и. Разве ты не знаешь их мысли?
— Да что ты заладил, «Ты же Харон, ты же Харон!». Я всего лишь оказываю транспортные услуги, у меня и лицензия есть. Вот! — Лодочник сунул в лицо какую-то мятую бумажку. — А знать все, что там у вас было до смерти, мне не положено. Ну так что? Послушаем вдовушку?
Константин порывался уйти, но любопытство все же перевесило. Ему стало интересно узнать о том, как и зачем два близких ему человека пошли на предательство.
— Ладно… остаемся. Но ты поишь меня водкой. Наверное, понадобится много водки!
— Лады!
Остались стоять напротив дивана в ожидании, что скажут Таня и Степан. Но те не спешили откровенничать и предались плотским утехам.
— На моем диване! — закричал Константин.
— Теперь это уже не твой диван. Наблюдаем дальше! Мы должны выведать тайну!
— Да какую, на фиг, тайну! Мой друг причастен к моей смерти и к тому же дрючит мою жену!
— Это уже не твоя жена, — заметил сын вечного мрака. — Да и друг тоже, мягко говоря.
— Ты издеваешься надо мной? Мой друг…
— Дрючит твою жену…. Я это уже слышал. Но ты хочешь узнать правду или нет?
Таня закричала так, как никогда не стонала под мужем.
— Вот это признание! — с восхищением воскликнул Харон. — Еще немного и мы узнаем правду!
— Я слишком много узнал, с меня хватит.
Константин вышел в прихожую и направился к двери. Едва открыл ее, увидел перед собой Харона.
— Ты испортишь все расследование! Вернись назад!
— Да пошел ты! Просто скажи, что тебе хочется посмотреть, как они…
— Разумеется. Я ж не каждый раз такое вижу. — Харон поморщился. — Мне чаще жмуров видеть приходится. Причем весьма унылых. Ну или заказчиков пиццы, но там ничего такого… пиццу отдал, деньги забрал. Никакой эротики.
— Ну так и оставайся досматривать. Я пас.
Лодочник ткнул пальцем в потолок.
— О! Я знаю один способ. Я… хм… могу поместить твое сознание, твою душу в тело этого хахаля. И ты узнаешь все сам. Десять минут я тебе даю. Десять минут настоящей жизни. Хочешь?
Это было такое заманчивое предложение, что он не смог отказаться. Было гадко и противно находиться рядом со своей бывшей женой после всего того, что увидел. Но это будет продолжаться не больше десяти минут. И за это время он многое узнает.
Байкер положил руку ему на плечо.
— Крепись, мужик. Готов? Сейчас ты перенесешься в тело твоего бывшего друга.
Константин кивнул, и в следующее мгновение его сознание помутилось и на некоторое время он отключился. А когда очнулся, то не сразу понял, что происходит. Вспомнил последние события и сообразил, что не просто совершает поступательные движения, а лежит на собственной жене. Губы их слились в страстном поцелуе, а его руки скользили по ее телу.
— Милый, что случилось?
Таня отстранилась и с удивлением посмотрела на него.
— Все нормально, родная.
— Ты словно другим стал. Ты меня любишь?
— Разумеется, дорогая.
Он поймал ее губы своими и до боли впился в них.
Харон похлопал его по плечу.
— Эгей, у тебя десять минут!
Константин оторвался от жены.
— О черт… а нельзя как-то увеличить лимит?
— Ну… еще на десять минут… ладно, пятнадцать. Итого двадцать пять.
— Милый, ты с кем говоришь?
— Не обращай внимания, дорогая!
Константин усилил напор, и Таня в экстазе закатила глаза.
Через двадцать минут, расслабленный, он смог, наконец, заняться памятью Степана.
«Ну давай, — думал, копаясь в пластах чужой памяти. — Расскажи мне, как вы меня убили… и за что».
И увидел.
Вдвоем со Степаном сидели в ресторане, обмывали новый заказ. Было много пива и водки. А когда стали разъезжаться, Константин решил вести свою машину сам. Ему бы вызвать такси, оставить машину на стоянке. Но нет, он сделал выбор. Всегда ездил за рулем сам. Но в этот раз было много водки. А Степан словно ждал этого. Нет, не совершил ничего предосудительного… но не стал его отговаривать. Когда расстались и Константин уехал, Степан вызвал такси.
«Вот гад… Знал, чем это кончится. Он меня, можно сказать, подтолкнул… но зачем?»
В мозгу мелькнуло — а что если остаться в этом теле? Удастся ли Лодочнику забрать его, если решится остаться здесь? Это было бы здорово!
Память Степана продолжала распаковываться.
Звонит телефон. Таня в слезах, захлебываясь плачем, рассказывает, как муж ее избивает. Ежедневно, жестоко. Каждый вечер.
«Правда? А я этого совершенно не помню. Я ведь не бил ее! Или… бил? Я не помню!».
В короткое время перед его мысленным взором развернулась история любви — Степан стал встречаться с Таней за спиной друга. Сначала пытался ее поддержать в тяжелой ситуации, но начал испытывать к ней чувство. И каждый раз, когда желал разобраться с мужем-садистом, она его останавливала. Нет, говорила она, нельзя, чтобы Костя узнал. И лишь в последний день сказала — этого нельзя больше терпеть, от него надо избавиться, иначе забьет ее до смерти. План был прост — напоить и не остановить, авось разобьется. План сработал.
