Бен был приветливым и вежливым. Тот уязвимый Бен, который нуждался во мне, исчез. Больше не было двух людей, нуждавшихся друг в друге, и, может быть, поэтому мы вернулись в свои защитные скафандры, играя в эту игру, в то время как в воздухе витали сильные эмоции. У нас хорошо получалось притворяться, делать вид, что ничего не произошло. И на какое-то время мне удалось себя в этом убедить.
Когда Филипп вернулся домой, в нашем первом поцелуе я почти ощутила вкус предательства, но стоило ему жадно приоткрыть губы, как я проскользнула внутрь разумом и телом. Я забыла, что мои губы касались кого-то еще, что мои эмоции когда-то взяли надо мной верх.
Избегать Бена было равносильно признанию, что я согрешила, что внутри нас посадили какой-то крошечный росток, который мог превратиться в нечто большее. Поэтому я составляла Филиппу и Бену компанию за ужином, ведь Филипп и Бен были друзьями. Никаких Бена и Чарли не было сейчас и вообще никогда не было. Мой мозг обманул меня и заставил почувствовать то, чего не было, и я спрятала эту злополучную ошибку, поместила ее в клетку и предала забвению. Пока Бен приносил наши любимые блюда, мы сидели за столиком и любовались закатом над заливом. Вспышка страсти между нами была в прошлом, и я научилась получать удовольствие от того, что он готовил еду так, будто мы были единственными посетителями. Он всегда знал, чем я хотела полакомиться – болоньезе из баранины, салат «Цезарь» с анчоусами, тунец с приправленными овощами. Для Санни у него всегда была наготове кастрюлька со свежей курицей и белым рисом. Наши порции всегда были щедрыми, а бокалы полными. Насколько бы ни был загружен ресторан, Бен уделял нам особое внимание.
Со временем мои отношения с Беном превратились в дружеские. Филипп стал тем самым клеем, что соединял нас. Он был живым напоминанием о том, почему мы стали друзьями, и позже это стало нашим оправданием. В те вечера Джимми приходил, чтобы просто побыть с нами. Он отправлялся вместе с Санни гулять по песчаному пляжу, охотясь за ракушками, а затем Джимми и я ели ванильное мороженое, щедро посыпанное разноцветным драже, если только это был не лечебный день.
В то время мы были словно одна семья – Филипп, Бен, Джимми и я.
Мы делали все то, что так любят делать вместе члены одной семьи. Брали напрокат гидроцикл, посещали Океанариум в Майами и ели чертовски много мороженого.
А когда Филипп снова уехал, я составляла компанию Джимми и Бену. Театр у моря, каякинг и еще больше мороженого.
К тому времени напряжение между нами исчезло, и мы с Беном смеялись за бокалом вина и ели в парке фруктовый лед со вкусом лайма. Мы часами болтали о нашем детстве, о пережитых потерях и параллелях между управлением работой кухни и руководством над классом.
– Ты скучаешь по своим ученикам, – сказал он.
– Да, скучаю.
– Я сам не был прилежным учеником, но уверен, что ты оказала огромное влияние на жизни этих детей.
Как же я скучала по тем дням!
– Это было взаимно.
Либерти иногда дразнилась, говоря, что Бен явно влюблен в меня. Я шикала на нее, а сама позволяла этой идее витать в воздухе, наполняя меня мыслями из разряда «а что, если бы». Я возвращалась в наш пустой дом и задавалась одним вопросом. Если бы мы встретились при других обстоятельствах, могло бы все сложиться иначе? А утром я приветствовала Филиппа в «ФейсТайме» и прощала себя за этот вопрос.
Иногда Филипп звонил мне, когда мы сидели за общим столом, и я слышала в его голосе радость от того, что он знал – Бен заботится обо мне.
В том, что касалось отношений, Либерти верила в пересекающиеся круги.
– Один человек никогда не сможет удовлетворить все твои потребности. Ты это центр окружности, и с ним у тебя просто большая площадь пересечения.
Я спорила с ней по поводу этого заключения, веря в любовь. Одну-единственную и настоящую.
Каким бы все это ни было невинным, и какой бы сильной ни была степень моего отрицания, я знала, что должна держаться подальше от Бена. Это было так же ясно, как сияющая в небе луна. И вот в чем мне было стыдно признаться: я не знала, как это сделать.
Однажды в субботу он позвонил и пригласил меня пойти в кино с ним и Джимми. Мальчик сидел между нами, и я то и дело отрывала взгляд от актеров и задерживала его на профиле Бена. Вот чем мне запомнился тот вечер – я чувствовала себя удивительно спокойно, зная, что он был рядом.
После фильма Джимми случайно встретил своего друга и стал просить разрешения пойти к нему в гости этим вечером и остаться переночевать. Отец друга убеждал нас, что с Джимми все будет в порядке. Бен посмотрел на меня, и я повторила, что все будет хорошо.
– Ему это пойдет на пользу.
Я слышала, как другой мальчик сказал Джимми:
– Твоя мама такая милая.
И я покраснела. Покраснела, потому что Бен тоже это слышал, и никто из нас не поправил мальчика.
Погода налаживалась, и пасмурное утро уступило место яркому и солнечному полудню.
– Я подброшу тебя домой, Шарлотта. У меня назначено несколько встреч на Литл-Палм-Айленд.
