— Эй, Хоттабыч, в чём дело? — разгневанно обернулся к джинну Виктор Иванович.
Но вместо тощего седобородого старика перед ним стоял молодой красавец с фигурой Жана Марэ и лицом Алена Делона.
— Извини, хозяин, — ехидно ухмыльнулся красавчик. — Ты сам велел мне выполнить желание твоей жены. А теперь покинь спальню — пришла пора удовольствий.
— Верни всё в зад! — взревел Виктор Иванович. — Ну, Клавка…
— Не могу, — засмеялся Махмудыч, демонстративно поглаживая голый подбородок. — Придётся подождать, пока снова отрастёт моя борода.
Джинн ловко вытолкнул Виктора Ивановича из спальни и закрыл дверь.
— Ах ты, тварь! — заорал Виктор Иванович. — Неблагодарный раб! Я вам покажу удовольствия!
Виктор Иванович схватил с пола бутылку, из которой появился в его квартире наглый джинн, и со всей дури швырнул её в дверь спальни. Бутылка, как резиновая, отскочила от двери и долбанула Виктора Ивановича твёрдым донышком прямо в лоб. У того от боли и обиды из глаз брызнули слёзы. Он сидел на полу и ревел, как пацан, потирая лоб и размазывая по щекам слёзы и сопли.
— Витя, что с тобой? — вдруг услышал он над собой встревоженный голос жены.
— Пошла вон, шлюха! — рыдал Виктор Иванович. — Предательница! Возвращайся к своему Хоттабычу, или как там его.
— Нажрался уже! — зло вскрикнула Клавдия Петровна. — Не утерпел, алкаш несчастный.
Виктор Иванович протёр глаза. Перед ним стояла разгневанная жена. Не молодая сексапильная красотка, а родная, расплывшаяся от времени и забот Клавдия Петровна. В старом домашнем халатике, с подвязанным кухонным фартуком. Из-под косынки выбились пряди седых волос. От неё вкусно пахло жареным мясом и специями.
— А где джинн? — растерянно пробормотал Виктор Иванович, потирая шишку на лбу.
— Какой ещё джин? — закричала Клавдия Петровна. — Тебе что, водки мало? Вот придут к внуку Дед Мороз со Снегурочкой, у них и проси хоть джин, хоть виски. А сейчас немедленно наведи здесь порядок. Мне некогда за тобой прибирать. Скоро гости пожалуют, а я ещё не одета.
И Клавдия Петровна ушла в спальню, громко хлопнув дверью.
Виктор Иванович услышал бульканье. Из лежащей рядом знакомой посудины джина Махмудыча толчками вытекали остатки водки. За окном с пулемётным треском взрывались петарды. Видать, испугавшись первого взрыва, Виктор Иванович уронил бутылку и, нагнувшись за ней, со всего маху приложился лбом о край стола.
Виктор Иванович поднял злополучную бутылку, встал и вытряхнул в рюмку остатки водки. Смакуя, выпил. Водка оказалась обычная, не палёная и не разбавленная. Виктор Иванович отнёс пустую бутылку в мусорное ведро. Взяв швабру, он задумчиво повертел её в руках и поставил на место.
— Ну, лужа на ковре, — подумал он. — И что? Не конский же навоз. Сама испарится.
«Вы что, водкой полы моете?» — вспомнилась ему фраза из спектакля «Дни Турбиных».
— Моем! — хихикнул Виктор Иванович.
Он достал из холодильника новую бутылку водки и с опаской посмотрел её содержимое на свет.
Жидкость как жидкость, ничего постороннего не плавает. Виктор Иванович потрогал шишку на лбу и захохотал.
— Ну, Хоттабыч, попадёшься ты мне!
Валерий Цуркан. Сын вечного мрака
«До свиданья, малыш,
Я упал, а ты летишь.
Ну и ладно, улетай…
В Рай!»
Агата Кристи. «Я буду там»
Сон был тяжелым и реалистичным.
Напарники обмывали сделку. Выпили изрядно, а после сели по машинам и разъехались по домам. Проезжая мост через Волгу, «Тойота» снесла ограду и нырнула в реку. Когда легкие стали наполняться ледяной водой, спящий резко проснулся, как всегда бывает в таких снах.
***
Константин открыл глаза и понял, что лежит не в своей спальне на мягкой тахте, а на неудобной железной кровати, с дужек которой отслаивалась краска. Похоже, попал в больницу. Высокий белый потолок, два ряда кроватей, все говорило об этом. Но если это больничная палата, то почему без окон? А двери где?
Зачем он здесь? Что случилось? Пытался вспомнить, но в памяти были лакуны. Помнил свое имя, помнил все, что с ним происходило, кроме последнего дня. Этакая частичная амнезия. Может, действительно, напился, как привиделось во сне. Хотя такого грешка за собой не припоминал.
Приподнялся на локте и осмотрелся. Половина кроватей ожидали пациентов, на других лежали люди — мужчины и женщины.
— Уважаемый… подскажите, где мы находимся…
Лежавший по соседству мужик лет пятидесяти скосил на него глаза и снова уставился в потолок. Ответа так и не последовало.
Отбросил простыню и заметил, что он абсолютно голый. Никто не смотрел в его сторону, но все равно ходить обнаженным по палате постеснялся. Замотался в простыню, как древний римлянин в тогу, поднялся и подошел к молодому соседу.
— Слушайте, это что? Где мы сейчас находимся? Это больница? Или вытрезвитель? Или, блин, сумасшедший дом?