Но странно… Он совершенно не помнил, чтобы бил ее. Нужно спросить у Харона — бывает ли такая выборочная потеря памяти.
Мысль остаться, навсегда вытеснив сознание Степана, убралась в дальний уголок. Теперь он не мог так поступить. Наверняка все так и было — он ежедневно избивал свою жену, и Таня начала искать поддержку. И нашла. Кто знает… может быть, там большая и чистая любовь. А он уже умер… Так пусть живут, голубки, совет, как говорится, да любовь.
***
— Я все узнал… больше, чем хотел.
— Не собирался ли остаться там? Вместо своего друга?
— Была мысль… но я подумал — доктор сказал в морг, значит — в морг.
Константин рассказал все, что узнал.
— А бывает такое, чтобы я не помнил ничего после смерти? — спросил он.
Сын вечного мрака похлопал его по плечу.
— У всех так. Люди стараются забыть все плохое. А ты… мужик! Ты мне нравишься. Ты раскаялся и дал им шанс. Молодец. Пусть они живут.
— И куда теперь?
— Покатушки кончились. Едем на последний бал, и в Чистилище. Хотя ты уже малехо очистился, тебе скидка будет.
— А пиццу?
Харон протянул ему маску чумного доктора.
— Цигель, цигель, ай-лю-лю… уже не успеваем.
А потом Константину пришло в голову… а если Таня подставила их обоих? А если ничего не было? Ведь никаких доказательств она не предоставила — каждый раз звонила Степану по телефону и давила на жалость. И теперь… избавилась от муженька и получила его половину бизнеса. И взялась за Степана. Сказать бы Харону, но мотоцикл уже летел высоко над землей в зыбком пространстве между мирами. Если это и так, то Степану придется выкручиваться самому. Может статься, они скоро встретятся.
«До свиданья, малыш,
Я упал, а ты летишь.
Ну и ладно улетай…
В Рай!»
Павел Веселовский. Огонь и кровь
Пыльный, сухой воздух. Запах с привкусом металла — как будто натёрли ржавого порошка и посыпали вокруг. Косые обрубки солнечных прямоугольников, живописные трещины в каменном полу. Ни травинки, разумеется. Гулкая бетонная тишина. Впрочем, есть звук: эхо несуществующего песочного скрипа. А чашка с водой подле меня — безмолвна.
— Вы читали манускрипт Войнича? — голос мягкий, как бархат, почти ласкающий.
— Не припомню. Войнич — это который «Солдат Чонкин»?
— Нет, тот Войнович. А это поляк, Вилфрид Войнич, случайный персонаж, на самом деле. Нашёл манускрипт в 1912-м году, и будучи коллекционером, не стал выбрасывать. Ничего не понял, но интуиция подсказала оставить. Двести сорок страниц с иллюстрациями, и вот уже больше ста лет никто не может расшифровать. Уникум! Начало пятнадцатого века! Недавно привлекали целый кластер суперкомпьютеров, последний писк искусственного интеллекта, миллиарды лингвистических дешифровок — и пшик, ничего. Абсолютно непонятный язык.
— Ну и как бы я мог это читать?
— Не знаю. Потому и спросил. Было бы проще всего признать манускрипт подделкой или мистификацией, или удачной шалостью какого-нибудь средневекового шизофреника. Мало ли сумасшедших монахов сидело тогда по кельям во Фландрии, на Мальте, в Оксфорде. Но увы, учёные сходятся во мнении, что рукопись всё-таки осмысленная.
— А что за иллюстрации там?
Я беседую с ним только потому, что скучно. Особого выбора нет. В принципе, он хороший собеседник, умный. Вот только этот вкрадчивый голос, всегда текучий, даже липкий — он бесит.
— Иллюстрации тоже хороши. Фантастические растения — удалось распознать не более одной десятой из их числа; разные алхимические опыты, аптекарские рецепты, циклы физиологии. Ни на что не похоже, никаких аналогов. Ещё голые женщины, много обнажённых дам, купающихся в зелёной слизи. Вам это знакомо?
Я только усмехаюсь. Сдвигаю немного ногу, и слышу, как подошва хрустит частицами пыли. Наверное, в микроскоп каждая из них — целая скала, с иззубренными боками, с вкраплениями блистающего кварца и радужных окислов. А ещё волокна, как корни умершего леса. И хлопья сухой, отпавшей кожи. И подохшие постельные клещи. Картина заброшенного кладбища… В общем, лучше без микроскопа.
Он продолжал:
— В прошлом году один полубезумный лингвист из Бристоля — его фамилия Чешир, представьте — объявил, что нашёл ключи к расшифровке рукописи. Опубликовал статью, где утверждал, что язык манускрипта — протороманский. Очень складно объяснял. Ему сначала поверили, а потом засмеяли, ведь нет никакого протороманского. А недавно нашли мёртвым на чердаке собственного дома… Кто-то затолкал ему в горло кактус. Сейчас разбираются — до или после смерти.
— Похоже на детектив.
— Да. Вы же не посещали Бристоль прошлым летом?
— Нет.
— Это правда. Не посещали, я проверил. Хм…
Он пристально смотрит на меня, его глаза холодны и печальны, а череп лыс. Пожалуй, он немного похож на разумного варана. Или на облысевшего стервятника. Мне он неприятен.