– Я побывала везде, куда мне было нужно попасть, – ответила я. – В местах, где ты никогда не был… тебе не понять…
Конечно, я имела в виду книги, истории. Благодаря ним я чувствовала себя живой, они переносили меня в любую точку мира – на такие расстояния, которые сравнимы только с глубинами жизни, которые я стала понимать лишь недавно.
– Тебе не обязательно переноситься куда-либо физически, чтобы почувствовать что-нибудь волшебное.
Выражение лица Филиппа изменилось, как будто он впервые увидел меня.
– А ты интересная, Шарлотта. Чем ты занимаешься, когда не очаровываешь немолодых мужчин в самолетах?
Конечно, он не был таким уж немолодым, но он определенно был старше меня. Его влажные волосы начали подсыхать, и на золотистых прядях проявилась легкая седина. Мне недавно исполнилось тридцать. Ему же могло быть сорок, а может и больше.
– Надеюсь, что очаровываю учеников старших классов на уроках английского, – ответила я. – Фильм снят по книге, которую мы с ними читаем. Одна из моих учениц выдвинула блестящую теорию о желании обладать тем, чего в принципе не можешь получить.
Вместо того чтобы потерять интерес, он стал забрасывать меня вопросами:
– И в чем ее суть, по-твоему?
– Запретный плод, – ответила я, – Такова человеческая природа. Когда нам говорят, что мы не можем что-то получить, наше желание только возрастает.
– Так ли это ужасно? – спросил Филипп, подзывая Энн, чтобы заказать нам еще по напитку. – Я принял несколько очень разумных деловых решений, когда мне говорили, что мне чего-то не заполучить. Мне кажется, что для одних это имеет благоприятные результаты, а для других может обернуться чем-то плохим. Думаю, моя жена была бы не очень рада услышать, что твое пристальное внимание ко мне в самолете было вызвано тем, что ты не можешь меня заполучить.
Парни вроде Филиппа были предсказуемы. Я знала несколько таких ребят – уверенные до самодовольства, обаятельные и словоохотливые, поэтому я даже не удивилась.
На его пальце не было кольца, хотя это никогда ничего не значило. Он смотрел пристально, будто видел меня насквозь, и я почувствовала, что где-то в глубине души немного расстроилась.
– Все в порядке, – сказал он утешающим шепотом, приблизив губы к моему уху.
– Я просто проверял твою гипотезу. Сейчас я свободен. Сработало? – добавил он.
Это было забавно. Филипп показался мне весьма занятным. Подошла Энн с вином для меня, бурбоном для Филиппа и пакетиками орешков.
Я сказала, что у меня аллергия на орехи и протянула пакетик обратно. Я понимала, что не стоило больше пить. Компания Филиппа уж слишком начала мне нравиться, но мы все равно соприкоснулись бокалами.
– Расскажи мне, как раскрывается теория запретной любви в этом фильме с красоткой?
Я посмотрела на экран и на прекрасную пару на нем. Несчастные возлюбленные.
– Синдром богатой девушки и бедного парня. Мама и папа не одобряют их связи. Назревает драма. Сопротивление. И к моменту, когда они наконец вместе, у них уже накопилось столько нереализованных чувств, столько дофамина… что это как наркотик… все заканчивается эйфорией… и это приносит несравнимо больше удовлетворения, чем в случае, когда парень встречает девушку, они влюбляются и живут долго и счастливо. Борьба, конфликт, настоящие чувства… и вот тогда это действительно счастливый конец.
– Но ты говоришь мне, что их любовь не настоящая, а просто передозировка дофамина? Эти два чудесных создания, – он снова указал на мой экран, – Когда они наконец будут вместе, все разрушится?
Его любопытство льстило мне. Большинству мужчин подобные теории казались по-детски наивными и скучными.
– Не всегда, – сказала я, – К тому же, все переоценивают хрестоматийные «долго и счастливо». Это все очень запутанно.
Он посмотрел на часы и произнес:
– У нас полно времени.
– Я думаю, дело вот в чем, – поправила я себя, – Мысль, к которой подводит моя ученица, в том, что определенное начало вызывает преувеличенные, сбивающие с толку чувства, и, хоть и не всегда, но бывает следующее. Когда возлюбленные наконец вместе, они забывают, почему они вообще стремились друг к другу.
Он внимательно смотрел на меня.
– Подобное стремление может оставить человека очень одиноким и раздосадованным.
– Ты одинока и раздосадована, Шарлотта?
Я повернула голову к бескрайним облакам за иллюминатором, но его пальцы коснулись моего подбородка, и вот я уже смотрела в его глаза, говорящие без слов.
– Если ты спрашиваешь о том, в отношениях ли я, – сказала я, чувствуя всю настойчивость его прикосновений, – То я избегаю подобных обязательств. Мне вполне достаточно шести классов подростков пять дней в неделю.
Он отпустил мой подбородок, и мой взгляд упал на пластиковый стаканчик. Я провела кончиками пальцев по его краю.
– Знаешь, люди одиноки не потому, что они одни. Это потому, что они рядом не с теми людьми.
– Отношения! – протянул он, допив свой напиток и бросив на язык кубик льда. – Проклятье всей моей жизни. Если следовать твоему рассуждению, то все хорошее довольно быстро сменяется полным разочарованием.
