дствие.
Позвонила Клаудия, и Бен ушел с телефоном в другую комнату.
Когда Бен вернулся, он выглядел озабоченным.
Я не знала, как мне следует реагировать на изменение его поведения и поэтому ничего не предпринимала. После нескольких часов игр, головоломок и просмотра каналов с репортажами об урагане мальчик встал.
– Я иду в свою комнату.
– Эй, – сказал Бен, – Иди сюда и пожелай своему старику спокойной ночи.
Джимми подошел к нему, и они два раза стукнулись кулаками, а затем Бен притянул его к себе.
– Я люблю тебя, малыш. Я зайду через несколько минут.
Я сделала глоток вина и вспомнила, что комната Бена находится всего в нескольких шагах от моей. И с нами не было Филиппа. Он был далеко. И мой отец, вероятно, никогда не любил мою маму так, как ей хотелось бы.
– Спокойной ночи, Чарли, – сказал Джимми.
Я удивилась, когда он склонился, чтобы поцеловать меня в щеку.
– Если я тебе понадоблюсь, я рядом, – сказал он, похлопывая меня по плечу с ободряющей улыбкой. Его обаяние покорило мое сердце, и он забрал его с собой, исчезая в дверном проеме.
– Не грусти, – добавил он.
– Я думаю, и мне пора спать, – сказала я Бену.
– Подожди. Мы можем поговорить?
Он заглянул мне прямо в глаза, не давая возможности отвернуться.
– Клаудия расстроена.
– Что случилось?
– Она спросила меня про любовь. Спросила, смогу ли я когда-нибудь ее полюбить.
– Бен… Не думаю, что могу дать тебе совет в этой сфере.
– Она сказала, что любит меня, а я не ответил ей тем же.
– О, это не очень хорошо, – сказала я.
– Я не смог сказать ей это в ответ, – ответил он, – Потому что мне кажется, что я влюбился в тебя.
Я отмахнулась от него и направилась к бару, не подавая виду, что эти слова проникли глубоко внутрь. Он догнал меня и схватил за руку.
– Я сказал, что люблю тебя.
Все внутри меня поддавалось ему. Его честности, его пальцам, прикасающимся ко мне. Я не могла больше противостоять этому.
– Ты не любишь меня, Бен. Ты не можешь меня любить.
– Я хочу, – сказал он. – Хочу любить тебя.
Его волосы были густыми и растрепанными, а расстегнутые пуговицы верха рубашки открывали его гладкую грудь, и мне приходилось сдерживаться, чтобы не смотреть, чтобы не представлять, каково это – водить пальцами вверх и вниз по его коже.
Протянув руку к бутылке каберне, я прошептала:
– Мы не должны, Бен.
– Мы все время одни… Он сам практически сводит нас вместе… Что это за жизнь для нас?
– Бен, остановись.
– Я не могу остановиться, Шарлотта. Черт возьми… Филипп… Я просто хочу, чтобы он был здесь… Я бы ни за что себе такого не позволил.
Штопор выскользнул из моих пальцев, и Бен подхватил его. Отсутствие Филиппа погубило нас обоих.
– Мне не нужно напиваться, чтобы сказать тебе, что я чувствую, – сказал он.
Его красота притягивала взгляд. Я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами. Я не знала, как сказать ему «нет».
– Просто скажи мне, что ты чувствуешь. Мы уже поделились всем остальным. Будь честна с собой и скажи мне.
В том, что я к нему чувствовала, не было ничего честного. Ничего.
Я боролась с этим уже давно. Это было нелогично и неправильно, абсолютное предательство. Филипп этого не заслужил, а я не стремилась ни к чему подобному.
Я анализировала это снова и снова. Была ли это наша «Бесконечная любовь»? Или это был всего лишь еще один пример, как люди жаждут того, что не могут получить? Может, наши с Филиппом отношения исчерпали себя? Два человека, связанных отсутствием единства, разобщенностью, которая заставляла нас держаться вместе? Я не знала.
Бен разрушал меня. Он украл мое сердце, которое я вручила другому человеку.
Я любила Филиппа. Я пообещала ему все на свете. Я не любила Бена. Не могла его любить.
– Только не говори, что ты не думаешь об этом… о нас…
– Я думаю о тебе каждый божий день, Бен.
– Тогда почему ты сопротивляешься?
– Потому что это неправильно. Мы совершаем ошибку.
– Ты тоже чувствуешь это, – сказал он. – Я знаю, что прав.
Я открыла рот, чтобы возразить, но он прикрыл его пальцем.
– Послушай меня, Шарлотта. Я хочу тебя. Всю. Никогда не думал, что у меня будет еще один шанс. Никогда не думал, что снова почувствую что-то подобное. Я буду рядом с тобой. Я дам тебе ту семью, которую ты хочешь. У нас с тобой будет столько детей, сколько ты захочешь; ты никогда не будешь одна.
Я разрывалась на части, кусочек за кусочком, влюбляясь в каждое его слово, каждый вздох, каждый звук.
– Прошу тебя, не надо, – сказала я, и по моей щеке скатилась одинокая слезинка.
– Надо. Тебе меня не остановить. Знаешь почему?
Он сделал глубокий вдох.
– Потому что ты хочешь того же, – сказал он. – Я вижу. Вижу это в твоих глазах.
– Так нельзя. То, что мы делаем… Что мы чувствуем… Мы все, что есть у Филиппа. Он нам доверяет. Ты его лучший друг!
