Он закончил, и за столом на несколько секунд повисла пауза. Живая музыка плыла по залу, не мешая разговору…
— Знаете, пацаны, — немного грустно сказал Юрик, — послушал я вас, и стало мне не по себе…
— Ты чего, Юрик? Брось! — поддержал его Женька. — Что у тебя случилось? Выкладывай!
— Да говорить, похоже, нечего, — отмахнулся Юрик.
— Чем занимаешься-то? Прикид у тебя хороший. В науке столько не заработаешь.
— Нет больше науки. По крайней мере, для меня. На винно-водочном заводе работаю.
— Дегустатором, что ли? — неловко сострил Женька, но тут же осекся. Юрик не засмеялся, значит, дело было действительно серьезным.
— Начальником отдела специальных и уникальных напитков.
— Это как? — не понял Славик. — Разрабатываешь новые сорта, что ли?
— Если бы… — Юрик опять вздохнул. — Как вам коньяк?
— Так себе, — ответил Женька. — Средненький.
— А вот смотрите, что будет сейчас…
Юрик взял бутылку, провел по ней правой рукой — и этикетка «Три звездочки» Кизлярского завода превратилась в «Пять звезд» Армянского коньяка. Еще одно движение — и вместо «Пяти звезд» появилось GIBOIN COGNAC Х. О. Royal.
— Попробуйте. Божественный напиток. Шесть с половиной лет выдержки, — сказал Юрик, разливая из новой бутылки французский коньяк, но русской меркой — по полной рюмке.
— Как это у тебя получилось? — широко раскрыв глаза от удивления, спросил Женька. — Фокус?
— Какой, черт, фокус! — махнул рукой от досады Юрок. — Никакого обмана. Как выходит — сам не знаю. Волшебство какое-то. Объяснения нет, а факт налицо.
Официант, проходя мимо их столика, подозрительно скосился на бутылку, и произнес:
— У нас со своим не положено…
Они помолчали в задумчивости.
— Как же ты… до такого? — спросил участливо Женька. Юрик смутился и пожал плечами:
— Сам не знаю, пацаны. Получилось так.
Друг похлопал его по спине: мол, крепись, в жизни всякое бывает.
— А давайте выпьем за то, чтобы в небе всегда оставалось место для наших звезд! — предложил вдруг Славик. Это было так на него непохоже, что Юрик с Женькой вначале посмотрели друг на друга удивленными взглядами, и только потом отчаянно закивали головами.
Елена Шмидт. Суаре на костях
Сегодня проснулась рано. Не то, чтобы мне куда-то надо, а так — по однажды заведённой привычке. Постель решила не застилать. Мне всё равно, а гости уже давно не заходят. Вот кстати вопрос. А почему не заходят?
Соседи как-то уехали на дачу и не вернулись. Дышат, наверное, свежим воздухом, ягоду-малину едят и клубникой закусывают. Да и какой от них толк, от этих соседей? Так — привет-пока-как-дела-ещё-не-родила.
Друзья? Были когда-то, да все вышли, примерно в это же время. Ну и фиг с ними — кому нужны такие друзья, которым не интересно, что со мной происходит.
Недавно я обнаружила, что куда-то подевались все мои записки. Я же хорошо помню: шесть исписанных аккуратным ровным почерком толстых тетрадей. Я писала всю жизнь раз в месяц ещё со школы. Иногда записи были совсем коротенькие типа «июнь выдался дождливый», а иногда занимали по несколько страниц, наполненных яркими впечатлениями и маленькими радостями жизни.
Где я только не искала. В столе, в шкафу, даже на кухне и лоджии. В банках с крупами завелась моль — последнее время я не испытываю чувства голода. В столе полно всякого хлама, а под кроватью я нашла приглашение на суаре с оторванным краем. Там буквы не все видны, но «с» довольно чёткое и «приглашаем на» читается. Вот я и подумала: хорошее же дело.
Поставила открытку на полочку возле фарфоровой лошадки с отбитым ухом.
***
Теперь я пишу свои дневники мысленно. И что самое интересное — великолепно их запоминаю. Каждую буковку, каждую запятую. Ведь это единственное, что мне осталось в этой жизни.
А было ли что-то ещё?
Нет, не помню.
***
Опять поднялась ни свет ни заря. От смутного и беспричинного беспокойства. Это было что-то неопределённое, но тягостное. За окном выл ветер и хлестал по стеклу дождь, по комнате метались смутные тени, а я ходила из угла в угол и не понимала, что со мной происходит.
Неприятный день и написать нечего.
Почему?
***
Долго не «писала», потому что искала свою технику. Внезапно меня осенило: в квартире были ноутбук, телефон и планшет. На счёт телевизора не уверена, но очень может быть. Они у всех были, правильно? Правильно. Ведь телевизор — главный атрибут повседневной жизни, её украшение можно сказать.
Спрашивается: куда всё это делось и откуда я знаю, что оно было?
Вопросы, вопросы, голова пухнет от этих вопросов.
***
В результате поисков я поняла, что в квартире не осталось ничего мало-мальски ценного. Даже выпивки нет, а в холодильнике мышь повесилась. Так. Стоп. Я метнулась на кухню и обнаружила, что его тоже нет. Ну, это уже ни в какие ворота. У меня там бутылочка Шато Шеваль Блан была припрятана. Сорок седьмого года, между прочим! Друг привёз с женевского аукциона. Рассказывал, что его там то ли забраковали, то ли с продажи сняли по какой-то причине. А, вспомнила: там сургуч был сколот в нескольких местах над пробкой. Посчитали испорченным.