– Я не очень хорошо умею встречаться на современный лад, – добавил он, с треском раскусив кубик льда. – Можешь спросить у моей бывшей жены, Наташи. Храни ее Господь! У нее было ангельское терпение. Неужели все увлечения обречены на провал? Ты веришь в это?
– Я этого не говорила, – напомнила я ему. – Ты цитируешь сейчас Стефани Липпман. Старшеклассницу, у которой каждую неделю новый парень.
– Но ты все же в это веришь? – спросил он снова.
Я выдержала паузу. В голове всплыл образ моего отца, пересекающего дорогу и садящегося в машину, чтобы больше в моей жизни не появиться.
– Я не знаю, во что верю.
– Но во что-то же ты должна верить.
Я посмотрела на него:
– А ты во что веришь?
Он ни на секунду не замешкался:
– Во многое. Не вера, а организованный культ – корень разногласий. Люди могут удивлять других, но далеко не все. Любовь – предвестник ненависти.
– Цинично. И никакого пессимизма.
– А как насчет тебя?
– Ожидания, – сказала я. – Реалистичные. Верю в пользу неподчинения, но все это приманка в виде хорошей истории.
– А из того, как мы познакомились, могла бы выйти чудесная история, не так ли? – спросил Филипп.
– Возможно.
– Реальная жизнь разочаровывает, – сказал он. – Ты ведь поэтому и уходишь с головой в эти фильмы?
– Книга всегда лучше. Безграничный полет фантазии. Мы сами выбираем, что увидим… людей и места.
– Расскажи мне об одном месте. Что за город Канзас-сити?
– Он сильно протяжен с севера на юг и очень узок с востока на запад. Центр города – это настоящая паутина дорог… Это город фонтанов, и кроме Роялсов[1], которые победили в мировом чемпионате 2015 года, все наши команды, как правило, продували. Но зато именно у нас изобрели «хэппи мил[2]».
– О, этот щебет. Ты очаровательна, Шарлотта.
Признаться, я всегда так разговаривала, когда нервничала.
– Теперь я хотел бы услышать о твоем Канзас-сити. Что прелестного находишь в нем лично ты?
Он произнес слово «прелестный» так, будто звук «л» был пуховым одеялом.
– Стэйк и Ламар Донатс, – ответила я без колебаний. – Эрнест Хемингуэй начинал свою карьеру в газете «Канзас Сити Стар». Говорят, он спал в ванной отеля Мюлебах, который сейчас стал частью отеля Мариотт в центре.
Лицо Филиппа ничего не выражало, и я не могла определить, был ли он заинтересован или скучал.
– Ты увиливаешь, дорогая. Но ты не можешь увильнуть от мастера увиливания.
– Там живет моя мама, – сказала я наконец, не договаривая печальную часть этой истории. – Мы очень близки. И у меня никогда не было другого дома.
Филипп даже вытянул шею:
– Дом. Это такое изменчивое понятие.
Затем, опустив подбородок, он поймал мой взгляд:
– Говорят, что дом находится в сердце. Быть дома – значит быть с людьми, которых любишь.
– Я верю, что это так.
– Только почему сердце всегда разбивается первым?
У меня захватило дыхание от его мудрости, и трепет, возникший в груди, навел на мысль, что, возможно, между нами было гораздо больше общего, чем мы предполагали.
Когда мы выходили из самолета, он спросил мою фамилию.
– Майерс. Шарлотта Майерс, – охотно сказала я.
Я знала, что Филипп приехал в город на несколько дней для деловых встреч, и что у него был номер в «Рафаэле» в миле от моей квартиры в Вестпорте. Я ожидала, что он сейчас побежит впереди меня к месту выдачи багажа, но он остался со мной, и мы пристально рассматривали друг друга.
– Какой чудесный цвет у твоей одежды, – сказал он. Мне пришлось бросить взгляд на свою одежду, чтобы вспомнить, что она была бледно-голубой.
– Он так восхитительно подходит под цвет твоих глаз. Но, Шарлотта, как утонченно ты бы выглядела в черном. Просто обворожительно.
Я покраснела от его комплимента. В этом было некоторое очарование – встретить кого-то в самолете и провести вместе короткое мгновение, зная, что ваши пути, возможно, никогда больше не пересекутся. И тем не менее, когда мы разошлись при получении багажа, он пошел к джентльмену с табличкой «Филипп Стаффорд», а я к желтому такси у обочины и Филипп остановил меня до того, как дверца такси захлопнулась.
– Вот, – сказал он, передавая мне визитку. – На случай, если тебе вдруг захочется снова обсудить теории своих учеников.
Глава 3
Июль 2018 года, настоящее время
Исламорада, штат Флорида
Мы направлялись в больницу Мариньерс, и вокруг нас во всей красе разворачивался город. Городок Флорида-Кис представлял собой участок островов, омываемых Мексиканским заливом и Атлантическим океаном и соединенных с континентом множеством мостов. За стеклами машины скорой помощи раскинулась нетронутая природа островов с теплыми морскими берегами и великолепными видами, однако мы находились в замкнутом пространстве с искусственным освещением и холодным кондиционированным воздухом.