2. «Глава: О царях Ширвана и ал-Абваба. Подотдел Б. О Бану-Хашим, правителях Баб ал-Абваба, Маската и пограничных областей, иначе называемых Маракиз (“центры”). § 38.
В 423/1032 году эмир Мансур с газиями исламских “центров” [провинций Дербента] совершил большой поход. Дело было в том, что русы напали на владения Ширвана, разрушили и ограбили их, убили, а также полонили множество людей. Когда они возвращались с награбленным добром и пленными, газии ал-Баба [дербентцы] и пограничных областей с эмиром Мансуром во главе, заняв теснины и дороги, предали их мечу, так что спаслись немногие. Газии отняли у них всю военную добычу, живую и неодушевленную, которую те захватили в Ширване. [После этого] русы и аланы вознамерились отомстить. Они собрались вместе и выступили в направлении ал-Баба [Дербента] и приграничных областей. Прежде всего в 424/1033 году они двинулись на ал-Карах, где была только маленькая кучка [воинов] с Хусравом и ал-Хайсамом б. Маймуном ал-Ба'и, раисом дубильщиков. [Последний] с помощью карахцев сразился с [ними], и господь даровал победу мусульманам, которые перебили множество аланов и русов. Властитель аланов был силой отражен от ворот Караха, и навсегда были прекращены притязания неверных на эти исламские “центры” [провинции]»[156].
Сравнение приведенных текстов показывает, что вторая (дербентская) запись (подотдел Б, § 38) не является первоисточником и построена на основе первой (ширванской) записи (подотдел А, § 15). Своей целью она имела прославление местного эмира Мансура, которому попытались приписать «подвиги» дербентцев, кратко упомянутые в первой (ширванской) записи. Подобный вариант обрастания событий подробностями, которых на самом деле не было, можно встретить в кавказских и особенно часто в южных источниках. Что касается нападения на высокогорный Карах в 1033 г. русов и аланов, то оно изначально сомнительно, учитывая то обстоятельство, что русы и норманны предпочитали передвигаться в ладьях вдоль морского побережья или по судоходным рекам.
Хотя первая (ширванская) запись гораздо правдоподобней второй (дербентской) записи, здесь также не все выглядит достоверным. Подозрение вызывает прежде всего приписка в конце о разгроме нападавших (аланов и сарирцев) на обратном пути жителями пограничных провинций Дербента. В кавказских источниках сообщение о разгроме нападавших по возвращении некой третьей стороной дополняет описание практически любого успешного вражеского нападения. Это, видимо, особенность менталитета: местным летописцам не давала покоя мысль о том, что противник цел и невредим, пирует где-то у себя дома, наслаждаясь добытыми богатствами. Отсутствие подробностей в изложении якобы имевшего место возвращения противника в следующем году ради мести говорит о том, что и это событие тоже выдумано.
Все эти построения автора дербентской записи легко рассыпаются при чуть более внимательном прочтении. Возвращаться домой по суше через Дербент имеющим ладьи русам не было вообще никакого смысла. Захваченное добро при морских набегах обычно помещали в освобожденные от людей ладьи и отправляли вперед, в то время как в прикрывающие отход ладьи садились по шестьдесят человек вместо сорока. Кроме того, в указанный временной период русы (или аланы) выступали союзниками Дербента в противостоянии с Ширваном, поэтому сообщение о якобы имевшем месте вооруженном конфликте между дербентцами и русами лишено политической целесообразности.
Стоит отметить, что первая (ширванская) запись является компиляций двух источников. Хотя здесь рассказывается о двух нападениях 1030 г. и 1032 г., но фактически оба они являются рассказами об одном и том же событии 1032 г. Ранее такое мнение уже высказывал В. Ф. Минорский[157]. Первая часть рассказа о нападении 1030 г. выглядит более информативной, но умышленно снесена в прошлое, дабы общий финал истории оказался победным. Имеющиеся в первой части рассказа подробности, например приглашение русов главой Гянджи Мусой б. Фадлом против своего брата Аскарийа и захват ими Байлакана, придают всей истории вполне достоверный вид.
В обоих вариантах записи событий (ширванском и дербентском) имеются расхождения в обозначении нападавших. В первом случае говорится о походе русов 421/1030 г. и походе аланов и сарирцев (аварцев, сегодня самый многочисленный народ Дагестана) в 423/1032 г., тогда как во втором случае агрессорами 423/1032 г. названы русы, вернувшиеся в следующем году вместе с аланами.
Понятно, почему сарирцы (аварцы) исчезли во втором (придуманном) дербентском варианте описания событий. Не могли же они воевать сами против себя. Также легко заметить, что в тексте трактата «История Ширвана и Дербента» (все версии) аланы и русы путаются. Возможно, это связано с тем, что русы междуречья Дона и Северского Донца, также иногда именовались аланами. Этнический термин «алан» происходит от объединения двух лексем: «а» и «лань»; первая, «а», играет роль традиционной индоевропейской приставки отрицания, вторая, «лань», обозначает «землю, пригодную для проживания». То есть «аланы» – это люди, лишенные земли либо потерявшие свою землю. В исторический период такое название (временно) носили очень многие народы.
