– У меня плохое предчувствие, – ответил Бен. – Предсказывают непростой месяц.
– Ты принял какие-нибудь меры предосторожности в отношении собственности? – поинтересовался Филипп.
Этот разговор вызвал у меня беспокойство. Я слышала об опасных штормах, проходящих через южный коридор, а еще на какое-то время у меня в памяти отпечатался рассказ Либерти о скелетах, которых выбрасывало на берег волнами.
Я понятия не имела, как подготовиться к урагану или штормовому приливу. Я напряглась, и Филипп это заметил.
– Не волнуйся, Чарли, именно поэтому дом и приподнят над землей. На окнах в порядке вещей предусмотрены хорошие штормовые жалюзи.
– Разве большая часть Кис не находится в зоне эвакуации? – спросила Клаудия.
– Находится, – ответил Бен. – И потому выбраться отсюда в шторм чертовски сложно. Если что-нибудь наподобие Ирмы…
Я уперлась пальцами ног в песок. Худшее, что я могла себе представить, это то, что Филипп будет в отъезде, и мне придется самой заботиться о доме и в случае чего уйти оттуда, взяв с собой Санни. Одной.
– Дорогая, расслабься. – Он нежно сжал мою руку. – Все будет хорошо. Ты знаешь, что у меня есть люди, которые помогут по дому и отвезут тебя и Санни в безопасное место, даже в чрезвычайной ситуации.
И он недвусмысленно посмотрел на Бена.
– К тому же, мой хороший друг не допустит, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Правда, Бен?
Бен кивнул, и вместо того, чтобы успокоиться, я почувствовала себя только хуже.
Я вдруг осознала, что сегодня за нашим столиком сидела капризная девчонка – и это была я. Как ни старалась, я не могла взять себя в руки. Я не хотела оставаться одна в преддверии надвигающегося шторма и не хотела, чтобы именно Бену пришлось обо мне заботиться. Эта мысль пугала меня, потому что я знала, что здесь будет бушевать не только шторм, несущийся к нам через Малые Антильские острова, но и нешуточные чувства.
Я почувствовала, как уже набирает силу пронизывающий шквал ветра, который не замедлил заявить о своем присутствии: небеса разверзлись и полил сильный дождь. Природа словно отвечала на настроение за нашим столиком – еще бы, такая смесь темпераментов и температур!
Десятки гостей бросились под крышу, а Бен оказался в самой гуще событий, помогая с зонтиками, пока выдвигался автоматический навес. Клаудия последовала за Филиппом, который остановился, чтобы помочь пожилой паре, а я осталась сидеть за столиком, промокшая и не в силах пошевелиться.
Бен оказался ко мне ближе остальных.
– Вставай, Шарлотта.
Я отмахнулась от него.
– Я в порядке.
Филипп чуть ли не нес на руках пожилую женщину, помогая ей перебраться в укрытие. Он закричал мне из-под навеса:
– Ну же, Чарли, идем!
Но я сидела, погрузив ноги в песок. Мой комбинезон совсем промок. Он был белым и просвечивался, но мне было все равно. Бен отвел взгляд, сорвал скатерть со стола и накинул мне на плечи.
– Не будь такой упрямой.
Из-за проливного дождя было трудно разглядеть, что творится вокруг, но еще труднее было разобрать, что происходит внутри меня. Конечно, я винила Филиппа, но отношения – это улица с двусторонним движением, и все, что привело к этому моменту, зависело и от меня. Бен взял меня за руку и поднял со стула. Дрожа, я последовала за ним к тому месту, где Филипп присматривал за женщиной и ее мужем, шутя о ненастье. Прибывающей толпой мы были прижаты друг к другу. Плечо Филиппа упиралось в мое, но спиной я ощущала близость Бена. Клаудия тоже теснилась рядом. Капли дождя на ее лице придавали ей особенно свежий вид.
Я услышала, как она шепнула Бену на ухо:
– Надеюсь, мы еще увидимся.
И я расслышала его ответ: «Обязательно».
Глава 24
Сентябрь 2018 года
После ужина с Клаудией и Беном две недели подряд лило как из ведра, и я восприняла это как плохой знак. Словно боги кого-то оплакивали. Меня. Нас. Планы на свадьбу маячили где-то слишком далеко, наше будущее выглядело унылым. Напряжение дало о себе знать, и начались первые ссоры.
Я окончательно влюбилась в Филиппа, прекрасно понимая, на что подписываюсь. Мы встретились в самолете – сам этот факт, как нельзя лучше, говорил о том, кого из себя представлял Филипп и какую форму рано или поздно обретет наша любовь. И каждый раз, когда я злилась и разговор заканчивался ссорой, он присылал мне рукописные письма или букеты моих любимых цветов. Иногда он мог прислать мне что-то дорогое из одежды с запиской: «Надеюсь, ты наденешь это, когда я вернусь». Его слова были красивыми и простыми, и в наших отношениях неизменно присутствовала любовь. Но кто в них отсутствовал, так это сам Филипп – в этом-то и была проблема. Даже когда он находился совсем рядом, мы мыслями были далеко друг от друга. Мы не обсуждали важные для нашей жизни моменты, дела. Мы по инерции двигались дальше, как будто всегда будет завтра, двигались, упуская настоящее. В глубине души меня мучило чувство вины. Я понимала, что это неправильно: быть помолвленной с одним мужчиной и тосковать по другому, но все отговорки уже начинали утомлять. У меня был выбор. Выбор есть всегда.
