Через некоторое время Наговицин доложил:
— Четыре «стодесятых» три километра сзади дымят!
Мы подлетели уже к краю облачности. Решив не испытывать судьбу, когда боеприпасы у стрелков израсходованы в предыдущем воздушном бою, увожу пятерку в спасительную облачность. Благополучно возвратились на аэродром и произвели посадку.
После выключения моторов все экипажи собрались у моего самолета. Летчики и штурманы докладывали о выполнении боевой задачи и данные попутной разведки.
— При отражении третьей атаки истребителей я подбил «мессера», и от него потянулся дым, — докладывает Климентенок.
— Не клянчи. Подбил — не сбил. Когда собьешь, тогда и запишут, — перебил Климентенка его командир Черепнов.
Подошел адъютант эскадрильи Рябов и доложил:
— Командир, вы выполнили заключительный боевой вылет в третьем туре. Поступило приказание сдать оставшиеся самолеты и убыть на доукомплектование.
В штабе я узнал, что наш полк и вся 221-я бомбардировочная дивизия выводятся в резерв на доукомплектование.
В течение нескольких дней мы сдали оставшиеся бомбардировщики и авиационное имущество в 244-ю бомбардировочную дивизию, рассчитались с батальоном аэродромно-технического обслуживания и провели совещания личного состава по итогам боевых действий в эскадрилье и полку.
В операциях по окружению сталинградской группировки, на Среднем Дону и в боях за Донбасс наш полк совершил 557 боевых вылетов, нанося удары по самолетам, танкам, железнодорожным объектам, войскам и на воздушную разведку. Действуя часто без прикрытия истребителей и в исключительно сложных метеорологических условиях, полк потерял девять самолетов и 32 человека летного состава[144]. Летный состав эскадрильи и полка, выполняя боевые приказы, проявлял мужество, отвагу, дерзость и настойчивость, метко поражая цели и нанося врагу большой урон в боевой технике и живой силе.
За смелость и мужество, настойчивость в выполнении боевых задач семьдесят пять человек личного состава были награждены орденами и медалями. В том числе стали орденоносцами летчики Рудь, Черепнов, Архангельский, Муратов, штурманы Желонкин, Журавлев, Аверин, Рябов, стрелки-радисты Наговицин, Монзин, воздушный стрелок Новиков и другие.
Над Курской дугой
18 марта мы перебазировапись на самолетах Ли-2 на Тамбовский аэродром. Здесь наш полк перешел на трехэскадрильный состав и доукомплетовался личным составом и самолетами за счет 855-го бомбардировочного полка. При доукомплектовании в личном составе полка и дивизии произошли значительные изменения.
Полковник Антошкин стал командиром 6-го смешанного авиационного корпуса и сформировал его штаб на базе офицеров 221-й бомбардировочной дивизии. Командиром дивизии был назначен подполковник Бузылев. Меня назначили заместителем командира полка, а Гладкова — на такую же должность в 745-й полк.
Вступив в должность заместителя командира полка, я вместе с командиром Бебчиком занялся комплектованием эскадрилий. Командирами эскадрилий были назначены Помазовский, Никонов и Кондрашов.
Летчики Рудь и Архангельский были назначены командирами звеньев. Когда реорганизация полка была закончена, командиры эскадрилий и летчики стали рваться в бой. Но сейчас были не двадцатые годы, и немцев одним порывом и силой не возьмешь. Нужны были и сила, и тактика. Наша сила была в бомбовых ударах, штурмовых действиях и массировании. А вот с тактикой дело обстояло сложнее. Чтобы разнообразить тактику, надо было мастерски летать и владеть навигацией, а наши молодые летчики и штурманы пока радовались, только когда прилетали на свой аэродром.
Следовательно, несмотря на войну, надо сначала научить их как следует летать, бомбить, стрелять, а потом уже думать о тактике. А чтобы организовать боевую подготовку, пришлось выпрашивать лимиты горючего, разрешение на полеты и начинать летать. Командир корпуса Антошкин поддержал наши начинания и выделил топливо.
Как только летное поле аэродрома подсохло, мы организовали полеты на боевую подготовку и начали интенсивно готовить летный состав к боевым действиям. Командир полка Бебчик убыл в отпуск по семейным обстоятельствам, и всей боевой подготовкой занялся я. Несмотря на очень ограниченные лимиты горючего для самолетов, мы подготовили эскадрильи и полк к боевым действиям днем в простых и сложных метеоусловиях и подготовили пятнадцать новых летчиков к полетам ночью. Всего на боевую подготовку в полку было выполнено около тысячи полетов днем и 659 полетов ночью[145].
Полеты на боевую подготовку мы использовали для сколачивания экипажей, звеньев, эскадрилий и полка, для отработки взаимодействия и управления.
Новые командиры эскадрилий показали себя достаточно подготовленными, волевыми и энергичными. Мало у них было только боевого опыта.
