Тине пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем она смогла повернуться.
И прежде чем она успела что-то ответить, услышала:
— Синьора отдала сувенир мальчику. — Мастер указал насмешливым жестом на семью, которая все еще восхищалась его представлением.
Лука рассмеялся и хлопнул двоюродного брата по спине:
— Я же говорил, она не любит стекло!
Его кузен пожал плечами, как вдруг из соседней комнаты вошла женщина с большим букетом цветов, которые Маттео у нее забрал и поблагодарил за напоминание.
— Спасибо за доставку, — сказал он, протягивая цветы Луке. — Передай, я зайду к ней в ближайшее время.
На прощание Маттео вновь поцеловал Тину в обе щеки.
Они сели в лодку, положили цветы на скамью.
— Кому это? — спросила Тина после некоторого молчания.
Лука помрачнел, глядя вдаль:
— Матери Маттео. Сегодня ее день рождения, но Маттео должен отвезти дочь в больницу. У него не будет времени навестить ее.
— Где она живет?
— Там, — сказал он, указывая на обнесенный стеной остров, к которому, как она поняла, они направлялись.
Тина вздрогнула:
— Но это же…
— Да, — сказал Лука мрачно. — Изола-ди-Сан-Микеле. Остров мертвых.
Глава 10
Кирпичные стены становились все больше по мере приближения. Темные, с белыми вставками, готические, с тремя огромными железными воротами. Сам остров был засажен зелеными кипарисами и соснами, которые угнетали и нагоняли тоску на посетителей еще сильнее. Тина вздрогнула.
— Ты уже бывала здесь раньше, — сказал Лука, когда вытащил лодку на сушу.
— Нет, не бывала. — Тина покачала головой.
— Я вспомнил, ты же не приехала на похороны Эдуардо, — нахмурился Лука. В его голосе слышалось обвинение.
— Я не смогла. У самолета оказались проблемы с двигателем, и он вернулся назад в Сидней. А когда я прилетела в Венецию другим рейсом, похороны уже состоялись, и Лили едва держала себя в руках. Я осталась с ней. У меня не было возможности выразить соболезнования и свое почтение семье.
Лука изучал ее, словно пытаясь оценить, говорит ли она правду. Затем он кивнул:
— Тогда ты можешь выразить свое почтение сейчас, если хочешь. Или останешься в лодке? Некоторые люди не любят кладбища.
— Нет, — сказала Тина. — Ничто не может быть хуже, чем ожидание под звуки бьющихся о скалы и лодку волн. — Я хочу пойти с тобой, если не возражаешь. Мне нравился Эдуардо. И я хочу выразить свое почтение ему.
Лука снова сделал паузу, как бы сопоставляя ее слова с тем, что он знал о ней.
— Как найдешь нужным.
Пройдя через ворота, Тина с удивлением обнаружила — мрак исчез, а вместо него воцарилось спокойствие, которое охватило душу. Казалось, никакие звуки не проникают за эти толстые стены. Только пение птиц и хруст гравия под ногами нарушали тишину. Редкие посетители стояли у могил или просто сидели в тени кипарисов, предаваясь собственным печальным мыслям.
Лука шел впереди мимо рядов аккуратных мраморных надгробий, украшенных херувимами, ангелами и свежесрезанными цветами. Здесь все было усыпано цветами. Лука благоговейно нес в руках букет. Тина поняла: цветы визуально могут сделать мужчину мягче… Но не Луку! Они только подчеркивали его мужественность. И все же он так нежно нес этот букет в больших руках… Как будто это не букет, а колыбель ребенка.
Что бы случилось, если бы их ребенок выжил? Если бы он не родился преждевременно и врачи так и не смогли его спасти? Конечно, Лука не обрадовался бы новости: после одной-единственной ночи страсти появился ребенок… Тем более что его мать дала Луке на прощание пощечину. Захотел бы он встретиться со своим ребенком? Стал бы прижимать его к себе этими большими руками так же нежно, как эти цветы, улыбнулся бы Лука своему сыну? Смог бы полюбить его?
Тина шла, качая головой, стараясь отвлечься от этих мыслей. В них нет никакого смысла… Она ничего не изменит этими мыслями, только почувствует еще один прилив боли.
Они прошли несколько участков кладбища.
— Здесь довольно красиво, — мягко сказала Тина, чтобы не нарушать ощущение вселенского спокойствия. — Настолько мирно и ухоженно… Больше похоже на сад, а не на кладбище.
— Семьи усопших заботятся о могилах, — ответил Лука, сворачивая на другую дорожку. — Они все умерли недавно. Количество мест здесь ограниченно, так что усопшие могут быть похоронены здесь лишь в течение нескольких лет, а потом их перезахоранивают в другом месте.
Тина вспомнила: она что-то читала об этом. Примерно когда умер Эдуардо… Это кажется странным — беспокоить мертвых и перемещать их останки с одного кладбища на другое. Но кто не хочет иметь возможность отдохнуть, по крайней мере некоторое время, в такой красивой обстановке, с таким прекрасным видом на Венецию, на море?
— Мать Маттео ведь недавно умерла?
— Да, два года назад, но место здесь не является проблемой для нашей семьи, — продолжал Лука. — Семья Барбариго хоронит здесь своих членов в склепе. Уже давно, с наполеоновских времен, когда кладбище было создано.