– Это где?
– Примерно в часе езды. Ты никогда там не была?
Я не бывала там.
– На остров можно попасть только на лодке. Там красиво. Ни сотовых телефонов, ни телевизоров.
Я рассмеялась:
– Это объясняет, почему Филипп никогда не возил меня туда.
Бен повернулся ко мне.
– Почему бы тебе не поехать со мной?
– Я не могу.
Я осознавала, что мой отказ вызван причиной очень личной.
– Почему нет?
Я тянула время. У меня была тысяча формальных причин, почему мне не стоит ехать с ним, но и их я не хотела озвучивать Бену. Филипп должен был вернуться в тот же вечер, а райский пляж без телефона не казался мне таким заманчивым.
– Просто поехали, – позвал Бен.
И я не ответила «Да», но также и не сказала «Нет», позволив Бену увлечь себя.
Поскольку на острове не было телефонной связи, я позвонила Филиппу, чтобы сообщить ему, где я буду. На четвертом гудке он ответил тихим и неразборчивым голосом.
– Я тебя разбудила?
На заднем фоне раздавались размеренные гудки, которые показались мне странно знакомыми.
– Филипп, где ты находишься?
– Извини, я вынужден говорить шепотом. Я на церемонии открытия нового больничного крыла в Атланте.
– Я думала, ты в Нью-Йорке, – растерянно сказала я.
Он послал мне воздушный поцелуй и сказал, что должен выключить телефон.
– Я люблю тебя, Чарли.
И он отключился.
Бен спросил, все ли в порядке, но у меня не было ответа на этот вопрос.
– Я думала, он в Нью-Йорке, а он в Атланте.
Такое случалось все чаще, и я сделала себе мысленную заметку, что нужно позвонить Элизе и уточнить маршрут Филиппа.
Большую часть дороги до Литл-Палм-Айленда мы молчали. Я прижалась носом к окну и наблюдала, как вдалеке то и дело мелькал океан. «Прокат гидроциклов». «Мир ракушек». «Лучшие пироги с лаймом во Флорида-Кис».
– Представляешь, в одном этом районе Кис больше магазинов для дайвинга, чем во всей стране, – сказала я. – Думаешь, неподтвержденный факт в духе Филиппа?
– Сари и я прошли сертификацию вместе, – произнес Бен тихим голосом. – На Гавайях.
Я взглянула ему в глаза:
– Я тебя расстроила?
– Все в порядке, Шарлотта. Делать вид, будто ее никогда не было, это еще хуже.
– Но я не хочу тебя расстраивать.
Он отвел взгляд от дороги и посмотрел в мою сторону.
– Ты сама поймешь, если расстроишь меня. Ты уже говорила со своим отцом?
– Нет. Он звонил. Я не брала трубку. Он не оставляет сообщений, а я не знаю, что ему сказать.
Задавая вопросы вслух, я смотрела в окно в поисках ответов.
– Он хочет, чтобы я его простила? Как я могу его простить? Как ты думаешь, что такого он может сказать мне, чтобы загладить вину за годы отсутствия?
Бен думал об этом. Размышлял, как вообще какой-либо родитель может просто взять и уйти от ребенка, поднять якорь и бросить его где-то в другом месте. Это было противоестественно, но, увы, это произошло.
– Я не из тех, кто выступает за всепрощение, – начал он.
– Это совершенно разные вещи.
– Позволь мне закончить. Я много думал о письме.
Я рада была слышать это.
– Когда в жизни случаются неожиданности, тебе приходится принимать важные решения. Ты можешь оставаться злой и опустошенной, а можешь двигаться в направлении спокойствия. Это выбор между жизнью и смертью. Выбери путь, который даст тебе возможность почувствовать себя живой.
– Я уже так долго жила без него.
Он посмотрел на меня с глубоким и искреннем сочувствием в глазах.
– Тогда позволь ему стать частью следующей главы своей жизни.
Литл-Палм-Айленд был настолько изумительным, что в каком-то смысле даже показался ненастоящим.
Небольшая лодка доставила нас на уединенный остров, окруженный бирюзовым океаном. Белоснежный пляж был усеян пальмами, а среди тропических цветов острова прятались бунгало с соломенными крышами (без телефонов и телевизоров!). Но истинное очарование острова заключалось в его естественной красоте: умиротворяющая тишина, скачущий по песку рифовый олень, обед под ослепительным небом за пляжным столиком на двоих.
Персонал поприветствовал Бена и его гостью, предлагая нам воспользоваться многочисленными удобствами острова. Пока Бен участвовал в собраниях, я нашла подвешенный на деревьях гамак с видом на океан и устроилась в нем с книгой. Легкий ветерок отгонял жару, и в какой-то момент я закрыла глаза и уснула.
Меня разбудило нежное прикосновение лепестка цветка к моей руке.
– Можно к тебе присоединиться?
Я подвинулась, и Бен забрался в гамак, оказавшись рядом со мной.
– Мне здесь нравится, – сказала я ему.
– Я знал, что это место придется тебе по душе.
Природа острова была такой чарующей, что нам не хотелось разговаривать.
Вместо этого мы смотрели на океан и на летающих над нашими головами птиц. Подошел официант и предложил нам выпить. Чем больше мы лежали в тишине, тем ближе я становилась к Бену.