Помазовский, хотя пришел с должности командира звена, подавал неплохие надежды. В свой тридцать один год он был старше своих подчиненных. Очень спокойный и рассудительный, он основательно тренировал летный состав и говорил, что все его летчики, штурманы и стрелки стремятся в бой. Беспартийный Помазовский несколько стеснялся, разговаривая с секретарем парторганизации эскадрильи Лузгаревым. На гимнастерке он с гордостью носил орден Красного Знамени.
Командир второй эскадрильи Никонов хорошо сошелся с назначенным к нему штурманом эскадрильи Рябовым и за полтора месяца подготовил эскадрилью к боевым действиям. С его приходом в эскадрилье стало больше порядка и организованности, но еще не хватало духа боевой дружбы. Опытный боевой штурман Рябов хорошо дополнял Никонова, и Никонов не стеснялся признавать, что у его штурмана значительно больший боевой опыт и владение тактикой. Рябов поддерживал в эскадрилье боевые традиции полка.
16 апреля заместитель по политической части командира полка Куфта попросил построить личный состав полка. Он произнес теплую прощальную речь, в которой сообщил, что убывает из полка, вспомнил успехи и потери под Москвой и Сталинградом. От проникновенных слов и воспоминаний о погибших товарищах многие прослезились. Когда расходились, Рябов сказал:
— Куфта прощался с нами, как Наполеон с гвардией, только не целовал Боевого знамени.
Я ответил, что от нас уходит хороший замполит, много сделавший для полка, при всех свойственных каждому человеку мелких недостатках, но не знал, что Рябов так много знает о Наполеоне.
Рябов, остряк и никогда не унывающий человек, четко представлял себе цели и задачи в войне, свою роль защитника Родины, роль и значение окружавших нас людей. Под внешним легкомыслием в нем скрывался талантливый организатор, отважный боец и очень серьезно и много размышлявший человек.
В мае на пополнение полка из Астрахани прибыла группа девушек-оружейниц. Среди них были Лариса Овражко, Валя Макеева, Надя Гейко, две Ольги Поповых, Лида Клименко, Мария Рыхлеева и Женя Мокрожицкая. Это пополнение было очень кстати, так как всех оружейниц, прибывших в полк весной 1942 года, пришлось из-за интересного положения демобилизовать, и готовить вооружение бомбардировщиков к боевым вылетам было некому.
— Что мы будем с ними делать? — сетовал инженер по вооружению Заяц.
— Они будут подвешивать бомбы и готовить пулеметы, — урезонивал его начальник штаба полка.
— Это я знаю, только надолго ли? — вздохнул Заяц.
Конечно, и Заяц, и все мы знали, что девушки умели ловко подвешивать стокилограммовые бомбы, снимать и чистить тяжелые крупнокалиберные пулеметы и пушки, снаряжать патронные ящики на бомбардировщиках, но, глядя на их талии и хрупкие изящные фигуры, было страшно за то, каких сил требовала эта работа.
Новых оружейниц разместили в одной землянке. Два дня они стирались и гладились, развесив на веревках гимнастерки и женское бельишко, а потом старшина Лариса Овражко с песней привела их строем в столовую. Все девушки были в начищенной обуви, хорошо подогнанных гимнастерках и свежих юбочках до колен.
Летный и технический состав в это время тоже не дремал. Все подтянулись и начистились. Вскоре появились и симпатии между Помазовским и Овражко, летчик Марченко полюбил Надю Гейко, а Архангельский был неравнодушен к Лиде Клименко.
В середине мая в полк прибыл новый заместитель командира полка по политической части майор Роднов Михаил Алексеевич.
29 мая командир полка поставил задачу на перебазирование в состав 16-й воздушной армии и приказал мне подготовить план перебазирования летного эшелона, а начальнику штаба — план перебазирования наземного эшелона. В заключение, обращаясь к личному составу, он сказал:
— У нас в полку теперь тридцать летчиков, тридцать штурманов и по столько же стрелков-радистов и стрелков. Все мы будем испытаны войной. Давайте же, друзья, выдержим это испытание с честью.
1 июня мы перебазировались на аэродром Борки, в 16 километрах от Задонска, войдя в состав 16-й воздушной армии Центрального фронта. Командующим 16-й ВА был генерал С. И. Руденко. Одновременно перебазировались на фронт штабы 221-й дивизии и 6-го смешанного авиационного корпуса, в состав которых входил наш полк.
Сталинградская битва стала перевернутой страницей истории. Впереди предстояла битва под Курском.
Закончив размещение полка, маскировку самолетов, организацию связи со штабом дивизии, мы организовали взаимодействие с 517-м истребительным полком. После этого провели ознакомительный боевой вылет полка с участием командира, меня, командиров эскадрилий, звеньев и отдельных рядовых экипажей. Удар нанесли тремя группами бомбардировщиков по немецким войскам в районе Каменска (35 километров юго-восточнее Орла). В этом боевом вылете мы с воздуха ознакомились с начертанием линии фронта, воздушной и наземной обстановкой в районе предстоящих боевых действий, проверили намеченные при организации взаимодействия способы встречи с истребителями, построение общего боевого порядка, порядок управления и взаимодействия.