Склеп из белого мрамора стоял отстраненно от других склепов, он был чуть больше маленькой часовни. Все это, без сомнения, наглядно демонстрировало силу и богатство его семьи, существующей уже несколько веков. Два ангела молились на воротах, преграждающих вход посторонним, как будто наблюдая за тем, кто вошел, а кто вышел. Карликовые сосны росли по обе стороны двери, смягчая очертания каменных стен.
Тина взяла у Луки цветы, пока он искал ключ и открывал замок. Дверь скрипнула, потянуло сыростью и холодом. Лука зажег свечу на стене, и теперь она, мерцая, освещала золотым светом темное пространство. Он взял у Тины цветы, а потом, прежде чем войти, на мгновение склонил голову.
Тина ждала его снаружи. Он сказал несколько слов по-итальянски, тихо и быстро, но она услышала имя Маттео, и она поняла: Лука разговаривает с тетей, передавая сообщение своего двоюродного брата.
Лука так верен своему слову. Так честен… И это несколько неожиданно…
Тина не хотела больше ничего слышать. Она глубоко вздохнула и отошла.
В саду было тихо и мирно, он был залит солнечным светом, пробивающимся сквозь крону деревьев. Лишь листья шуршали от легкого ветерка. Здесь спокойно и безлюдно по сравнению с переполненной Венецией.
Она наткнулась на надгробие со скульптурой ребенка, восходящего по лестнице в небо. В его руках были свежие цветы, которые малыш протягивал ангелу, улыбавшемуся ему сверху, терпеливо ожидавшему его там.
Тина опустилась на колени и коснулась холодного камня, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза из-за еще одного потерянного ребенка.
— Ты выразишь свое почтение Эдуардо?
Тина заморгала и повернулась, вытирая слезы, избегая вопросов в его глазах:
— Конечно.
Она последовала за Лукой в сумрачное помещение, стены которого были заполнены дощечками с именами и молитвами для тех, кого похоронили здесь за все эти годы.
— Так много! — сказала Тина, пораженная количеством табличек.
Она увидела цветы, украшавшие одно из надгробий, они принадлежали матери Маттео.
— Эдуардо здесь, — сказал Лука, указывая на надгробие у противоположной стены. — Его первая жена, Агнета, лежит рядом.
Тина подошла ближе. Жаль, что она не купила букет цветов.
— Я оставлю тебя с ним наедине, — сказал Лука и вышел. Тина отошла к стене, чтобы пропустить Луку, и заметила имена на стене рядом. — Это твои дедушка и бабушка? — спросила она, и он остановился.
— Это мои родители, — сказал Лука с каменным лицом, указывая на другие имена: — Мои бабушка и дедушка в строке ниже.
Лука развернулся и вышел, оставив ее. Его родители? Тина снова посмотрела на таблички, увидела даты и поняла: они умерли в один день почти тридцать лет назад. Луке было совсем немного лет тогда…
Когда через несколько минут она вышла из склепа, Лука был холоден и отстранен. Он надел солнцезащитные очки, пряча глаза.
— Все? — сказал он, закрывая дверь ключом.
— Лука. — Тина положила руку ему на плечо, чувствуя его напряжение через тонкую ткань рубашки. — Мне очень жаль, я понятия не имела… ты потерял обоих родителей…
— Это не твоя вина, — отрезал он.
— Ты был такой маленький. Я понимаю твое горе.
Лука резко убрал ее руку:
— Что ты понимаешь? Что ты знаешь о моем горе?
Боль утраты пронзила ее:
— Я знаю, что такое потеря. Знаю, каково это, — потерять того, кого любишь.
«Лучше, чем ты когда-либо сам поймешь», — пронеслось в ее голове.
— Я рад за тебя, — бросил Лука и направился обратно к лодке.
Когда они вернулись, на столике рядом с кроватью Тина нашла коробку.
— Что это? — спросила она. — Я ничего не заказывала.
— Открой и посмотри, — отрезал Лука, прежде чем исчезнуть в ванной комнате.
Это были первые слова Луки после посещения кладбища. Его молчание не беспокоило Тину на протяжении всего пути домой. Оно ее полностью устраивало.
Для нее Лука снова стал злодеем. Это искоренило проблеск нежности, которая зарождалась в душе Тины. Не нужно искать в Луке качества, которые так ей нравились. Лучше, когда он холоден и тверд, неприступен и абсолютно не готов прощать. Так ей гораздо комфортнее, так она могла ничего к нему не испытывать.
Тина нашла конец ленты и потянула его, развязывая узел на коробке. Нашла другой конец и сняла ленту, открыла коробку, а потом еще один слой упаковки.
Нет!
Лука вернулся из ванной, уже без галстука, его рубашка была наполовину расстегнута, обнажая грудь. Тина старалась не смотреть на него, но все равно взглянула, когда он снял туфли.
И тогда она вспомнила о коробке:
— Откуда это взялось?
Он пожал плечами и снял с себя рубашку:
— Тебе нужен был новый компьютер.
— Мой компьютер прекрасен!
— Твой компьютер — динозавр.
— Сам ты динозавр!
Лука сделал паузу, наполовину сняв с себя брюки. И Тина не могла не почувствовать разряд примитивной похоти, пронзивший ее.