В данном случае русы междуречья Дона и Северского Донца, хорошо известные на Кавказе, путаются с русинами Среднего Поднепровья, составлявшими основную часть прибывшего в ладьях военного контингента. Варяги в числе нападавших не выделяются, но нет никаких сомнений, что они составляли значительную часть объединенного войска. Норманнскую часть (или даже все войско), возглавлял, предположительно, Гарда Кетиль. После поражения Олафа Толстого (Харальдссона) в битве при Стикластадире 1030 г. несколько сот его сторонников (норгов) наверняка вернулись в Гарды. Будем считать, что принявших участие в кавказском походе русинов было порядка 1000 чел., а норманнов – примерно 500 чел.
Как мы теперь понимаем, события развивались примерно следующим образом. В 1032 г. войско с Гарада Кетилем во главе спустилось из Булгара по Волге, а затем проследовало вдоль берега Каспийского моря до Дербента (Железных Ворот). Узнав о конфликте между Ширваном и ал-Бабой (Дербентом) из-за поместья Муджак-абад, провинции Мускат, вместе с сарирцами (аварцами) они выдвинулись в Ширван. Возле Баку ими было разбито войско Ширваншаха Минучихра, а затем силой захвачена Йазидийа. Десять дней войско оставалось с стране, разоряя и грабя окрестности. Затем союзные сарирцы (аварцы), скорее всего, покинули Ширван и направились на родину в Дербент, двигаясь пешком, отягченные грузом добытого добра, и угоняя пленных, а флот Гарда Кетиля (русины и норманны) направился дальше на юг вдоль морского берега. Достигнув р. Куры и несмотря на попытки сопротивления местных князей, поднялись по реке в Грузию [Византию]. По пути, следуя просьбе и за деньги правителя Гянджи, Мусы б. Фадла, ими был захвачен Байлакан. Сведений о событиях в Грузии источник не дает. Сообщается только, что после этого нападавшие вернулись домой (без указания маршрута). Вероятнее всего, ладьи возвращались по тому же самому пути, по которому приплыли: сначала спустились по Куре, затем проследовали вдоль берега Каспийского моря и вошли в Волгу. Никто нападавших не преследовал, и никакого повторного похода в следующем году не было.
Впоследствии имя Гарда Кетиля из какого-то не дошедшего до нас кавказского источника, в форме Кинтал было использовано персидским поэтом Низами Гянджеви (1141–1209 гг.) в поэме «Искандер-наме», где он описывал поход русов на Бердаа 943 г. По фантазии поэта в Ширванской степи произошло мифическое сражение румского царя Искандера (Александра Македонского), защитника Восточного Закавказья, с войском русов и подвластных им семи народов.
«И когда предводитель всех русов – Кинтал / Пред веленьями звезд неизбежными встал, / Он семи племенам быть в указанном месте / Приказал и убрал их, подобно невесте. / И хазранов, буртасов, аланов притек, / Словно бурное море, безмерный поток. / От владений Ису до кыпчакских владений / Степь оделась в кольчуги, в сверканья их звений. / В бесконечность, казалось, все войско течет, / И нельзя разузнать его точный подсчет. / “Девятьсот видим тысяч, – промолвил в докладе / Счетчик войска, – в одном только русском отряде”. / В двух фарсангах от вражьего стана войска / Отдыхали: дорога была нелегка. / “Нам, сражавшим мужей, – было слово Кинтала, – / Не страшиться невесты, что войску предстала. / Столь красивых узреть взор смотрящего рад, / Вся их рать, посмотрите, – рассыпанный клад. / Им ли русов сразить? Это было бы диво! / Нежно войско врага и чрезмерно спесиво. / Сколько сбруй золотых, сколько жемчуга там. / Сколько яшмовых чаш там подносят к устам! / Там вино, там напевы, там только лишь неги, / Им неведомы вовсе ночные набеги. / Благовонья сжигать им в ночах суждено, / По утрам они смешивать любят вино. / Все невзгоды сносить – дело стойкого руса, / А все сласти да вина – для женского вкуса. / Что румийцу с китайцем сверканье меча! / Их услада – шелка, их отрада – парча. / Вот какое богатство дается нам богом! / Это он к нам направил его по дорогам. / Если б эту добычу узрел я во сне, / Словно мед или сахар приснились бы мне. / Будет нами диковинный клад обнаружен: / Там на каждом – венец, там, что в море жемчужин. / Коль возьмем все мы это богатство, то с ним / Все земные пределы легко победим. / Наше царство раздвинем все шире и шире, – / Нам одно лишь останется: властвовать в мире!”»[158]
Глава 21. Свеи/словены. (Эмунд Злой = Всеслав Изяславич) в Полоцке. (998–1001; 1019–1050 гг.)
И если ты викинга счастья лишишь —
в самом царстве Валгаллы рубиться,
Он скажет, что Небо беднее Земли,
из Валгаллы он прочь удалится.