Из-за того, что меня так рано оставили, я стала зарываться в книги. Включая воображение и примеряя на себя чужие чувства, я могла заглушить свои собственные страдания. Истории служили мне лекарством, на их страницах отцы не уходили, а разбитые семьи были всего лишь сюжетной уловкой. А теперь они могли предотвратить уход Филиппа. Я слепо верила, что, если мне удастся проскользнуть внутрь этой отредактированной версии нашей жизни, я смогу спасти его. Своей любовью и заботой, последними, отчаянными поступками… и, может быть, просто ему не придется уходить, и у нашей истории тоже будет счастливый конец.
Несколько дней спустя мы собрались за обеденным столом с Либерти, Джимми и Беном. Санни тяжело дышал где-то поблизости. Бен вступил в сговор с Либерти и стал готовить и приносить нам разнообразные домашние блюда. Сегодня вечером меня ожидали брюссельская капуста и coq au vin, а Филиппа – протеиновый коктейль с зеленью. Джимми проходил последний курс лечения от аллергии на сахар. Это означало, что ему можно будет есть курицу, огурцы и картофельные чипсы. Как только этот курс завершится, мы собирались перейти к лечению аллергии на глютен, яйца и арахис, а Либерти уже планировала праздник.
– Чарли обожает твой coq au vin, – сказал Филипп, потирая голову, когда Бен положил передо мной ложку. Внезапно я почувствовала тошноту. Я отодвинула тарелку и положила себе брюссельскую капусту.
Джимми тут же отреагировал на такое пренебрежительное отношение.
– Помнишь, как папа научил тебя этому рецепту? Тебе же понравилось.
На лице Филиппа застыл вопрос, который я не могла прочесть. Бен смутился и избегал наших взглядов, лихорадочно намазывая маслом булочку.
– Я нанял лодку для всех нас на завтра, – объявил Филипп. – Я отказываюсь постоянно сидеть в этом доме. Вы все приглашены.
Либерти щедро дала мне выходные, хотя это означало, что сама она не могла присоединиться к нам.
– Могу я поехать с вами? – спросил Джимми.
Бен напомнил ему про школу.
– В другой раз, приятель.
– Если бы это зависело от меня, Джимми, тебе бы никогда больше не пришлось ходить в школу. За пределами класса можно научиться куда более важным вещам.
Джимми стал упрашивать отца.
– Филипп, – сказал Бен, – Ты знаешь, как свести на нет годы лекций о важности образования.
– Как я уже сказал, Гус, у образования есть разные формы.
Джимми надулся, и я на моем лице отразились его эмоции.
– Ты не выглядишь довольной, Чарли, – заметил Филипп, сверля меня взглядом.
Я замялась:
– Прекрасная идея.
Пока я свыкалась с мыслью о предстоящей прогулке, Бен предложил приготовить бутерброды и закуски. Меньше всего мне хотелось застрять в лодке с ними двумя – никакой спасательной шлюпки в поле зрения. Но я сама была во всем виновата, а значит заслуживала абсолютно все неприятные чувства, которые испытывала.
– Не забудь про вкусные коктейли, – пошутил Филипп. Его голос был рыхлым, как зернистые порошки, которые мы использовали, чтобы продлить ему жизнь. Разочарованный Джимми встал из-за стола и сел на соседний диван с блокнотом и карандашами. Вскоре попрощалась и Либерти – после того, как они покинули стол, за ним воцарилась пустое, неловкое молчание.
– Что на вас двоих нашло? – спросил Филипп. – День на лодке – это именно то, что нам всем нужно. Гус, подожди, и ты увидишь эту красотку в бикини. Она великолепна. Где ваши счастливые лица? Завтра наверняка будет лучший день на свете.
Глава 35
Октябрь 2018 года
Исламорада утратила свой глянец, когда я узнала о приговоре Филиппа. Золотое солнце, которое появляется каждое утро, больше не виделось мне прекрасной вспышкой жизни, а стало символом убывающего пламени. Его сияние обжигало глаза, и я закрывала жалюзи, чтобы его не видеть. Покрытые рябью потоки воды, которые когда-то мирно колыхались у нашего участка, теперь скалились на меня, а вызывающий мурашки прилив уносил с собой мечты. Природные циклы издевались надо мной, воскрешая в памяти воспоминания. Магия исчезла.
Но в тот день на воде с Беном и Филиппом мой жених подарил нам первый из своих многочисленных подарков. Мы могли размышлять о том, что скоро потеряем его навсегда, а могли и принять момент, который нам был дан.
Несмотря на то, что говорило Филиппу его тело, несмотря на ограничения, появился он – беспечный и смешной до истерического хохота Филипп. Нам с Беном ничего не оставалось, как соответствовать ему.
Филипп с программой, имеющей начало и конец, был более счастлив и менее обеспокоен, чем мы. Лодка с широким парусом шла к цели, и в тот день она была гордостью Филиппа. Он приказал нам быть рядом, говоря, где сидеть, где стоять и как помогать с рулем. Воздух был свежим, и в небе не было ни облачка. Мы отплыли на север и бросили якорь в тихой бухте, где сквозь воду на отмели проглядывало дно. Океанский воздух словно наполнил вены Филиппа силой и воскресил его. Его кожа впитывала солнечное тепло, и в его глазах отражались игривые блики, как от воды. Бен налил всем вино, но именно Филипп настоял на том, чтобы мы пили шампанское.