И что из всего этого следует? У меня всё-таки был настоящий друг. Не холодильник, конечно, но и холодильник тоже был.
А кто?
В раздумьях провела остаток дня. Куда же всё это исчезло?
***
Покушать всё ещё желания нет, но чем больше думаю о пропавшей бутылке, тем больше мне её хочется выпить. Прямо кожа зачесалась, как хочется, но я поняла одну нехитрую истину. Ой, кажется, это не я сказала. Какой-то писатель сказал. Очень даже известный. Ладно, бог с ним. Каждый в жизни сказал что-нибудь значимое. Даже я. Надо только оценить степень значимости.
Так вот что я поняла. Мою квартиру обокрали! Это, конечно, не объясняет отсутствие вокруг меня людей, но вполне вписывается в стройную теорию пропажи. Ура! Я мыслю как Шерлок!
Странно, что при упоминании этого имени мне в голову пришёл набор корпусной мебели в гостиной, а не знаменитый сыщик из книжки.
Вот оно! Книги! Они были сложены в коридоре аккуратными стопками — надо будет разобрать на досуге. Мебели не было и в помине. Печально. Воры попались интеллектуально неразвитые.
***
Песню вспомнила. «Привет, Андрей». Рингтон на моём телефоне. Скорее всего, так звали моего друга.
Странная это штука память. Песня вспомнилась, а друг нет. Мне кажется, он меня чем-то обидел. Досадно, если из-за ерунды. Знаю — иногда меня заносит. Чувствую, что надо остановиться. Чувствую, а не могу.
Вот и сижу теперь спокойная, как помидор. Но одна.
А нужно ли мне это спокойствие?
Или помидоры…
***
Долго разбирала книги. Сначала решила сложить по алфавиту, потом по тематике. Русские, зарубежные, фантастика, приключения, детективы. Была ещё небольшая стопка любовных романов. Мне кажется, это не мои. Точно не мои. «Она обвила руками его шею и приняла активное участие в происходящем». Как такое вообще читать можно?! Или вот: «В его поцелуях не было никакой неуверенности. Он точно знал, как найти её губы». Бр-р-р!
Другое дело завалиться с очередным Кингом на диван под тёплым пледом…
Самая большая стопка — Стивен Кинг.
Читать интересно.
***
Я в доме престарелых?! С одной стороны это объясняет отсутствие моих вещей. Но люди! Должен же быть хоть какой-то персонал, в конце концов.
Нет, не катит. Не чувствую я себя старой. Хотя бы до такой степени, чтобы там находиться.
***
Сегодня долго смотрела на улицу. Время вокруг меня будто замерло. Там, за окном бурлила жизнь. А здесь в тишине моей квартиры она остановилась.
В мусорном ведре я нашла свои тетради — все шесть штук. И почему сразу не посмотрела?
А под ними лежала вторая половина открытки. Я даже не сразу обратила на неё внимание. Только потом прочитала.
«Приглашаем Вас на погребение… Светланы… которое состоится…»
Остальное было заляпано чем-то тёмным, липким и пахло вином.
Анна Рэйвен. Добрый Некромант
В жизни каждого уважающего себя некроманта наступает момент, когда он думает о будущем. Конечно, некоторым образом способствует этому тот факт, что в невестах у него ходит сама Смерть. Разумеется, загробная жизнь имеет место, но до нее еще добраться надо, а это ой как непросто! Да и старость никто не отменял. Пусть она придет медленнее, но ведь придет, зараза!
И тогда моя дорогая Смерть разлюбит меня, выберет себе нового Некроманта, а мне останется доживать в тенях ее любви, а дальше — загробный мир, где уже всё так знакомо…
Словом, представьте, что вы умираете на работе и попадаете на работу. Во-от… Каждый некромант рано или поздно начинает задумываться о том, что годы надо как-то доживать. На что-то нужно. Перед тем, как в качестве клиента попасть на свою же службу, хочется хоть как-то себя вознаградить. И неважно, Добрый ты Некромант, или Злой… пока ты жив — тебе придется думать о жизни. Впрочем, мертвый некромант — это всегда повод для шуток среди его же коллег. Знаете, как они поступают? Вызывают его дух и рассказывают ему в красках про его же похороны. Дух отбивается, плачет, хочет уйти. И не может. Такое вот у нас… профессиональное!
Но я Добрый Некромант. Я так не делал. Наблюдал — да. Но сам так не делал. А меня не любят. И, чует мое бедное сердце, со мной еще не так поступят все, кого я обижал. А я, хоть и добрый, но обижал знатно.
Словом, рано или поздно у каждого представителя нашей славной службы приходит кризис осознания. Когда ты оставлен от силы Смерти, когда она тебя выпускает почти насовсем из своего поля зрения, твоя сила истончается, и всё, на что ее хватает — это только на продление себя самого в мире живых.
Разумеется, ни о каком заработке речь уже не идет. Никаких клиентов не потянешь с такими-то приколами от самого себя.
Кто-то из некромантов копит, всю жизнь скрупулезно складывает монетку к монетке. Кто-то копит ценности. Есть и те, кто просто находит удачный брак.