Я высморкалась, закрыв лицо платком, чтобы она не заметила румянца, залившего мои щеки.
– Что ты имеешь в виду?
Она немного помедлила, а затем продолжила:
– Бен. Это не изменит твоего отношения к Бену.
Я чувствовала, как мой взор застилают слезы, а тело цепенеет.
– Я не понимаю, о чем ты, Либерти.
– Ты можешь лгать мне, сколько захочешь, но ты не можешь лгать себе. Ты и Бен. Это всегда было очевидно.
Я покачала головой, отказываясь признать то, на что она указывала.
– Вы с ним не ошиблись, – убеждала она. – Это было неизбежно. Энергия Бена слилась с твоей и заняла слишком много пространства. Я видела ваши ауры в действии. Вы не можете бороться с таким притяжением.
Мое тело покачивалось в устойчивом ритме, пока я отгоняла от себя то, что она говорила. Санни сдался и лег у моих ног.
– Между мной и Беном ничего нет.
В ее глазах промелькнуло сомнение.
– Почему ты себя наказываешь?
– Наказываю себя? Разве похоронить жениха… мужа, значит наказать себя? Это не я, а меня наказывают.
Ее медные волосы эффектно обрамляли лицо. Она спросила:
– Скажи мне, чего ты так боишься? Самих поисков любви или перспектив снова ее потерять?
Энергия стремительно покидала мое тело – слова Либерти напомнили мне о прошлом, которое я старательно спрятала в дальний угол. Череда потерь превратила меня в недоверчивого человека, окружившего себя людьми, которые один за другим уходили, и людьми, которые держались на безопасном расстоянии. Но в последнее время сюжет моей жизни изменился. Я не могла обвинять Филиппа в том, что наши отношения разрушились. Вина была на мне.
Кто знал, что судьба вмешается и на следующий день отправит Филиппа в больницу? Кто знал, что обещание, которое я дала Бену, придется вернуть? Я изменила своему слову, тут нечего было приукрашивать. Несмотря на мои ошибочные убеждения, вина за измену была на мне.
Я отодвинулась от Либерти и провела пальцами по волосам, а затем закрутила их в небрежный пучок на затылке. Она сказала:
– Ты все еще красивая женщина, Шарлотта. Несмотря на то, как ты себя ощущаешь.
Ей было не понять того глубокого несоответствия, которое отделяло внутреннюю меня от внешней. Принять ее комплимент означало проявить неискренность, потому что Либерти видела лишь часть меня – остальное я скрывала от посторонних глаз. И едва я осознала это, моя маска соскользнула, и я вытащила ее – другую часть меня – наружу. Пряча свое раскаяние в словах, звучавших с придыханием, я сказала:
– Бен и я. Мы были вместе. Во время шторма.
Я кусала сломанный ноготь, но вдруг почувствовала, как моя подруга в ожидании замерла. Но стоило мне продолжить, как я начала давиться слезами.
– Я думала, что Филипп меня понимает. Я думала, что мы хотим одного и того же, но оказалось, что это не так.
Либерти меня не перебивала.
– Находясь рядом с Беном и Джимми… Филипп не хотел детей… Я же увидела жизнь, которую хотела. Другую жизнь, наполненную любовью. У нас она тоже была, всегда, но мне ее было недостаточно. Я нашла ее рядом с другим… Нашла ее рядом с Беном.
Она взяла меня за руку, и я наконец подняла взгляд.
– Филипп только и делал, что упрощал мне задачу, Либ. Он… его… никогда не бывало дома… а потом, когда он появлялся, он всегда хотел, чтобы рядом с нами был Бен. Он сам подталкивал меня к Бену. «Бен, проводи Чарли до дома»… «Бен, научи Чарли готовить»… Он любил меня так сильно, но, наверное, слишком много утаивал… Что мне было делать?
Ее волосы рассыпались по подушкам, и я заметила морщинки вокруг ее глаз и рта. Но больше всего в глаза бросилось понимание, которого я не чувствовала уже несколько месяцев.
– А потом в то утро нам позвонили. Представляешь, что я чувствовала после того звонка? Это я была виновата. Это случилось из-за меня.
– Ты не виновата в этом. Филипп заболел не из-за тебя.
– Либерти, я потеряла столько людей, которых любила.
Она пристально посмотрела на меня, но на ее лице не было и тени сочувствия.
– Не нужно устраивать праздник жалости к себе, дорогая.
Я упала обратно на диван, собираясь с духом.
– Жизнь бросает нам разные вызовы, Шарлотта. Каждому из нас. Или ты думаешь, ты особенная?
Либерти дала мне время подумать над ее словами и продолжила:
– Ты не знала, что тебе позвонят. Ты никак не могла знать этого заранее. Ты собиралась совершить замечательный поступок.
– Я – обманщица. И Филипп умер, принимая меня за ту, кем я не являюсь. Мне невыносимо думать о том, как я с ним поступила. Я в ужасе от того, как мы его обманули. Они были самыми близкими друзьями. Нет ничего хуже.
Ее лицо приблизилось к моему.
– Ты же знаешь, как легко было бы уйти кому-нибудь другому на твоем месте? Филипп сам умолял тебя уйти. Ты же настаивала на том, что останешься, на том, что сама будешь о нем заботиться. То, что ты сделала для него в его последние минуты жизни, было самым ярким выражением преданности. Так сказать, безусловной любовью. Знаешь, что это говорит о тебе?