– Я знаю, что со стороны кажется, будто праздновать в эти дни абсолютно нечего, – начал Филипп, сжимая тонкими пальцами стакан, – Но я вижу это по-другому. Меня поддерживают лучшие друзья и великолепный океан. Чего еще может желать мужчина?
Мы соприкоснулись бокалами, и этот звук наметил наш путь.
Осознание пришло сначала к Бену, а затем ко мне. Это судьба. Как бы мы не появились в его жизни, мы были здесь, и нашим долгом было уважать Филиппа и заботиться о нем.
Шампанское было сладким, и я улыбнулась Филиппу. Я подошла ближе, чтобы он мог обнять меня за талию. Бен сфотографировал нас на свой телефон, а затем мы попробовали сделать селфи.
Напитки лились рекой, мы ели домашние деликатесы Бена, а Филипп запивал свои пилюли и таблетки смузи. Мы вдыхали прекрасный вид и наблюдали за проплывающими лодками. Филиппу, наверное, не стоило так много пить. В какой-то момент он разделся до голого зада и прыгнул в воду. Его проступающий скелет выглядел шокирующе, но мы притворились, что не замечаем.
– Давай, Чарли, твоя очередь, – выкрикнул он из воды.
– Ты сумасшедший, – крикнула я в ответ. Бен, стоящий рядом со мной, опустил глаза.
– Ты тоже, Гус. Покажи нам, на что ты способен.
– Это очень плохая идея, – пробормотал Бен себе под нос.
– Я не купаюсь нагишом, – крикнула я.
– Гус, – сказал Филипп, – Ты мой лучший друг. Чего нам стесняться?
– Вы уже слишком много выпили, капитан, – ответил Бен.
– Ты даже не представляешь, как тут прекрасно.
Он двигал руками в воде, и плескающиеся звуки отвлекали меня от сбивчивости в его голосе. Он кричал, точнее пел, о единении с природой.
Я не могла не смеяться, несмотря на невыносимую боль от того, что он покидает нас.
– Этот идиот утонет, – сказал Бен, раздеваясь до боксеров и бросаясь в воду. Я отвернулась, увидев вместо этого раскрасневшееся лицо Филиппа. Он смотрел, как я вылезала из шорт, оставаясь в купальнике.
Если чему меня и научила болезнь Филиппа, так это меньше думать и больше жить. Чтобы оставаться молодым, нужно было вести себя соответствующе. Отбросив все свои запреты, я была готова приветствовать воду на своей коже. В тот момент, когда я устремилась в направлении воды, я стала частью неба.
– Посмотри на нее, Гус. Впечатляюще, да?
Это слова я расслышала, прежде чем погрузиться в прозрачную воду.
Когда я выплыла на поверхность, оба мужчины радостно меня поприветствовали. Некоторые могли бы подумать, что я была самой удачливой девушкой на свете, но как раз этот треугольник и был опасным.
Филипп то обрызгивал нас водой, то плавал на спине, всматриваясь в небо.
– Кто сказал, что умирать это не очень весело?
В тот день во всем чувствовалось злое противоречие. Вода была теплой, небо над головой сияло вечной синевой.
Солнце пропитало нашу кожу, и наши губы пахли солью. Когда мир был таким прекрасным, легко было забыть о существовании жестокости. Шампанское притупило печаль и заменило ее на радость, которую я не чувствовала уже несколько недель.
– Посмотри, как прекрасно, Чарли, – обратился ко мне Филипп.
– Нельзя же все время сидеть дома и играть во Флоренс Найтингейл[14].
Я заглянула глубоко внутрь себя, но не смогла найти там слов, чтобы объяснить клятву, которую я принесла ему, вернее всем нам.
Бен ответил за меня.
– Мы с Шарлоттой не воспринимаем это как обязанность, Филипп. Что бы мы ни делали – напивались и прыгали в океан или добавляли витамины в пищу, вытирали твои слюни изо рта, все это по-дружески. Потому что ты и правда пускаешь слюни во сне… Я видел это своими глазами…
Он посмеялся.
– Вот что мы делаем. Вот что делают люди, которые тебя любят. Они оказываются рядом. Они заботятся. Любят.
Филипп был пьян. Он ответил, невнятно растягивая слова:
– Мы все друг друга любим.
Он обнял нас за плечи, притянув ближе так, что наши руки и ноги переплелись. И хотя я могла различать, где был Бен и где Филипп, и чувствовала противоречивые сигналы, пробегающие по моим бедрам, я ощутила прилив привязанности к этим двум мужчинам, которых любила. Один был для меня под запретом, любовь другого останется со мной на всю жизнь. И даже это было трудно различить.
Доказывая свою преданность Филиппу, мы заставили его выйти из воды. Когда он забрался на палубу, его стошнило по всему деревянному полу. Бен отнес его к одному из шезлонгов, накрыл полотенцем и заставил пососать лед. Я накинула ему на голову широкополую шляпу, чтобы ему не напекло. Пока я ополаскивала его щеки, Бен вытер полы.
– Со всей этой дрянью, которую он принимает, алкоголь явно для него лишний, – сказал Бен.
Я не была его женой, но едва ли это у меня бы получилось. Я пыталась сосредоточиться на его прежнем счастье, его смехе и заразительной энергии. Разве он станет подчиняться смерти, если он схватил жизнь за рога и показал раку средний палец. Он будет следовать судьбе на своих условиях. Даже если его нечаянное похмелье затянется на несколько дней, какое это будет име