К тому времени Клаудия и Бен стали встречаться уже регулярно, но пока без обязательств. Она приезжала из Майами по выходным и останавливалась в отеле «Морингс». Я видела их в ресторане и улыбалась, отмечая одинаковые бейсбольные кепки, которые они недавно купили на игре «Долфинс». Я завидовала тому, как они обменивались шутками, понятными только им двоим. Бен имел полное право встречаться с кем-нибудь еще. Я лишь хотела, чтобы это меня так не беспокоило. Впрочем, иногда мне было интересно, на кого я злюсь.
На Филиппа или Бена? Или на саму себя?
Когда Клаудии не было поблизости, мы с Беном возвращались к нашей обычной дружбе. Я присматривала за Джимми, когда у Карлы не получалось прийти, и иногда мы ходили втроем на пляж или – когда день выдавался особенно жарким – в кино. Джимми продолжал бороться с аллергией, и Бену с Карлой было трудно соблюдать график и правила, поэтому я стала его «надзирателем», тщательно следя за всем, к чему он прикасался и что пробовал. Я также стала контактным лицом в случае экстренной ситуации в школе Джимми. Однажды вечером, когда мы жарили барбекю у его бассейна, Бен подбросил мне какой-то документ.
– Можешь подписать это?
– Что это такое?
– Форма для связи в экстренных случаях.
Бен написал мое имя рядом со своим.
В графе про родственные связи было написано, что я – его тетя. Далее был указан номер моего мобильного телефона, и оставалась пустая строка для подписи, подтверждающей, что я буду придерживаться правил и положений, регулирующих деятельность школы.
– И что все это значит? – спросила я.
Бен улыбнулся мне. Иногда, хоть такое и случалось крайне редко, мне удавалось на мгновение увидеть в нем того человека, который сводил меня с ума.
– Не знаю. Кажется, какие-то правила насчет школьной парковки.
Я нацарапала свое имя рядом с подписью Бена и откинулась на спинку шезлонга, наблюдая, как Джимми резвится в бассейне.
Позвонил Филипп, и я взяла трубку.
– Привет.
– Как там моя девочка?
– Хорошо.
Я была в слитном красном купальном костюме и подходящей к нему широкополой шляпе, и мне захотелось сделать снимок и отправить его Филиппу, но мне не хотелось, чтобы это видел Бен. Я размышляла о том, что же сказать Филиппу о способах исправить нашу ситуацию, но стоило мне услышать его голос, как список проблем исчез. Меня приводило в замешательство все это притяжение и отталкивание. Он говорил, что его поездки скоро завершатся. Обещал, что все будет только лучше.
И я ему верила. Но потом я смотрела на Бена и Клаудию, и мне хотелось большего. Когда он был здесь, рядом со мной, наша ситуация казалась управляемой. Когда его не было, становились видны трещины. Я не могла угнаться за переменчивыми эмоциями.
Филипп болтал о Монреале и о виде из окна. Он описал то, что хотел бы сделать со мной, и я чувствовала, что безрассудно нахожусь под его чарами. Закрыв глаза, я представляла нас вместе, словно бы его дыхание было рядом со мной, а не за много миль отсюда. Но когда мы закончили разговор, в мои глаза смотрел не он, а Бен. Бен, который кормил меня десертом, украшенным вишней, потому что знал, что я люблю ее больше всего. Бен, который, сам того не зная, заполнил пространство, оставленное за собой Филиппом.
Приближались сумерки, и небо затянули облака. Джимми пожелал нам спокойной ночи и отправился в свою комнату.
– Я буду через минуту, – сказал Бен.
– Ты тоже заходи, – крикнул Джимми в мою сторону.
Я подождала, пока Бен выйдет из комнаты Джимми, и вошла. Я села на пол рядом с кроватью, и Джимми рассказал мне о том, за что он был благодарен. Мы начали практиковать это недавно, когда его отчаяние было глубоким, как океан.
– Вместо того, чтобы сосредотачиваться на плохом, – сказал я, – Давай сосредоточимся на хорошем. Ты ведь знаешь, что вокруг тебя много хорошего, правда, Джимми?
Первые несколько раз, когда мы выполняли это упражнение, Джимми больше отмалчивался. Он не мог придумать ни единой вещи, которая делала бы его счастливым. Ни единой вещи, за которую он был бы благодарен. На самом деле они были, просто ему был нужен проводник. Вскоре он стал называть такие вещи. Закат. Игра в бейсбольный мяч с отцом. Мокрый нос Санни. Девочка в школе по имени Дэни.
И еще я позаботилась о том, чтобы Бен тоже играл в эту игру, чтобы дать Джимми то, чего я дать не могла, а именно, память о его матери.
Вдруг я заметила мольберт с новым листом бумаги. Я встала.
– Джимми! Ты сделал это? Ты начал рисовать!
Рядом с мольбертом стояла фотография Джимми с мамой. Он сидел у нее на коленях, и она обвила вокруг него руки. Их лица соприкасались – у Джимми были ее нос и губы. Они оба выглядели такими счастливыми. Мое сердце разрывалось при мысли о женщине, которая не могла видеть, как растет ее мальчик.