Его плечи опустились под тяжестью правды.
– Это непростительное предательство.
Он засунул руки поглубже в карманы. Когда он заговорил, его голос был серьезным и прерывистым.
– Я знаю.
Но затем он продолжил.
– Ты знаешь, как долго я ждал, что снова что-то почувствую? Как я сумел убедить себя, что буду одинок до конца своих дней? Что мое сердце было предано земле… вместе с ней…
Слезы горели у меня на глазах.
– Ты, Шарлотта, только ты заставила меня снова почувствовать…
Его голос дрогнул.
– После Сари я не думал, что это возможно. Любовь дает нам не так уж много шансов. Это судьба, и мы должны ее принять, пока можем. Мы отправимся к Филиппу и расскажем ему то, что нам уже известно.
Как легко было упасть в его объятия и сказать «да». Поддаться искушению и чувствам. Позволить ему задушить меня в своих объятьях. Обнимать меня, пока я снова не почувствую себя живой. Но эта мысль была мимолетным, кратковременным сбоем. Филипп вернется, и наши чувства причинят ему боль, причинят боль всем нам.
Не зная, станет ли это самой большой ошибкой в моей жизни или нет, я отказала ему.
– Я не могу.
Внутри я прошептала: «Я тоже тебя люблю, Бен. Я тоже тебя люблю».
Я отправилась в спальню, и он не попытался меня остановить. Санни отправился следом за мной, вклиниваясь в пространство между нами. Подойдя к двери комнаты, я прислушалась к порывам ветра. Сделав вид, будто он вовсе не признавался мне в любви минуту назад, я спросила Бена о надвигающейся буре.
Он помедлил с ответом.
– Ветер и дождь усилятся. У нас отключат электричество. Не выходи на улицу. Даже если погода будет казаться спокойной, это может означать, что мы оказались в глазу урагана, самой смертоносной его зоне. Это очень опасная зона, в которой люди ошибочно чувствуют себя в безопасности.
Мы стояли у моей двери, и лицо Бена приняло особое выражение:
– Если я тебе понадоблюсь, моя комната находится дальше по коридору. А у твоей кровати стоит карманный фонарик.
– Спасибо за все, – сказала я. – Я ценю тебя за все, что ты для меня сделал. За то, что слушаешь. И за то, что понимаешь, что прямо сейчас я не могу говорить о любви… Это слишком больно.
Его глаза задержались на мне дольше, чем следовало бы.
– Ради тебя я готов на что угодно, Шарлотта.
Через несколько часов начался настоящий ад. Ветви деревьев бились о фасад дома, их шум напоминал удары отбойных молотков по потолку. Дождь стучал по крыше, и свистящие звуки ветра, налетевшего с берега, разбудили меня от беспокойного сна.
В комнате было темно, и я сразу поняла, что нам отключили электричество. Через несколько минут мои глаза привыкли к темноте, и я увидела, что Санни расхаживает взад и вперед по комнате. Я похлопала по кровати рядом с собой, чтобы он запрыгнул ко мне. Санни послушался и уткнулся в меня носом. Бен был в соседней комнате, и мне стало интересно: а вдруг он сейчас не спит, ворочается и мечется в постели, жалея о своем признании. Дом задрожал, и я плотнее укуталась в одеяло. У меня тряслись руки. Завывание превратилось в пугающий шум. В моей голове крутились самые худшие сценарии развития ситуации.
Санни заскулил и толкнул меня мокрым носом. Я знала, что это значит. Дерьмо.
В прямом смысле.
Я бы умерла от неловкости, если бы моя собака справила нужду на чистом полу Бена. Я придвинулась к его морде и сказала, что ему придется потерпеть. Но какое же у него было выражение! Его глаза смотрели на меня совсем по-щенячьи, даже не верилось, что он был уже взрослым псом.
– О, Санни, ты не можешь так поступить со мной, приятель. Ты не можешь.
Я нежно поглаживала его мех и прислушивалась к его пыхтящим звукам. Он спрыгнул с кровати и кружил по полу, громко вдыхая воздух. Дерьмо. Я знала, что нужно позволить ему сделать свои дела, и Бен бы никогда не узнал об этом. Я бы все убрала и спустила в унитаз, но я видела по глазам Санни, что он не был готов на это пойти. Когда он творил что-то подобное раньше, Филипп всегда давал ему понять, что он оплошал. Санни предпочел бы сдержать все в себе и лопнуть, чем выслушать упрек от Филиппа.
Ветер утих, и дождь перешел в небольшую морось.
Санни умоляюще смотрел на меня, и я решила, что, если правильно рассчитаю время, то смогу сводить его на улицу. Прихватив свитер и фонарик, я нашла поводок Санни, и мы на цыпочках прошли через темный дом. Я считала минуты между порывами ветра, поэтому знала, сколько времени у нас осталось до следующего шквала. Последний случился около трех минут назад.
– Давайте сделаем свои дела по-быстрому, – сказала я Санни, когда мы направлялись к входной двери.
Я несла зонтик и решила не использовать поводок. Я подумала, что будет быстрее, если он сам найдет себе место и вернется в дом. В Исламораде царила тишина. Деревья не шевелились, уличные фонари не горели, и единственным источником света была луна, которая то вспыхивала, то гасла из-за вереницы быстро набегающих облаков.