Парень посмотрел на него и еле слышно ответил:
— А я знаю? Я тоже ничего понять не могу. Вроде бы и не бухал вчера, а оказался тут.
Константин обратился еще к двоим, но и те тоже ничего не знали. Пожилой сказал, что лежит здесь уже три месяца и за это время не видел ни одного врача. Другие промолчали.
— А кормят хотя бы?
— Нет. Да не особо и хочется.
— Три месяца без еды?
— И без воды, прикинь.
— Но как же это?
— Не знаю. Ни есть, ни пить не хочется. Как я еще не сдох…
Константин ему не поверил. Невозможно не есть и не пить три месяца кряду. Наверное, это все-таки вытрезвитель… Но ведь пил только во сне… А сон ли это?
Обойдя всех пациентов этой странной палаты, прошелся вдоль стены, но не нашел дверей. Дом без окон без дверей, полна горница людей.
Вернулся и лег на койку. Железная сетка жалобно скрипнула. Попытался уснуть и закрыл глаза, но мозг был возбужден, и в голове кружились тысячи мыслей, не позволяя расслабиться. Все это было похоже на сумасшествие. Но если человек считает, что сходит с ума, то он вполне здоров. Так где же он находится? И так его одолели эти мысли, что все-таки уснул, сам не заметив этого.
И приснился тот же самый сон. Вода в Волге была холодная, вливалась в легкие, выдавливая из них воздух…
Открыл глаза. Ничего не изменилось. Все та же палата и те же люди. Хотя нет… что-то стало иначе. В стене появился дверной проем, из него бил ослепительно белый свет.
От яркого света глаза заслезились. Проморгавшись, Константин поднял веки и увидел у своей кровати высокого и широкоплечего человека. Одет в черные кожаные штаны и куртку, ковбойские сапоги, а на голове была повязана байкерская бандана. Пышные усы делали его похожим на бравого кавалериста Буденного.
— Поднимайся. Поехали.
— Куда?
— На кудыкину гору. Много будешь знать, мало будешь спать.
— Мне что, в таком виде ехать? — Константин на мгновение отбросил простыню, показав себя во всей красе.
— Мертвые сраму не имут.
— Эй, я еще живой!
— Да конечно! — байкер Буденный хохотнул, покрутив пальцем усы. — Это ты своей бабушке будешь рассказывать. Кстати, могу устроить вам рандеву.
— Погоди… Я что же? Умер?
— А как бы ты выжил? Сам посуди — напился, со всей дури с моста… да еще воды нахлебался.
Вспомнился тот сон. Так, значит, все это было правдой. Он разбился…
— Постой! Я же помню, что непьющий. Как же я мог напиться?
Байкер пожал широченными плечами.
— Сие мне неизвестно. Я могу знать только о последних минутах жизни. Факты таковы — в пьяном виде ты сел за руль и утоп в реке. Машину жалко, почти новая. Пойдем, я покажу тебе новый мир.
Дух умершего покорно поднялся, замотавшись в саван.
— Куда мы?
— На последний бал! — Собеседник поправил бандану. — А после в чистилище. А куда дальше — одному богу известно. Он строгий пастырь.
— А… остальные? — завернутый в саван указал глазами на лежавших в кроватях.
— Им еще рано. Их время не пришло. Ну давай скорее, мне еще пиццу развезти надо.
Выходя в проход, из которого бил яркий свет, Константин оглянулся. На него никто не смотрел, все пациенты были заняты собой. Он догнал идущего впереди.
— Слушайте, а вы кто? Ангел смерти?
Бандана кивнула.
— Ну вроде того. Я посредник. Раньше на лодке возил вас, а нынче современные технологии, мне навороченный байк выдали.
— Так вы Харон?
— Он самый. А еще меня зовут сыном Эреба и Нюкты, сыном вечного мрака и просто Лодочником. Но давай сразу уясним — мы на ты. Не люблю я этого выкания. Айда, с ветерком прокачу.
Двое оказались на ночной дороге. Высоко в небе сияли яркие звезды, над горизонтом серебрилась Луна.
Рядом стоял огромный мотоцикл. Широченные колеса, длиннющая, метра два, передняя вилка, автомобильный руль, дутый бензобак, напоминающий по форме, да и по размерам, скорее, бак от легковой машины, чем мотоциклетный, огромная зарешеченная фара — это был очень странный мотоцикл. Он был, как механическое детище Франкенштейна, собран из разных мотоциклов и автомобилей. На руле висели два шлема в виде маски чумного доктора.
— Это ездит? — неуверенно спросил новопреставленный, закутавшись поплотнее в саван.
— Ездит? — буденовские усы задрожали от хохота. — Летает! Сейчас убедишься! Я лучшее в мире привидение с мотором! Хоть меня по привычке и продолжают называть Лодочником, но в душе я мотоциклист!
— Я бы предпочел пешком пройтись… не хотелось бы убиваться во второй раз.
— Не боись! Убитых не убить!
Сын Эреба и Нюкты сел на железного коня и нажал кнопку стартера. Мотор глухо заурчал, от вибрации застучали зубы. Харон надел один шлем сам, а второй протянул пассажиру.
Константин уселся позади, уткнувшись клювом маски в спину проводника душ.
— Стесняюсь спросить, а на фиг мне шлем, если я уже умер?
— Не на фиг, а на голову. Правила-то надо соблюдать. Садись давай. Прокачу с ветерком! Держись!