ый эшелон к месту нового базирования добирается очень долго.
В день перебазирования, 10 ноября, выпал снег и ударил мороз. Эскадрилья перебазировалась в Панфилово организованно, в едином боевом порядке. Во второй эскадрилье при взлете с Тамбовского аэродрома столкнулись и потерпели аварию и поломку самолеты капитана Чижикова С. М. и Погудина А. М.
При перебазировании из Тамбова на фронтовой аэродром Панфилово наш полк продолжали преследовать происшествия. Экипаж лейтенанта Смородина М. П., выделенный для переброски старшего инженера полка Римлянда и старшего инспектора дивизии Андреева из Тамбова, летел в Панфилово под низкой облачностью, которая постепенно перешла в туман. Летчик не справился с пилотированием и столкнулся с землей. При этом погибли все члены экипажа, Римлянд и Андреев. Похоронили их на кладбище в Панфилове.
Аэродром в Панфилово был большой, ровный. Самолеты разместили в земляных капонирах на южной и западной сторонах летного поля. Штаб полка и летный состав второй эскадрильи разместили в трех домах на южной окраине аэродрома, а летный состав своей первой эскадрильи я разместил по звеньям в домиках в поселке Панфилово.
Сразу же самолеты и летный состав привели в готовность к боевому вылету. Летный состав эскадрильи, находящийся в готовности, разместили в землянке на аэродроме.
Закончив размещение, мы с Гладковым не спеша обошли и осмотрели весь аэродром, зашли и в поселок, расположенный восточнее, куда солдаты тянули провода для связи. В поселке в хорошем большом доме расположился штаб 221-й дивизии.
Так все было бы хорошо, но мучили мыши. Мышей было так много, что, когда самолет рулил по аэродрому, раздавленные мыши сваливались с колес комьями, как печенка. В землянке мыши не давали отдыхать летному составу, забираясь в комбинезоны, кусая спящих за лица и угрожая перегрызть жгуты электропроводки в самолетах. Кроме того, мыши были заражены туляремией — чумкой. У людей, заразившихся этой болезнью, повышалась температура до сорока градусов, и человек выходил из строя на две недели.
Оценив опасность от мышей, грозящей боеспособности эскадрильи, я приказал установить дежурство у самолетов и уничтожать мышей в самолетах. Землянку летного состава мы окружили узким рвом с отвесными краями, в который падали мыши, а в землянке организовали постоянное дежурство мотористов, с задачей снимать с летного состава и уничтожать мышей. Эти меры оказались весьма эффективными. В полку было только пять случаев заболевания туляремией.
В землянке летный состав, томясь от бездействия, расспрашивал летчиков и штурманов, имевших боевой опыт, о том, как надо вести себя в предстоящих боевых вылетах.
— Комиссар Куфта говорил нам, что «поведение летчика в бою — это сплав мысли и чувства, это воздействие обстановки, задачи, опасности на ум и его ответные действия с целью победить», а как надо действовать, объясни, пожалуйста, — спрашивал Аввакумов летчика Рудя.
— Трудно это объяснить. Слетаешь, тогда узнаешь.
— Ну, а все-таки? — не отставал Аввакумов.
— Лети поближе к командиру, держи уши топориком, хвост морковкой, фрица не бойся, верти головой и помогай товарищам, да слушай, что докладывают стрелки и штурман, и все будет в порядке, — ответил Рудь.
На аэродроме Панфилово всех нас охватило чувство нетерпеливого ожидания важных событий на фронте. Точно никто ничего не знал, но слухов было много. В летной столовой нам на завтрак, обед и ужин давали только большой ржаной сухарь, маленький кусочек маргарина, да кружку кипятку без сахара. Командир батальона аэродромного обслуживания на наши возмущенные вопросы шепотом отвечал:
— Верховный приказал в первую очередь на фронт подвозить танки, горючее и боеприпасы. Поэтому мы и не получаем положенного продовольствия.
— Товарищ комиссар, защитники Сталинграда истекают кровью, а мы пятый день сидим на аэродроме с бомбами и ничего не делаем, — обратился Рудь к Куфте.
— Потерпи, Рудь, придет и наш черед, — отвечал Куфта.
То, что нам не ставили до сих пор боевой задачи, тоже наводило на мысль о том, что нас держат для каких-то ответственных действий.
Через несколько дней после перебазирования в Панфилово на совещании руководящего состава полка командир дивизии полковник Антошкин И. Д. ориентировал полк о предстоящих боевых действиях. Он потребовал, чтобы полк всем составом был готов поддерживать боевые действия ударной группировки Юго-Западного фронта с Клетского плацдарма и уничтожать авиацию противника на аэродромах.
14 ноября своей воздушной разведкой мы обнаружили около ста истребителей на аэродроме Морозовск и более двухсот бомбардировщиков и транспортных самолетов на немецком аэродроме в Тацинской.
Так как пять экипажей эскадрильи не имели опыта боевых действий, я использовал дни вынужденного бездействия для проведения занятий и бесед по тактике отражения атак истребителей, выполнению противозенитного маневра, управлению эскадрильей и звеньями при отказе радиосвязи, а также по способам взаимодействия с сухопутными войсками и своими истребителями.