– Да! – воскликнула я. – Это говорит о том, что я эгоистка. О том, что я позволяю вине решать за меня.
– Ты человек, Шарлотта. Ты совершила ошибку, – сказала она, переплетая свои пальцы с моими. – А теперь ты позволяешь уйти и Бену?
Да, черт возьми. Я заслуживала остаться в одиночестве.
– Ты ведь не веришь, что он действительно любит эту Клаудию?
– Я никогда не стану притворяться, будто знаю, что чувствует Бен, – сказала я, добавив понизившимся голосом. – Но что мы за люди после того, что мы сделали? Только к лучшему, что он уезжает.
Либерти искренне засмеялась.
– Ты ведь не думаешь так на самом деле, правда?
Проблема была в том, что я действительно так думала. Бен был для меня под запретом. Чтобы сохранять память о Филиппе, почитать его после смерти так, как я не сумела при жизни, мне придется держаться подальше от Бена. Мне придется отпустить его.
– В самодовольном мученичестве нет ничего хорошего. Ты не жертва, Чарли, так перестань ей притворяться и мучить себя. Жизнь всем нам то и дело подкладывает свинью, и то, как мы с этим справляемся, определяет то, кем мы являемся.
– Все кончено. Он уезжает в Нью-Йорк с Клаудией.
– А какие планы у тебя? – поинтересовалась Либерти. – Ты почти не работаешь… Ты что, собираешься остаться здесь и увековечивать память Филиппа до конца своей жизни? Как думаешь, хотел бы он этого?
– Он бы не хотел, чтобы я переспала с его лучшим другом, Либ. Вот, что я знаю.
Она фыркнула и покачала головой.
– Ты – упрямая дурочка. Филипп уже в твоем сердце, и он всегда будет в твоем сердце. Но в нем всегда есть место и для большего. Впусти Бена. Позволь ему дать тебе ту любовь, которую ты заслуживаешь.
Я заерзала на диване:
– Понимаешь, в чем дело, я не уверена, что заслуживаю этого.
Глава 41
Январь 2019 года
В тот вечер, когда мы провожали Бена и Джимми, поднялась полная луна. Небо было укутано звездным одеялом, а воздух наполнился легкой прохладой. Я долго сомневалась, стоило ли мне приходить на эту встречу. В жизни Бена для меня не было подходящего места, и очередная встреча только бы воскресила наши болезненные чувства, которые мы оба должны были похоронить.
Дело было даже не в том, что я не прислушалась к словам Либерти, просто вокруг меня витало столько противоречивых эмоций, что я была парализована и не могла принимать решения. Я подумывала эффектно появиться у его двери и даже несколько раз набирала его номер, но потом меня что-то останавливало. Что-то очень глубокое внутри меня мешало мне сделать этот последний шаг.
Я специально надела платье светло-синего оттенка, которое так нравилось Бену, а на плечи накинула шаль, которую Филипп когда-то прислал мне из Нью-Йорка. Либерти разыскала меня и взяла под руку, и мы вместе вошли во внутренний дворик Морада-Бэй. Стол был накрыт на шестнадцать человек. Мы увидели Джимми и Карлу, горстку официантов и официанток, кухонный персонал и Бена с Клаудией. На прохладном ветру я особенно остро чувствовала отсутствие Филиппа. Мне казалось, что стоит мне обернуться, и я увижу его там, за нашим столиком у воды, с бурбоном в руках, и он позовет меня с британским акцентом: «Дорогая!».
– Шарлотта.
Я уловила тоску в голосе Бена, как будто он знал, в какие мысли я погрузилась. Я приблизилась к нему, и мы посмотрели друг другу в глаза.
– Рад, что у тебя получилось прийти.
– Привет, – сказала я, любуясь его темным пиджаком и модными джинсами. – Хорошо выглядишь.
Краем глаза я увидела Клаудию, и то, какой счастливой она выглядела. Я снова повернулась к Бену, но прежде чем мы успели сказать что-нибудь еще, новый шеф-повар попросил нас занять свои места.
Стол был красиво украшен белыми розами и подходящими к ним по цвету свечами. Бен сидел между мной и Клаудией, а Либерти – слева от меня. Еда была почти такой же вкусной, как и в доме у Бена, и веселье за столом наполняло пустоту, которая возникла в моем животе из-за его отъезда.
Наши руки то и дело соприкасались под столом, а ноги так вообще были прижаты постоянно. Его рука лежала на плечах Клаудии, и между нами, кажется, возникло магнитное поле. Время от времени он спрашивал, все ли у меня в порядке. Его взгляд был прикован ко мне.
– У тебя хватает еды? Тебе не слишком дует?
Когда принесли десерт и шампанское, Клаудия встала со своего места, чтобы произнести тост. В черном облегающем платье с открытыми плечами, она выглядела изыскано и сексуально. Я поняла, почему ей удавалось расшевелить зал суда. Она была еще и очаровательным оратором. Я смотрела, как шевелятся ее губы, как ее рука лежит на плече Бена. Остальное я слушать не хотела и постаралась заглушить… их приключения… встреча двух умов… новое начало… Я сидела на своем стуле как приклеенная, а энергия, возникшая между Беном и мной, растворилась в ночном небе.