» означает «благословение». Я знала это, потому что однажды на занятиях мы читали книгу об одной индийской семье, переживающей трагедию. К концу романа у родителей родился сын. Они назвали его Аашиш. Бен едва ли когда-нибудь сочтет имя своего злого демона благословением, хотя, возможно, его слова могли бы помочь Бену простить и исцелиться.
– Я знаю, – сказала я.
Он поднял голову.
– Спасибо, что сделала это для меня, Шарлотта. Ты хороший друг.
Мы смотрели друг на друга. Наши лица почти касались друг друга, и тишину нарушал только шелест деревьев на ветру и звук, с которым включался и выключался насос бассейна. Булькающий шум волнами пронизывал воздух. Бен молча наблюдал за мной.
Он перехватил мой взгляд и не давал мне отвести глаза.
В тот момент рядом с Беном я почувствовала, как одиночество тает и отступает. Бушующая волна возвращается в море. Это сбивало меня с толку, было в этом нечто неправильное, но я терпеливо ждала, потому что знала, что стою на пороге чего-то, чего не могу понять. Пока не могу.
– А ты красивая, Шарлотта.
Я покраснела, совсем не чувствуя себя красивой. Его глаза были грустными и умоляющими.
– Я не понимаю, что говорю. Но эти слова, они искренние. Ты такая красивая.
– Ты пьян, Бен. И еще расстроен.
– Я знаю.
Мы сидели лицом к лицу. Я подумала о Филиппе и о том, как далеко он был.
И я осознала, что именно меня гложет, и это было не расстояние. Это было совсем другое. Почему я не делилась этим с Филиппом? Почему существовала эта огромная часть меня, которую он не знал, и почему я не хотела ему об этом рассказывать?
Я подумала о Бене и о том, как прискорбно, что такой добрый человек, как он, оставался один. И когда он наклонился ко мне, я не отстранилась.
Его дыхание было так близко, что согревало мою щеку, и из его горла вырвался звук, в котором прозвучало что-то очень похожее на желание. Он замер в нерешительности, а затем я почувствовала, как его губы, мягкие как перышко, прикоснулись к моим мягко и совсем не навязчиво, приоткрываясь и словно приглашая меня. Я не остановила его. Его руки потянулись ко мне, прижимая меня ближе. Я почувствовала легкое волнение, его прикосновение разбудило меня, вдохнуло жизнь в пустое пространство, жаждавшее прикосновений. Я сдалась. Я сказала себе, что делаю это ради него. Что исцеляю и возвращаю к жизни его сердце.
Я никогда не забуду, что это он отступил первым. Он, а не я. Факт, который заставлял меня испытывать муки вины, и эти муки я испытывала в течение нескольких дней.
– О боже, Шарлотта.
Он вскинул руки и закрыл ими лицо.
– Все в порядке, – успокоила я его, хотя это было не так.
– Филипп – мой друг.
Я попыталась свести все к чему-то другому.
– Ты один. Тебе одиноко, и это не то, чем кажется.
Но это я была одна и одинока. Это я падала в пропасть, не в силах выбраться. Наша связь не должна была что-то значить для меня. Не должна была меня радовать. Но она радовала, и я пришла в ужас.
– Ты права, – произнес Бен, хотя в его голосе не было уверенности. – Это было ошибкой.
Я нервно вздохнула, ощущая, как по телу пробежался холодок тревожного предчувствия.
Глава 20
Апрель 2018, прошлое
Исламорада, штат Флорида
Я могла поклясться, что слышала, как Филипп сказал, что сейчас самое подходящее время. Но для чего? Я почти не слушала его, купаясь в тепле окружающих нас людей и разглядывая сидящих за столом. Я чувствовала себя такой счастливой и такой везучей: быть любимой кем-то с таким щедрым сердцем и найти кого-то, кто разделяет мои мечты. И когда я, наконец, очнулась, то заметила, что все присутствующие за столом притихли. Несмотря на жару, по моим ногам пробежал легкий холодок. Все взгляды были прикованы ко мне и Филиппу.