После получения боевого приказа в эскадрилье провели тщательную подготовку к первому боевому вылету. Удар планировалось нанести эскадрильями, которые должны были возглавить я и Гладков.
Вечером провели открытое партийное собрание. На собрании выступил начальник политотдела дивизии В. А. Михалюк. Он подчеркнул важное значение предстоящих боевых действий, а также роль и значение эскадрильи и каждого экипажа, летчика, штурмана, стрелка-радиста и техника в успешном выполнении предстоящей боевой задачи.
Штурман Журавлев, выступая на собрании, заявил:
— Наш экипаж не пожалеет ни сил, ни жизни для того чтобы разгромить гитлеровцев перед войсками нашего фронта, и готов выполнить любое задание командования.
В день начала контрнаступления, 19 ноября, над аэродромом стоял густой туман, и полк не смог вылететь на боевое задание. На другой день погода тоже была нелетная.
Подготовленный к боевым действиям летный состав рвался в бой и томился от бездействия. Прибывшего в полк заместителя командира дивизии по политчасти полковника Черноусова С. И. летчики забросали вопросами о том, почему полк не выпускают на выполнение боевой задачи.
— Куда же вы полетите, если облачность над аэродромом и в районе цели высотой сто метров и ниже? — спросил летчиков Черноусое. — В таких условиях вы больше наломаете своих самолетов, чем нанесете поражение противнику.
— Товарищ комиссар, все-таки и в такую погоду отдельные лучшие экипажи выпустить на задание можно было бы. А сидеть во время наступления наших войск на аэродроме и мотивировать свое бездействие плохой погодой — это все равно что предоставить воздух противнику! — в сердцах выпалил Гладков.
— Ладно, товарищи. Мы с командиром что-нибудь сделаем, — сказал Черноусое.
Вскоре из штаба дивизии поступило разрешение при плохих метеоусловиях лучшим экипажам действовать методом «охоты», и 20 ноября мы несколькими экипажами нанесли удары по войскам противника в районе Лучинского.
Сообщение о соединении войск Юго-Западного фронта с войсками Сталинградского фронта в районе г. Калача и окружении вражеской группировки под Сталинградом вызвало большую радость и энтузиазм у всего личного состава полка.
Утром 25 ноября командир дивизии полковник Антошкин прибыл в штаб полка и поставил задачу ударами по резервам и опорным пунктам противника поддерживать боевые действия 1-й гвардейской и 5-й танковой армий на внешнем фронте окружения, особенно в направлении Боковской и Чернышевской, и ударами по аэродромам противника Морозовск, Тацинская и Миллерово вести борьбу за господство в воздухе и изолировать окруженную группировку от подвоза резервов и снабжения.
Наконец облачность над аэродромом поднялась до высоты трехсот метров, и нам приказали двумя эскадрильями нанести удар по мотомехчастям противника в Боковской.
Поставив боевую задачу эскадрилье, я обратился к летному составу со следующими словами:
— Товарищи! Каждый боевой вылет будет испытанием для экипажей, для нашей эскадрильи и для меня. В смертельной войне с немцами каждый рискует жизнью. Но запомните, что, кроме жизни, каждый из вас рискует честью, уважением, авторитетом и доверием Родины. Ответим же на доверие Родины отличным выполнением боевых задач.
При выруливании на моем самолете заклинило дисковые тормоза колес. Чтобы не задерживать вылет эскадрильи, я по радио передал командование своему заместителю старшему лейтенанту А. Пузанскому, сам вылетел после исправления тормозов через десять минут.
По маршруту к Дону облачность поднялась, и мы набрали высоту две тысячи метров. Участок прорыва наших войск на глубину шесть километров был покрыт воронками разрывов артиллерийских снарядов, а дальше вся местность была перечеркнута гусеницами наших танков. Вдоль дорог валялась разбитая боевая техника врага, повозки и трупы лошадей.
— «О, поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями», — продекламировал я Желонкину.
— Наша артиллерия и танки, — весело ответил мне штурман.
Перелетев линию фронта, обнаружили колонну из пяти танков и семи автомашин на дороге Лиховцы — Нижняя Латышская и нанесли по ней удар. Эскадрилья в Боковской уничтожила два танка и четыре автомашины[92]. Результаты всех ударов сфотографировали.
При докладе о выполнении боевой задачи Черепнов, Девиченко и Аввакумов сообщили об отказе на их самолетах аккумулятора, гидросистемы и тормозов.
В этом вылете неудача постигла и командира второй эскадрильи Гладкова. У него отказал мотор, и он вынужденно произвел посадку в районе Клетско-Почтовой, не долетев до цели.
Вернувшись в полк, Гладков очень переживал свою вынужденную посадку. И раньше, когда его постигали неудачи, он проклинал весь мир, себя и начальство. А теперь весь свой гнев он обрушил на техника самолета и инженера эскадрильи, ругая за плохую подготовку самолета к вылету.